Никто не выжил…

Уже который год подряд
Я слышу вызов:
— Никто не выжил, — говорят,
Никто не выжил…

Идёт прикрытая война —
Бой с чьей-то тенью.
И жизнь одна, и боль одна —
На поколенье.

Беслан, Москва, Санкт-Петербург —
И до Парижа —
Дошла беда. И говорят…
Никто не выжил.

Уходят люди на войну.
И раньше срока
Судьба взрывает тишину
Тоской глубокой.

А стаи белых журавлей,
С времён тех дальних,
Все собирают из полей
Друзей печальных.

Уже который день подряд
Грохочет ближе.
— Никто не выжил, — говорят…
Никто не выжил…

А я встаю и спать ложусь
С одной лишь мыслью:
Когда же все-таки дождусь
В войне затишья?

Выжжены ворота…

Выжжены ворота —
После ада — в рай…

Ты меня сегодня в ночь не забирай.
Я ещё не сгинул,
Я ещё живой.
Снова, как в Хатыни,
По округе — вой.

Снова расстреляли
Тех, кто смог бежать.
А в колонном зале
Выбирает мать
Меж огнём и пулей.
Заживо уйдёт
И с собой во чреве сынку заберёт.

От удушья — кашель
Вывернул нутро.
Всё свои да наши…
Я шепчу:
— Пошто?
Вы ль не зарекались,
Вы ли не клялись,
Что свободой станет
В новой вере жизнь?

Полымя бушует —
Адов огнемёт
Сердце по-живому
Вместе с кожей рвёт.

А внизу — как плаха —
Площадь — на посту.
В тлеющей рубахе
Я судьбой врасту
В лютую годину.
И нацисткий нрав
Выстрелит мне в спину,
Смертью смерть поправ…

Стоны стихли быстро.
И лежу во мгле
Я — сепаратистом —
На своей земле…

Не оставь мне силу,
Забери домой.
Я хочу в могилу,
Если здесь чужой…

Майским жарким полднем
Тишину отринь.
Пусть в Одессе помнят
Новую Хатынь…

Не пой мне песен непогожих…

Не пой мне песен непогожих
О снах и явях на рассвет.
Я видела детей. Похожих
На стариков. Которым лет —

Как будто век прошёлся гребнем
По их невызревшим вискам,
Вопросом, намертво враждебным,
Застыв в потресканных губах.

Я видела глаза такие,
Как будто в мае — пустоцвет.
Сквозь горе и года лихие
В них больше не забрезжит свет.

Я знаю крик последний птицы
Под пеплом выжженных хлебов.
И отблеск гаснущей зарницы
Над ложем юношских гробов.

Не говори мне об Отчизне, —
Как скороспелый патриот.
Ты не слыхал, как в мирной жизни
Людей живых на части рвёт

Снарядом, пущенным в отместку
За своеволие и нрав.
За говор русский у невестки.
За несговорчивость держав.

Не плач и не скули о доле.
Не Богом, но приговорён —
Усталый путник поневоле
Бредёт из дома. За кордон.

Не нарекай, как будто классик, —
Им жизнь одну, и смерть одну…
Не пой мне песен о Донбассе,
Пока не знаешь про войну.

*****
И раньше воли, раньше срока,
Не призывай к себе святых.
Не жди истории урока —
Останови ещё живых.

Но знай, пока идут колонны,
Пока звучит зловещий глас —
Вновь мироточит лик иконы*,
Когда земля её – Донбасс.

*иконы Игнатия Мариупольского — святого покровителя Донбасса

Скажи…

— Будет ли пристанью новый дом?
Станет ли раем ад?
Сможет ли птица свить гнездо
В лесах, что утюжил «Град»?

Выжить ли вере среди высот,
Взрытых под блиндажи?
Счастьем ли солнце вновь взойдёт,-
Милая, мне скажи…

— Сможет оттаять любая твердь,
Любая свернуться кровь,
Если, не горбясь, идёшь на смерть
За Родину и любовь.

Тогда, испугавшись твоих седин
И глаз, похожих на ночь,
Смерть развернётся среди равнин
И молча отступит прочь.

И станет пристанищем край любой,
И силы вернёт земля,
Там, где с листа взялся корень твой
Да вера взошла твоя.

Невозвратившийся

Из войны никто не возвратился,
Даже если выбрался живой.
Даже если с званием простился,
Воротясь из зарева домой.
      
От лесов весенних тянет гарью,
Звук разрыва — в ритме вешних гроз.
А трава такая под ногами —
Будто рябь невыплаканных слёз.

Будто нет ни славы, ни победы,
Ни заплат у неба в полотне.
Будто не его назвали дедом
Праздным днём в веселой толкотне.

До сих пор орёт комбат: «В атаку!»,
И бежит он, грудью заслоня
От проклятой смерти ночью всякой,
Землю, дом свой, память и меня.

Рвёт чеку, бросая в половицу
Что ни попадь. Падает. Один.
И на лоб стекает сукровица,
Дотянуть пытаясь до седин.

Ведь ещё не стар. Остёр местами:
«Что нам смерть – прорвёмся, не беда».
И друзья могилами-крестами
Будто бы не станут никогда.

Только, загрустив, сожмёт в ладони
Горсть земли: «Родимая, в мой час
Проводи туда, где бор на склоне —
К тем, кто стал на вечность младше нас…»

Тихо ночь свернёт в потёмки числа,
Не залает пёс сторожевой.
Из войны никто не возвратился,
Даже если выбрался живой…

Там, где высь безмолвна спозаранку…

Там, где высь безмолвна спозаранку,
Где сосед полжизни – во хмелю,
Баба Вера, встав у полустанка,
Продавала бусы по рублю.
Там гудел неспешно проходящий
До ближайших проблесков состав,
Край земли, не в сказке — настоящий,
Почитай — что норов, что устав.

Ей кричали:
— Мать, почём забавы?
Аль сама сплела, аль — перекуп?   
— Подходи, солдатик, шибко бравый, —
Торжество с её шершавых губ
Вмиг слетало и неслось по свету,
Прямиком до верхнего села.
До сих пор, не веруя в приметы,
Своего Ванька с войны ждала.

В каждом муже* видела солдата,
В каждом дне — единственный из дней:
Стол накрыт, она в средине хаты,
Нитка бус оранжевых на ней —
Он пришёл, вернулся! Хоть безногий,
Хоть безрукий, хоть бы и без глаз,
Только б жив! Как свой – так не убогий! —
И низала бусы каждый час
С той поры, как Валька-почтальонка
Горемыкой мялась у дверей.
Как на пол упала похоронка
Да косынка выцвела на ней
До времён – с того считали Верку
То ль безумной, то ли — неживой:
Каждый день — в вокзал, как на поверку,
Запрещая звать себя вдовой,
Поджидая каждого с дороги,
Заплетая нитями пути.
Лет уже — отказывают ноги,
И до дома даже не дойти.
Так и жмётся тут к тиши перрона,
Так и слышит, будто бы вчера
В суете — наотмашь: «По вагооонааам!» —
И на фронт уехал. А жара
Здесь была такая — высь иссякла,
Что и слёз-то не было — в цене
Поднялся за жизнь — последней каплей
Только стон — всё отдано войне.

… Снова ей с хмыльцой:
— Бывай, старуха, —
Всяк смеётся, брезгуется — всяк,
Ум её — то праздник, то разруха,
То с мольбой опрётся об косяк.
То кричит, то плачет, то злословит,
То разложит нити — нечет-чёт.
То косынку чистую готовит —
Плавно мысль до прошлого течёт.
Нижет бусы всю свою годину —
Ждёт как прежде — скоро уж домой,
Исходивший вдоволь по чужбине
Ванька — к ней с победой. А самой —
Невдомёк, что век сменился веком,
Что давно распродали страну,
Что теперь поверить человеку —
Всё одно — как выиграть войну.

Проходящий дрогнет под парами
И умчится в ханжество столиц,
Где всё то, что было — стало — с нами,
Исказит влиянье заграниц.
А сосед, с похмелия прозябший,
Как последний — первый помня бой:
«Я вернулся!», — и под руки взявши,
Поведёт болезную домой.

Там, где лишь любовь жива с надеждой —
Я о каждой весточке молю…

Баба Вера, вдовая, как прежде,
Продавала память по рублю.

*муж- здесь — мужчина

Жизнь без мира

              #нетвойне

Мертвенна бледность лун в отблесках ноября.
Тяжестью мнёт чугун листья календаря.
Здесь перерывов нет между вчера и днесь.
Тщится оставить след в датах людская спесь.

Спящему — не до звёзд, ждущему — не до сна,
Капли тягучих слёз трёт по щеке весна,
Та, у которой — быть — отняты все права,
Та, у которой жизнь сгорбилась, как вдова,
Мир потеряв навек. Ставший теперь седым
В чёрных подтёках снег кажется ей родным.

Между чадящих ламп — еле видны глаза,
Перебивая хлад, воздух и спёрт, и затхл.
И тишина внутри лжёт тишине вокруг,
Что из чужих интриг новый взметнёт хоругвь.

Дробью сражённый взвод падает на восток,
Льётся с благих высот из словесов поток.
В этом сплошном аду жизни цена — алтын.
Если разнять вражду, каждый здесь — чей-то сын.

Каждый — хорош собой, если стереть налёт…
Завтра в смертельный бой новый вольётся взвод.
Завтра героем книг выйдет пока живой,
Став за нелепый миг небом, водой, травой.

И тишина внутри, принявши залпом смерть,
Мой прерывая крик, будет с небес смотреть,
Как, затекая в грунт, капает с рук заря.
Мертвенна бледность лун в отблесках ноября.

Самовары Сталина

Юго-западный ветер гуляет по Ладоге,
В забытьи предрассветном лежат острова.

…Ему снились опять очертания радуги,
Хоть со светом он стены увидит едва.

Валаам.
Дивный край
Стал последним пристанищем
Неживых, но немертвых —
«Позоров страны».
Изжитых к юбилею
Товарища Сталина
Из культурных столиц
Самоваров войны,

Что когда-то вскипали враждой благородною,
Что бросались под танки и шли на таран.
Ставших кодлой вчера, к торжеству непригодною.
Он сказал: «Нету тела — не будет и ран».

Монастырской судьбой от мирян отделённые,
Бесфамильную сырость вдыхают.
В ответ —
Желтизна простыней да ведро закопчённое,
Да корзины, в которых выносят на свет.

Это их оконечности под Сталинградами
Полегли каменистостью в той мостовой,
По которой Победа шагала с наградами
На грудине, оставшейся в битве живой.

Это их подо Ржевом контузило, вспомните:
Хоть «ни дна, ни покрышки»,
Ни шагу назад.
А теперь по какой-то предательской скромности
Им кидают пятак, опуская глаза.

Они гибли не раз.
Так зачем же ты, Господи,
Снова в тыл доставляешь их души в таких
Безобразных телах, под колодку обтёсанных?

— Чтобы память опомнилась в нравах людских.

…Будь неладен пиджак, под здорового скроенный,
И подшипник гудит, починить не успел.
А в бессмертном полку расступаются воины,
Чтобы он на тележке проехать сумел.

Юго-западный ветер гуляет по Ладоге…

Матушка, родимая…

— Матушка, родимая, что там вдалеке?
Голоса ретивые — зябью по реке…
— Успокойся, любый мой, мира не объять,
Бабы голосистые то идут гулять.

— Матушка, родимая, нарастает гул,
Чудится — по залесью скачет есаул…
— Успокойся, любый мой, молодость пьяна,
Знать, забавы рослые будут дотемна.

— Матушка, родимая, видишь за селом
Сенокосы свежие схвачены огнём…
— Не огниво, сокол мой, то заря встаёт,
Не смотри ты с завитком на чужой народ.
Пусть живёт как знается, как велит душа,
Аль сторонка родная нам не хороша?

— Хороша, без устали, в свете и во тьме,
Только больно солоно да тревожно мне.
Да ещё, намаявшись, взвыл соседский пёс,
Смуту придорожную и хулу принёс.

— Помолись и будет с тя, Бог рассудит всех,
Распрями не смерится сила и успех.
Не хворобой горькою, занесённой в дом,
А лишь только верою, честью и добром.

— Матушка, родимая, слышишь у ворот
Злоба мечет стрелами, скоро в дом войдёт.
— Слышу-слышу, любый мой, стоны со двора.
Коль пришли к нам вороги — знать, пришла пора.

Собирай, сыночек мой, худобу да меч,
Видно, ночку мирную к свету не сберечь.
Поднимай-ка силушку — защищать межу,
Наше дело — правое, лишь теперь скажу.

Не познав грехов чужих и свою вину,
Провожала Родина сына на войну.
Уходил в безмолвии с ротой на большак.
В зыбке тихо плакала русская душа…

Светлана Размыслович, родилась в 1975 году. Поэт, член Союза Писателей России. Живёт и работает в городе Велики Луки Псковской области. Мама троих детей.
Творческая судьба началась с участия в фестивале историко-патриотической поэзии «Словенское Поле», проводимом ежегодно на Псковщине. Участвовала во многих российских и международных литературных фестивалях.
В настоящее время издано четыре поэтических сборника.