СТРАНА ПОПОВИЯ

Александр КУЗНЕЦОВ

Вологодский живописец-самоучка Жорж Попов и его картины


Жорж Попов. Автопортрет

Солнечный летний денёк… С художником Жоржем (такое вот редкое имя досталось ему от родителей) Ивановичем Поповым мы решили совершить небольшую прогулку по его родному селу. Здесь, в селе Красное, что стоит при впадении реки Толшмы в Сухону, он родился в 1939 году. Это обжитое с древних времён место в народе носит интересное название – Устье-Толшменское.

Тропинка бежит среди лугового разнотравья, между высоких куртин ярко-жёлтой пижмы. С мостика через Толшму хорошо видно, как обмелела к концу лета река – песчаные наносы почти полностью перекрыли русло, а глубина, как говорится, воробью по колено.

– Раньше на правом берегу Толшмы были маслозавод и колхозная электростанция. А ближе к старому руслу Толшмы располагалась пекарня, которая всегда издавала вкусные запахи свежего хлеба… Теперь уж всё заросло и следа не осталось, – рассказывает художник.

Мы остановились на высоком берегу большой старицы: в древности река впадала в Сухону не напрямую, как сейчас, а делала в устье огромную излучину в полторы версты длиной. «В послевоенные годы, – продолжает Жорж Попов, – на краю села, на Подозёрке, стояла деревянная школа. А грамоте по надписям на плитах сельского кладбища ещё до школы меня учила бабушка Агафья. Она была женой сторожа склада, размещавшегося в здании бывшей приходской Благовещенской церкви…» Георгий Иванович вспоминает, как осенями, когда староречье покрывалось первым прозрачным ледком, на переменах вся школа высыпала на улицу покататься по нему. Как-то раз Жоржик провалился под лёд, после чего пришлось сушиться на печке прямо в квартире директора школы Бабушкина.

Художнику пошёл уже восьмой десяток, но он молод душой – всё так же любит русскую поэзию. Недавно я побывал у него в гостях и он с удовольствием демонстрировал мне новинки литературы…

Жорж Попов – самоучка, художественных учебных заведений не кончал, всего добился сам. И сегодня его картины известны как в России, так и за рубежом.

Несмотря на то что художник давно живёт в городе, его по-прежнему влекут пейзажи малой родины. Он признанный мастер натюрморта – на полотнах щедро рассыпаны плоды и ягоды северных лесов. Поэтические картины Попова посвящены и трудовым будням жителей деревень, и весёлым, многолюдным праздникам. Многое из этого уже осталось в прошлом. Теперь вологодская деревня живёт трудно, но живопись Жоржа Попова – словно луч яркого света в обыденности жизни.

…Через уютный переулок мы выходим на главную улицу села в том месте, где она плавно переходит в грунтовую дорогу на Николу и Верхнюю Толшму. Этим старинным трактом не раз хаживал другой наш знаменитый земляк – поэт Николай Рубцов. Художник указывает на крайнюю избу справа:

– Она родная для меня. Здесь родители, Екатерина Ивановна и Иван Григорьевич, снимали комнату у хозяйки по прозвищу Лепетуха. Сразу за домом Лепетухи в сторону кладбища тянулся пустырь, поросший можжевельником, под которыми летом расцветала, а потом быстро созревала команика (так там звали полянику). В тяжёлые военные годы её ягоды заменяли нам покупные сласти…

Детская память надёжно сохранила приметы простого деревенского мирка.

Летом Жоржик целыми днями пропадал у реки. Всё ему было интересно! И как ходит паром между Черепанихой и Красным, и как по Сухоне снизу вверх буксир тянет длинные плоты – ерши – с лесом. До плота можно было доплыть саженками и немножко прокатиться на толстых еловых или сосновых брёвнах. Ещё можно было сходить на мамин склад, с удовольствием полазить по высоким кипам льнотресты, а если и тут надоест – перебраться в соседнее помещение и глядеть, как сено прессуют в кипы. Мальчик любил наблюдать за погрузкой мешков с зерном, которые спускали в необъятный трюм по деревянным лоткам, отполированным до зеркального блеска. Или смотреть, как швартовался к дебаркадеру на том берегу колёсный пароход «Ляпидевский» и на пристань выходили пассажиры из Вологды и Тотьмы. Как несколько мужиков, словно бурлаки, тянули за верёвку паром с людьми, относимый течением ниже перевоза…

В эту пору жизнь в селе Красное, кажется, не замирала ни на минуту: даже по ночам шли по Сухоне суда, гудели пароходы, не прекращалась погрузка барж.

Зимой напротив устья Толшмы, между крайними домами в Черепанихе и посёлком судоверфи Красный Угор вставали в затон по три-четыре буксирных парохода. Ближе к весне речники начинали их ремонтировать и красить…

Приходской храм села Благовещенское – так до большевиков называлось село Красное – был выстроен в первой половине XIX века. Церковь стояла вблизи берегового обрыва и была хорошо видна с реки. Уже юношей Жорж некоторое время заведовал библиотекой, которая размещалась на втором этаже церковного здания, переделанного под сельский клуб. Там вечерами крутили кино, давали самодеятельные концерты к праздникам советского календаря.

– Печи давали мало тепла, а уборщица закрывала их рано, с полными топками угля, поэтому зимой я часто угорал, – вспоминает Георгий Иванович. – Тогда же, работая в библиотеке, я опубликовал в районной газете «Ленинское знамя» свои первые стихи и даже стал победителем литературного конкурса.

Сейчас здание церкви заброшено, окна давно выбиты, полы и перекрытия разобраны…

Мы ещё немного постояли у обрыва, над величественным сухонским простором. Солнце скрылось за облаками, с реки потянуло прохладой. Художник продолжал свой неторопливый рассказ:

– Интерес к рисованию у меня проявлялся, как и у большинства детей: что-то пытался изображать цветными карандашами в обычных тетрадках в клеточку. Были одноклассники, которые рисовали гораздо лучше. Но здесь в послевоенные годы о профессии художника думать было сложно. Эта мечта пришла ко мне лишь в юности.

Волей случая Жорж Попов оказался в Ленинграде. Устроиться на работу в крупном городе СССР и получить комнату в общежитии пятьдесят лет назад не составляло большого труда. На стендах под названием «Требуются» висели десятки объявлений – как говорится, были бы руки, а уж применение им найдётся. «Лимитчиками» заселялись огромные рабочие общежития. Георгий Иванович хорошо помнит два ленинградских общежития – на улице Стахановцев и на Таллинской. В комнатах зачастую обходились без стульев и прочей домашней посуды-мебели. Главное, имелись кровати да появившиеся тогда в продаже гранёные «хрущёвские» стаканы…

Жарким летом 1963 года арматурщик Попов довольно быстро нашёл работу на строящемся Невском химическом комбинате.

Несмотря на все утраты, к началу 60-х годов Ленинград активно восстанавливал богатые культурные традиции бывшей имперской столицы.

– Я как-то сразу, безо всякого внешнего толчка решил использовать уникальные возможности города, – рассказывает художник. – Впервые в жизни услышал оперу (помню, это была «Аида»), посмотрел балет «Лебединое озеро». Попал на спектакль «Над пропастью во ржи», поставленный по известному роману Сэлинджера. Съездил в репинские «Пенаты». Но главной моей страстью стало посещение художественных выставок и музеев. В те годы выставочные залы и картинные галереи города демонстрировали работы Саврасова, Похитонова, Фешина, Дейнеки, Игошева, групповые выставки армянских художников, немецких живописцев-антифашистов, скандинавских абстракционистов. Вся эта лавина новой художественной информации буквально обрушилась на меня. Поначалу в многообразии старинной и современной живописи было трудно разобраться, но постепенно у меня стали складываться свои предпочтения.

Для Жоржа открылось существование совершенно иного мира, о котором юноша до сих пор не подозревал. Ни в детстве, ни в ранней юности у него не было никаких условий для развития художественных способностей. Но он сумел превратить непреодолимую тягу к прекрасному в главное дело своей жизни, смог из рядового созерцателя стать творцом!

Огромное влияние на Жоржа Попова оказало творчество американского художника Рокуэлла Кента. Кроме прекрасных картин, запечатлевших Исландию, Огненную Землю, побережье Аляски, художник написал несколько увлекательных книг о своих странствиях. В 1958 году состоялась его первая персональная выставка в Москве.

Огюст Ренуар сказал однажды: «Не перед прекрасным ландшафтом, а перед картиной в музее человек говорит себе: «Стану художником!»». Именно это и произошло с юношей из вологодской деревни, когда он встретился с картинами Рокуэлла Кента. Произведения американского художника восхищали Георгия Попова чёткими линиями приполярных пейзажей, простыми и ясными цветами. В очередной раз после пытливого изучения картин американского живописца он решил: «СТАНУ!» Но легко поклясться самому себе, а вот воплотить в жизнь значительно труднее…

– Мои первые шаги, как будущего художника, были решительны, – делится Георгий Иванович. – Я купил краски и кисти, снял со стола клеёнку и нарисовал картину на обороте – натюрморт из овощей и огромного арбуза в центре. Всё по памяти, без постановки! Эта работа обернулась скандалом – выговором от комендантши общежития за порчу казённого имущества, пришлось даже заплатить пять рублей штрафа! Тогда я приобрёл альбом с репродукциями Кента и решил для начала сделать копии двух картин: «Эскимос в каяке» и «Скала чаек», кое-где давая себе вольность в деталях…

Осенью 1963 года Жорж вернулся в свою деревню другим человеком. То, что дал ему Ленинград, требовало серьёзной работы в течение долгих лет, но он понимал, что клятву, данную самому себе в Эрмитаже, иначе не получится сдержать.

В статье «Щедрая земля», опубликованной к открытию персональной выставки Жоржа Попова в Вологодской областной картинной галерее (газета «Красный Север», 28 ноября 1979 года) искусствовед В. Воропанов рассказал о его своеобразном творческом методе в работе над натюрмортами: «Художник записывает замыслы в тетрадь, прорабатывает композиции в рисунке, ищет холст, нужный по размеру задуманной картины. Он берётся за кисть, когда план работы полностью созрел, – холст оживает в красках вместе с природой, в той извечной последовательности, в какой распускаются цветы и созревают плоды. Вот набрала полный цвет черёмуха, и художник пишет её одну в простом стеклянном стакане на белом холсте. В начале июля поспевает клубника, и она появляется рядом в старой медной братине. Потом поспевает морошка, малина, черника, брусника, к концу лета наросли грибы – и всё это в свой черёд появляется на холсте. Художник пишет только с натуры, казалось бы, временное и преходящее, но своей кистью создаёт вневременные образы постоянства жизни природы».

Очень эмоциональную, но точную оценку произведениям Георгия Попова дала искусствовед Т. Разина. «Некоторым авторам, – пишет она, – свойственен иной подход к теме, они предпочитают подробный «пересказ» увиденного, точную его фиксацию с мельчайшими деталями. Таким образом рассказывает о красоте земных плодов Г. И. Попов. «Щедрая земля» называется его картина. Здесь всё сияет чистотой красок, блеском свежести, спелой зрелостью ягод, плодов, овощей. Поставленные рядом плетёные корзины, берестяные туеса, медная посуда, лукошки, глиняная корчага, эмалированная посуда, деревянное корытце – всё наполнено прекрасными дарами природы и плодами труда человека. Полотно завораживает особой красотой повышенной материальности изображённого, фактурной осязаемостью, активностью цвета».

В четырёхкомнатной вологодской квартире нет шикарной мебели, зато стены двух комнат занимают книжные полки. Недавно Георгий Иванович составил каталог своей домашней библиотеки: 3894 книги, 4186 журналов, 3410 открыток, а число газет не поддаётся пересчёту. С 1990 года Георгий Иванович выписывал около четырёх десятков журналов, среди них «Новый мир», «Нева», «Юность», «Иностранная литература», «Роман-газета», «Наука и религия», «Рыболов», «Искусство»…

Каждое утро художник Попов берёт в руки палитру и кисти, подходит к мольберту и на несколько часов погружается в особый мир, созданный им не только для себя, но и для всех ценителей прекрасного. Живописные полотна, рождающиеся в квартире на улице Пугачёва в Вологде, становятся известны всё более широкому кругу людей. А сегодня, надеюсь, и вы, уважаемые читатели, сможете хоть и по репродукциям, но приобщиться образам своеобразной «страны Поповии» (так называется одна из работ художника).

«Наш дом в Слободе». Необычный натюрморт, в центре которого, в окружении цветов, ягод, овощей и грибов, изображены дом и баня художника в деревне Слобода Пьянкова, что стоит в устье реки Толшмы. Такие большие двухэтажные дома – не редкость в деревнях Тотемского района Вологодской области.

 
«Деревенский праздник». В старину каждый год в девятую неделю после Пасхи близ Тиксненского Спасо-Преображенского погоста проходил многолюдный праздник. Купцы торговали, молодёжь качалась на качелях, а семейные люди ходили «по кругу» с гармошками, пели и плясали. Сохранялся праздник до самой войны. 22 июня 1941 года был третий, заключительный день праздника «Девятая». Именно на нём люди узнали о начале войны. Уже на другой день многие отправились воевать.
«Монстр». В 1980-е годы в центре деревянной старинной Вологды по проекту неведомого столичного архитектора была выстроена громада здания облисполкома. В народе его сразу же прозвали «пирамидой». Облик этого монстра настолько не вязался с общей застройкой севернорусского города, что художник воспринял это как настоящую диверсию против русского народа. В настоящее время в этом здании находится правительство Вологодской области и кабинет губернатора.
«Сборщик брусники, поэт Николай Рубцов». У Рубцова в одном из стихотворений есть такие строки: «Доволен я буквально всем! На животе лежу и ем бруснику, спелую бруснику! Пугаю ящериц на пне, потом валяюсь на спине, внимая жалобному крику болотной птицы…» Г. И. Попов и Н. М. Рубцов – земляки. Село Красное и деревню Николу отделяют всего 25 вёрст вдоль по реке Толшме. В 1960-х годах художник и поэт встречались друг с другом в Вологде.
«Село Красное». Родное село художника до революции именовалось Благовещенским, но в 1929 году при районировании Северного края его сделали новым райцентром Толшменского района и по-большевистски переименовали в Красное. Крайний дом справа – это начальная школа, в которой учился будущий художник. Перед ним – большая старица реки Толшмы. По Сухоне бежит пароход «С. Леваневский», который в 1940-50-х годах совершал регулярные рейсы по маршруту Вологда – Тотьма.

 

Читайте также: