БЕДНЫЙ ПОЭТ БРОДЯГА
Савва РАДУЛОВИЧ
Впервые на русском!
Перевод Саввы Радулович с сербского
«Везение», часть 18
БЕДНЫЙ ПОЭТ БРОДЯГА
Бедность может быть только в духе, а не в пустых карманах. Знаешь, карманы можно набить, а бессердечный человек остается таким, пока он существует. Поэтому не скорби, стань богатым духом, куда бы ты ни пошел. Никогда не знаешь, сможет ли он набить твои передние карманы и сделать тебя счастливым миллионом разных способов. Одно можно сказать наверняка, с ним легче жить, как бы для тебя это ни звучало чуждо. Многие идеи продают остроумие и ловкость духа, а не деньги, если речь идет о правильных вещах. Насчет поэтов я вам не ручаюсь, так как их часто сдерживает нереализованная любовь, из-за которой они полжизни скитаются с полным сердцем, карманы до краев набиты стихами, а денег нет. Лишь после смерти начинают жить они, эти чудесные бродяги, собиратели жизни каждого, забывая пожить хоть немного своей.
Я сидела с Борисом под березой на ветхой скамейке, на улице, названия которой я сегодня даже не вспомню, знаю только, что была она названа в честь такого же беспокойного революционера, как и я, и обсуждала нас, конечно.
– Знаешь ли ты, что Амадео Модильяни и Ана Ахматова виделись всего несколько раз, а он писал ей всю зиму. Она даже не знала, что помимо живописи он пишет стихи. Она знала его как бедного человека и ей было непонятно, на что он живет. Как у художника у него в то время не было и тени признания, и его это не очень заботило. В частые парижские дожди он ходил с очень старым черным зонтиком, под которым читали и вспоминали обычные вещи.
– Ну, ты всегда таскаешь с собой черный зонтик, горе ты мое!
– Люди верят, что черный цвет приносит неудачу, так же, как число тринадцать, которое приносит мне счастье всю жизнь.
– Убогую.
– Как ты думаешь, почему она убогая? В одном моем дне счастья больше, чем в твоих пустых десятилетиях, злодей!
– Но ты всего лишь жалкий писака и не более того!
– Не навсегда! Именно поэтому я говорю тебе это.
– Ну, говори.
– Он был порядочным, и это объяснялось не домашним воспитанием, а благородством его духа, его неповторимостью.
– Так же, как и ты, пока не начнешь лаять! Давайте двигаться дальше!
– Часами он мог говорить о некрасивом человеке как о совершенно прекрасном, пока, наконец, она не поняла, что он смотрит на все другими глазами и поэтому смотрит на вещи по-другому.
– Бесчисленное количество раз мы спорили об этом!
– Да, потому что, как бы красиво кто ни выглядел, какая-то внутренняя злоба искажает в моих глазах ту кажущуюся красоту, которая автоматически очерняется. Хороший человек всегда прекрасен, потому что даже те неровности его внешнего облика исправляются его благородством духа, поэтому ты любишь все эти его мелкие недостатки. От людей исходит дух, который они несут с собой, и мы видим их по нему. Каждый может быть хорошим, но не каждый может быть добрым.
– Если бы у тебя был каблук хотя бы на сантиметр меньше, ты бы потеряла дух передо мной, красавица.
— Простак из московского метрополитена! Как известно, она уже читала свои стихи публично, хотя он их не понимал. Он подозревал, что за ними скрываются всевозможные чудеса. В то время он жил очень тяжело, часто не имел денег, ночевал на улице, спал на мусоре. Он оплачивал напитки рисунками, арендную плату художникам, а хозяйка квартиры шила ими матрасы. И она была убеждена, что этот чудак, о котором Пикассо говорил, что он единственный среди художников, умеющий одеваться как принц, прославится. За свою жизнь он продал множество картин и скульптур, всегда за гроши в десять французских франков, и у него была всего одна персональная выставка, вызвавшая скандал, когда полиция приказала отобрать картины, в результате чего цена на картины стала расти. К сожалению, он умер в нищете из-за своей распутной богемной жизни. Он рисовал ее, она писала его. Она была его идеальной моделью, он был ее вечной музой. В его карманах толпилось шестнадцать фотографий, а после его смерти они загадочным образом исчезли. Он обожал ее длинную шею и вытянутое тело, бледный цвет лица, черные волосы и зеленые глаза.
– Что нам делать с несчастным Гумилевым? Делать вид, что его нет?
– Да, она вернулась к мужу, а он вернулся к своим порокам.
– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? Из-за ее параллельных отношений, как у меня с тобой?!
– Нет, ради Бога! Я говорю о тяжелом положении Модильяни, о его простой талантливой душе, любви, а больше всего о том, как она узнала в нем то, что впоследствии окажется значительным.
– Можно вопрос?
– Конечно.
– Никогда больше не пиши!
– Я продолжу, я не буду тебя слушать.
– Тебя будут высмеивать, изгонять, отвергать. Послушай меня, я твой друг.
– Не беспокойся так обо мне!
– Однажды ты скажешь мне спасибо. Ты отчаянно это делаешь, слышишь?!
– Не ищи себя в моих рассказах, там никого нет, и тем более вас!
– Я говорю это не поэтому! Спускайся на землю! Ни ты Модильяни, ни я не опытный художник!
– Нет, я признаю это! Я Нина и я со своими колонками перенесусь в эти пространства, о которых ты даже не мечтал!
– Спустись с облаков, детка!
– Я еще даже на облака не поднималась дай мне немного полетать.
– Боюсь, у тебя нет необходимых крыльев!
– Я приеду без них, журналист, только не волнуйся так за меня!
Когда я ушла от него, я плакала четыре квартала Наплакавшись, я закусила губу и поклялась себе, что добьюсь успеха, даже если это будет мой последний раз! Меня задело его недоверие и неспособность увидеть меня в правильном свете. Он не хотел давать мне шанса, но сломал меня с самого начала. По собственному незнанию или из страха, что его не раскроют через рассказы. Я не могла этого узнать, мне предстояло попытаться, так что или плыть по литературным водам, или утонуть, задохнутся в собственных письмах!
Часть 17 читайте ЗДЕСЬ