ДЕНЬ РЫБАКА

Максим ВАСЮНОВ

Рубрика НОВЫЕ ДЕРЕВЕНЩИКИ 

Кого чаще всего можно встретить на Москве? Полицейского – нет. Дворника – нет. Айтишника – нет. Студента – нет. Бегущую по бульварам спортсменку – нет! Велосипедиста – опять нет! Маму  с коляской, влюбленную парочку,  пенсионера с газеткой? И снова – нет.

Все они в Москве, конечно, есть, но в глаза не бросаются.

Бросаются – рыбаки.

Встретить их можно повсюду.  И вдоль всей Москвы реки.  И вдоль Яузы. Между нью-йоркскими кварталами за Курским вокзалом и древним Андронниковым монастырем.  Между высоткой на Котельнической набережной и замоскворецкими особнячками. Иные из здешних – с белыми бородами – еще Паустовского помнят, тоже любил это дело, и – Ахматову,  с удочкой Анна Андреевна замечена не была, но это не повод забывать о ней.

 Между петровскими и екатерининскими храмами и вымощенными переулками, ведущими к Кремлю – тоже они, рыбаки.

 И даже вдоль самого Кремля –  нет-нет да осмелятся смельчаки вытащить удочки. Прямо на Софийской набережной, на купола соборов перекрестятся и, глядишь, поймают какую молитвенницу немую.  Да и отпустят тут же. В святых местах нельзя ради наживы. Ради благословения только.

Ловят рыбу на Москве и в ряби, отражающей византийское чудо русского благоволения – Храм Христа Спасителя. Отсветы от куполов золотых не мелкой волне так и играются с ершами да красноперками.  А не поймать! Многие пытались.

Пытаются и под парусами, на которых Петр I на кой-то черт приплыл открывать открытую раньше Америки Москву.

Напротив мощных стен Минобороны, где водятся и не такие рыбы – тоже мужики в сапогах по пояс, тоже за поплавком следят, глаз не отводят, будто то стратегически важная миссия.

У Лужников – здесь когда-то такие снимали фильмы! И рыбаки тоже в кадр попадали. Рыбаки остались, но теперь вместо аллей, по которым проносилась карета с Высоцким в роли арапа – дома строят. Пусть строят, главное, чтоб рыба не ушла. Тогда  только равновесие останется.

Наконец, между небоскребами –  тоже они, рыбаки, поймают окунька, а в окнах Москвы-сити отразится целая акула!

И –  под Живописным мостом. Стоят, кого ловят? Может быть сигналы далеких планет. Легенда все же не зря по Москве ходит – что на самом верху, там, где хотели кафе сделать и даже загс,  стоят установки для общения с НЛО.  

Под стенами монастыря в Троице-Лыково и белокаменной барочной Троицы, под той самой Белой Лебедью, –  тоже поплавки все да поплавки, цепляются за кувшинки, а вокруг них пузырьки, рыбка не то смеется над рыбаками, не то блуждает.

И в Строгинском затоне – вот где раздолье рыбакам. Вот где их пруд пруди. Здесь и вода чище, это не в Яузе на Андроньевской набережной – но и там, говорю, удят, в грязнущей, будто бы ей промывали девятый круг Ада, воде. Через чугунный забор закинут леску, метра на три вниз, и ждут, поплавка  не видно, пар осенний, над головами мост железнодорожный, и каждый поезд – бум, бум. Какая уж тут рыба? А есть. Тащат и там лещей.

А уж в Строгино – подавно.

Круглый год на затоне поплавки да лески.  А зимой неделями в палатках на льду сидят – не уходят. Спорт у них такой. Жизнь, говорят, наша. 

— И что, прям, клюет?

— А как же!

А клюет-то, братцы! Хоть в русский язык – верткий и блескучий – заново влюбляйся: чехонь, язь, толстолобик, горчак, вьюн обыкновенный, голец устатый, голаваль, подкаменщик русский, форель радужная.

 — И стерлядь, говорят, есть?

— Есть.

— И неужели судак?

— И он.

Рыбаки рассказывают свою главную тайну – маленьких рыбешек отпускают тут же, чтобы света белого даже не вдохнула, а покрупнее если, то уж себе, кто же откажется.  Всегда так на Руси было – рыбой жили. И всегда была она. И при Иване Третьем, и при Грозном, и при Годунове, и при Романовых, и при тех, кто в Москве тишайшее царство созидал, и при тех, кому империю стало надобно.

И при Ленине, и при Сталине, и при Ельцине, и при Путине. Всегда – рыба.

Подкаменщик русский – ерш обыкновенный.

И под мостами деревянными, и под каменными, и под железными. И в берегах болотистых, и в гранитных, и в бетонных.

Были бы рыбаки…

А все-таки, что за подкаменщик русский? Ну, это московское величание, еще на Москве ее каргалом раньше звали, а так – бычок, в Сибири – широколобка, под Витебском – баба-рыба, катька-рыба, на уральской Чусовой – бабка. Растет, значит, чем дальше от Москвы – тем мудрее.

Выглядит  — и страшно, и красиво. Голова огромная плоская, с загнутыми шипами с каждой стороны. От груди – плавники веером. Спина –  в серую крапинку, а для пущей важности – линии поперечные,  желто-темные, коричневые, а то и совсем серые-серые. Не рыба – тигр, подводный обыкновенный. Так бы ее в энциклопедию и записать! Но если даже энциклопедии по двести раз переписывают, то и рыбы наши совершенно свободно меняются – и не только в названиях.  То русское, что на Москве, совсем не то, что на Днепре, или – за Уралом.  Где-то голова –  поуже, где-то хвост –  потолще, где-то рот –  поменьше. Но все равно везде своя для рыбаков, наша –  катька, баба, бабка.

В Строгино рыбаки рассказывают – если разговоришь их, угрюмых, по самый пояс в воде –  рыба то это хитрая, за камнями прячется, чистоту любит, и не дай бог вода зацветет где или за пахнет – хвостиком махнула и поминай как звали.

Рыбка наша золотая.

– Но редко когда поймаешь ее. Да и зачем! Не судак же. Вот судак – то да!

И не вздумайте рыбаку сказать: «Удачи!». Говорят, если три раза рыбаку удачи пожелают – можно  и не ловить.

Пожелали мы с женой один раз одному маститому – так он рассерчал было. Но тут же: вот оно, окунь пошел, а за ним – плотва. А там и судак пожаловал. Рыбак устал в кусты нырять – там у него садок ходуном ходил. И надо же  фокус: руку промеж рыбежек просунул, конфету достал.

– Это вам, –   говорит.  Благодарить людей с добрым глазом на русских реках – тоже традиция. Испокон веку. А уже ребенка или девушку без гостинцев оставить, коли клев идет –  грех смертный.

А если клев не идет –  дело гиблое, к рыбаку лучше не лезть, матюками, того гляди, угостит. Больше – ничем.

И было так, и есть и будет. Рыбаки на Москве – душа наша, люди  наши, наши…

Но только тот ли рыбак, что с удочкой?

А вот этот парень с грустным взглядом на Большом москворецком мосту, что смотрит на Кремль – ведь и он что-то ловит в Москве.  Чего-то ждет от реки, от куполов, от города.  И в ожидании этом готов хоть вечность простоять. Все с тем же видом – будто занырнул под самые рыболовные крючки, на такие глубины бытия, на которых еще никто не плавал.

А парочка влюбленных на Большом Устьинском? Они ждут рыбу по имени Любовь… Ту, что обещают никогда не отпускать.

А кто-то тут же бесцеремонно ловит Удачу, чтобы тоже не упустить. Но ведь ловит. Но ведь –  и он рыбак!

И каждый хочет своего, русского, красавца… а еще лучше леща. Или сома. Как у деда на выцветшей фотографии. Не рыбу хотят, а само то ощущение, от которого глаза деда так горят! А до ощущения не так далеко, кажется – те же берега каменные, тот же запах водорослей, так же сыро, так же накрапывает дождичек, и так же шумит где-то под рекой другая  река – метро, а за спиной звонит колокол… Все то же. Все также. Но, кажется, что деды были счастливее нас.  Кажется, день рыбака для них был всегда.

День рыбака – и в будни и в выходные. И по всему кругу календаря.  День рыбака сегодня, вчера и завтра. И не в рыбе дело тут. Совсем не в рыбе. 

К жизни относились по иному, с благодарением за каждого леща. За каждый новый пройденный поворот. Не брали на себя много, и всегда знали – за Кремлем будет красивейший закат, и если встать вдоль каменных стен с удочкой – то темные продолговатые тени на подожженной красным солнцем воде дотянутся до самого Каменного моста, и до Храма Христа Спасителя,  и до самого русского сердца… А потом тень пересеет лодочка, потом другая, и команда гребцов, и теплоход со скрипкой на борту… И вот уже холодная одинокая тень тает в первых розовых лучах. И снова оживает река в своей утренней нежности.

Неужели сегодня мы не так чувствуем? Не так дышим?

И любим по-другому.

Просто…

«Просто ты умела ждать как никто другой» — вот мотив старых фотографий Москвы. Они все проявлены совсем иной любовью. Светлой что ли. Бескорыстной. Со слезами, которым Москва все-таки верит. Но – настоящей.

И заплывшие в кадр рыбаки – не рыбаки вовсе, апостолы, тот, что босиком, без сапог, тот, что задрал штаны выше колен – Павел. «Любовь никогда не перестает». А вот – перестала? Рыба клевать не перестала, а любовь – все? Жалко Павла –  ради кого он закидывал сети?

Смотри, Павел, и город тот же, и река та же, хотя бы потому что рыбаки все те же.  И некоторые тоже босиком, задрав штаны…

Значит, выдохнули тревогу, все хорошо, апостолы с нами.  И любовь – с нами. С нами.

И глотаем коньячок из железных стопочек, и чаем травяным, а то и медовухой из  термоса – запиваем.  Ну  –  держи.

Ну, за день рыбака.

 И за рыбку золотую, кто бы как и ее не называл…

И за Москву, и за Архангельск, и за Ростов, и за Донецк, и за Ульяновск, и за Нижний Тагил, и за Новосибирск, и за Иркутск, и за Владивосток… Везде – где удочками вытаскивается солнце, где поплавки помогают удерживать равновесие луне, где мужики с щетинами о жизни над водой знают не меньше Бога… Везде там –  жизнь. И жизнь эта –  вечная.

 

***

Максим Васюнов родился в Нижнем Тагиле. Выпускник факультета журналистики Уральского государственного университета. Журналист. Автор документального кино. Публиковался в журналах «Наш современник», «Дружба народов», «Урал», «Нижний Новгород», «Сибирские огни» и др. Лауреат ряда литературных премий, в том числе имени Валентина Распутин, Василия Белова, Виктора Астафьева. Финалист «Лицея». Участник Форума молодых писателей России, стран СНГ и ближнего зарубежья (Липки). В настоящее время живет и работает в Москве.

 

 

Читайте также: