ОСЕНЬ

Александр АНАНИЧЕВ

***

Если мир невзначай изменился,
И туман над землёю сгустился,
Пой заветную песню, поэт –
Сквозь тебя преломляется свет.

На обломках времён не теряйся,
Долгожданным врагам улыбайся,
И у бездны глухой на краю
Пой весёлую песню свою.

Пой то ярче, то звонче, то тише,
Не надеясь, что нынче услышат…
Даже если вокруг никого,
Пой тогда для себя одного.

Пой, пока не истрачены силы,
Пой до самой зимы, до могилы!
И у бездны глухой на краю
Пой бессмертную песню свою.

«Элои…»[1]

Что за время? – туман да болото,
Что за век, прокажённый, чумной?
И писать ничего неохота,
И дышать нет желанья порой.

Что за ночь расстелилась над нами?
Что за звуки в преддверье зимы?
Словно рядом позвякал ключами
Невесёлый охранник тюрьмы.

— Человек, что я сделал плохого?..
Не услышит – кричи, не кричи.
Спит земля, спит нетленное слово,
Только призраки бродят в ночи.

Неуютно вокруг, одиноко –
Не спасут ни костёр, ни вино.
А душа ищет в сумерках Бога,
Только Бог будто умер давно…

Я бодрюсь, я поверить пытаюсь,
Что весна, что летят журавли…
И зачем-то опять улыбаюсь
Невзошедшему солнцу вдали.

В деревне

День начинаю с соловьиных песен,
Воды студёной и тропы лесной.
Окрестный мир таинственен и весел –
Не то, что мир неволи городской!

Иду на пруд сквозь травы и осинник,
Земно живому кланяюсь ручью.
Недавно свой отпраздновал полтинник,
А жить, как будто заново учусь.

Учусь неторопливо и несмело,
Надеясь всё запомнить и понять.
Учусь в деревне правильному делу –
То умирать, то снова оживать,

Как этот лес, высокий и шумящий,
И каждый куст, встающий над прудом,
Зелёный и цветущий в настоящем,
Редеющий и гаснущий потом.

Светло вокруг. И я на солнце светел,
Как будто я иду навеселе
И, кажется, случайно не заметил
Губительных поветрий на земле.

Они плывут, они пылят по свету,
Скользят по гладям водным и земным…
Жаль одного – как просто человеку
Разрушить всё не созданное им.

Чем новый день аукнется – не знаю.
Господь рассудит праведных и злых.
А я как прежде утро начинаю
С воды живой и запахов лесных.

Первоцвет

Весной на яблоне-дичке
Пух белоснежный пробудился.
Но на отпиленном сучке
Цветок всех раньше распустился.

Набух, раскрылся, осмелел
Под голубыми небесами
И вдохновенно забелел
Пятью своими лепестками.

Уже к нему летит пчела
На запах с пасеки окрестной.
Ещё листва вокруг цела,
Обрубок радуя древесный.

Так ждёт он солнца поутру,
Так хорошо ему на ветке!
Целует ветхую кору,
Как мать свою целуют детки.

А по соседству, во дворе,
Костёр и пляшет, и играет…
Но он не знает о костре,
Он ничего ещё не знает.

Майский снег

Сегодня снег под утро выпал.
Умылся снегом поздний май.
Под мокрой белой шапкой липа
Нагнула шею невзначай.

Мир, как сарай перекосился,
Во власти снега и чумы.
Нам словно этот мир приснился,
Ему как будто снимся мы.

Всё изменилось в час проворный,
Оцепенело – плачь не плачь…
И лишь в печи огонь неровный
Всё так же весел и горяч.

Подброшу дров сухих ольховых
И всклень налью вина себе,
И отвлекусь от дум бедовых
Под ветер, плачущий в трубе.

Заметно стали дни длиннее.
А снег всё сыплет с высоты,
А снег идёт, он стал крупнее,
Летит на травы и цветы.

Горит огонь. А снег сгустился,
И скоро мне идти во тьму.
Зачем нам этот мир приснился
И мы привиделись ему…

Критику

Друг сердечный, начитанный, лучший,
Объясни, наконец, поскорей,
Отчего это Бродский и Кушнер
Овладели изнанкой твоей?

Литераторы, книжные черви,
Не едавшие мяса с ножа,
Пишут – словно чертёжники чертят,
Хладнокровно, умно, не спеша.

Террористы, взрыватели речи,
Многословием лупят под дых,
И у каждого будто подсвечен
Электрической лампочкой стих.

Пусть от них нынче некуда деться,
Отпылит их пора, отгорит,
Потому что у русского сердца
Всё иное – и отзвук, и ритм.

Разве им, трюкачам, полиглотам,
С нами быть и в бою, и в тоске…
Говорите с великим народом
На великом его языке!

За поэтов «хороших и разных»
Я хотел бы, мой друг, пригубить.
Но твоих мастеров первоклассных
Хорошо бы прочесть и забыть.

Перспектива

Ну и ладно, что нет перспективы,
С неба звёзд не ловлю на бегу,
Что другие сегодня на диво
На экране, в чести, на слуху.

Я спокойный, не громкий, не совкий,
Я в своей проживаю стране.
Инстаграмы, фейсбуки, тусовки
Пригодятся другим, но не мне.

Я мышиной возни не приемлю,
Суеты деловой не люблю.
Я просторы люблю и деревню –
Над рекою деревню мою.

Здесь не слышно столичной отравы,
Бьёт родник под горою крутой,
Здесь мне в пояс склоняются травы,
Словно я знаменитый какой.

В планах нет ни Европ, ни Америк,
Но я с ветром и солнцем дружу,
Выхожу на обрывистый берег,
Как на сцену в Кремле выхожу.

У иных и почёт, и активы.
Мне милее луга и залив.
Что желать для себя перспективы,
Если нет у земли перспектив!

Если мир опалён и расколот,
Если снова стоит на краю…
Я ещё к вам наведаюсь в город:
Подморозит – приду и спою.

В лесу

Над лесом небо потемнело,
Гром недалёкий ударял.
И я с корзинкой между делом
Дорогу к дому потерял.

Я шёл впотьмах на юг, на реку –
Казалось мне, вот здесь река –
И вдруг увидел человека,
Как я такого ж грибника.

К нему я, радостью объятый,
Пошёл в ложбину и – наверх…
Он обернулся – Боже Святый! –
В лесу стоял под ёлкой негр.

Ах, это Миша-темнокожий!
Я рад ему как брату был –
В деревне нашей задорожней
Избу недавно он купил.

Вдвоём мы выбрались на волю,
Ступаем тихо вдоль межи,
И вдруг, за овцами, по полю
Идёт на нас пастух-таджик.

— Салам! — Салам! Почём барашки?
И друг за другом, хохоча,
Мы из моей походной фляжки
Хлебнули щедро первача.

Один припомнил дождь в Бейруте,
Другой – раскосых глаз вино…
И было весело до жути,
И страшно было мне смешно.

Они

У них всегда глобальные задачи.
Они владеют банком мировым.
Они всегда становятся богаче,
Когда трудней становится другим.

Им чёрт – не брат. Усталости не зная,
Плодят вокруг то войны, то чуму…
Цветёт и пахнет сотня золотая,
Невидная, к несчастью, никому.

У всех земных правителей на шее
Сидят они и дёргают вожжу.
Мир изменить, я точно, не сумею,
В глухую даль от мира ухожу.

Гул буду слышать лиственниц и клёнов,
Тянуть ладони к зыбкому огню,
Не помнить их губительных законов,
Не слышать их холопов болтовню.

Я буду петь для соек и кукушек,
Я буду жить свободным от оков –
Назойливых досмотров и прослушек,
Вакцин ковидных, кодовых штрихов.

Ах, как леса родные чудотворны!
Ах, как река встречает холодком!
Недолго только в детстве мы свободны,
Живём рабами вечными потом.

Но если вдруг единственной дорогой
Придут за мной в глухую сторону,
Я их с дубиной встречу у порога,
И, как раскольник древний, прокляну.

***

В Париже дождь. И в Жданово дождит.
Роняют листья старые деревья.
Осенний ветер стонет и гудит
В печной трубе, кочуя над деревней.

Ты пишешь мне – ходила в Лувр вчера,
Была и на Монмартре, и в театре…
А я ходил с соседом на бобра,
Бобра навряд ли встретишь на Монмартре.

У нас река, и травы, и грибы.
Куда ни глянь – немыслимая воля.
И три окна поновленной избы
Глядят на лес темнеющий и поле.

Я в прошлой жизни тоже в Лувре был,
Но распрощался с Каннами и Ниццей.
Я эту даль и берег полюбил,
Поросший густо мягкой луговицей.

Чего желать? Но давеча во сне –
На чёрный лес, на поле и на реку
Я вдруг увидел падающий снег,
И ты в мой дом торопишься по снегу.

Спешишь во двор, а я твой взгляд ловлю,
А я стою в дверях с охапкой сена:
Ничем тебя я здесь не удивлю
Ни Аркой Триумфальною, ни Сеной…

Но ты идёшь, а значит, всё всерьёз,
Проходим в дом, я не дышать стараюсь…
К твоим ногам ласкается мой пёс,
И лает, лает – тут я просыпаюсь…

В Париже дождь. И в Жданово дождит,
Роняют листья старые деревья.
Осенний ветер стонет и гудит
В печной трубе, кочуя над деревней.

Осень

Над землёю сгущается вечер.
Мир во власти тоски роковой.
Даже ветер, мятущийся ветер, –
Поцелован проклятой чумой!

Опадают последние листья,
На кустах облетают цветы…
Лунный свет и холодный, и мглистый,
Безнадёжно течёт с высоты.

Только смерть никогда не обманет.
Остальным – доверяться нельзя…
Опалит, озарит, затуманит
Ледяной поволокой глаза.

И откроются новые выси…
Но душа загрустит оттого,
Что прекрасней подаренной жизни
На земле не нашлось ничего.

Стрекоза

Я в детстве любил на стрекоз
Смотреть. Их движеньям дивился.
И вскоре, когда я подрос,
Отлично летать научился.

Меня приняла высота –
Мне звёзды удачу пророчат.
Два сильных и быстрых винта
Теперь надо мною стрекочут.

Моя «стрекоза» голодна,
Летит на поля и болота.
Всё яростней день ото дня
Её роковая охота.

Врагу расслабляться нельзя –
В пылу чумового азарта
Накрыла моя «стрекоза»
Вчера сразу три «леопарда»!

Сбежались, как в стаю, они,
На небо уставились хмуро…
Так ярко и сочно вдали
Горели железные шкуры!

Напрасно нарушить полёт
Желает мой братец свидомый.
Как муху, его пришибёт,
Идущий за мною ведомый.

Внизу – только чёрная пыль
И красные тени с востока…
Не сразу растает в степи
Широкий рассерженный стрёкот.

Русскому солдату

Планета плавает в закате,
Кровавят все её углы…
Терпи, родной, держись, солдатик,
От дыма чёрный и золы.

И снег горяч, и брат – предатель,
И воронья густой галдёж…
Терпи, родной, держись, солдатик,
Где правда видящий, где ложь.

В своей Твери иль Волгограде
Не ведал злобы мировой…
Терпи, родной, держись, солдатик,
Победа будет за тобой.

В огне, в окопе, в медсанбате,
За все грехи земли распят,
Терпи, родной, держись, солдатик,
Великий русский наш солдат!

С дитём спасённым, Бога ради,
Не торопись врастать в гранит…
Терпи, родной, держись, солдатик,
Мир без тебя не устоит.

Рассвет

Ночь дрогнула, готовясь отступить,
И воздух покачнулся просветлённый,
И петухи так стали голосить,
Как хор церковный, пасхой опъянённый.

Свежо в деревне. Воздух напоён
Древесным духом, влагою морозной.
И всё светлей высокий небосклон,
И всё слабее свет надмирный звёздный.

И вот уже за дальнею горой
Заметно небо вдруг порозовело,
И шар ещё невидный золотой
Весь мир живой встречает оголтело.

Многоголосье слышится окрест.
В небесный купол звук летит далёко –
И щебет птиц, и блеянье овец,
И слово, прославляющее Бога.

[1] Элои – Боже мой (арам.)

 

***

Александр Сергеевич Ананичев – поэт, секретарь Союза писателей России, председатель Сергиево-Посадского отделения Союза писателей России. Родился в Сергиевом Посаде в 1970 году. Окончил Институт телевидения и радиовещания, Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А.М. Горького. Стихи переводились на польский, болгарский, английский языки. Сотрудник Паломнического Центра Троице-Сергиевой Лавры. Как бард выступал с концертами (со стихами, положенными на музыку) во многих городах России, Европы и Америки. Живёт в Сергиевом Посаде.

Читайте также: