АНАТОЛИЙ СОРОКИН. И СОЛНЦЕ РАСЦВЕТЁТ НАД ТЕРРИКОНАМИ
1
Прошу, не говори, что мы вас предали,
Однажды мы так поступили с сербами.
В те дни пылали улицы Белграда,
А мы оставили в беде родного брата.
Прошу, не говори, что мы вас бросили.
Пройдет зима. Будет весна и в Новороссии.
И солнце расцветёт за терриконами
Донецкой розою, иль вышитой иконою.
Прошу, не говори, что мы вас кинули,
Ведь русская весна дойдёт до Киева.
И свечи на каштановых подсвечниках
В сердцах заговорят по-человечески.
2
Опадают словечки медовые
Вперемешку с последней листвой.
Вывожу на конверте почтовом я
До востребования адрес твой.
Ты, лети, лети, слово кроткое
Между тонких березовых рук.
Из бессонных ночей мною сотканное
И записанное поутру.
Тихо, тихо, качаются ивы,
Водят прядями по лицу.
Эта осень такая красивая,
Как медовый свой поцелуй.
Эта осень такая нелепая,
Что словами не передать.
Растрезвонилась лира поэтова,
Научившаяся летать.
Голоси, голоси, птица вещая,
Над осенней прогнившей листвой.
Моя добрая, милая женщина,
Я навеки хочу быть с тобой.
3
На конверте я вижу отчетливый почерк.
Рвет листы и бросает сентябрьский ветер.
Я хочу дочитать до мурашек, до точек,
Пока солнце еще виноградиной светит.
Листья сохнут обычно на линии сгиба,
Там, где ставится на конце запятая.
Я хотел бы собрать в один пазл их, ибо
Кто-то скажет и нам навсегда: «до свидания».
Подпишу я открытку берестяную,
Приложу фотокарточку с именами.
Знай, что осень с поэтом идет одесную
Со своими зардевшими письменами.
4
Читаю я Рыжего и слушаю Летова.
Якутия выжжена, но всем фиолетово.
Дожди в белокаменной, в Крыму наводнения.
Шагает без знамени мое поколение.
От мер карантинных развились лишь фобии.
А в(на) Украине с Бандерою ходим мы.
В Бишкеке, Баку и Нур-Султане
Хотят, чтобы русские свиньями стали.
Хочу говорить я и думать по-русски,
Но в братских республиках путь этот узкий.
Ведь Русскому миру сейчас не до этого.
Читают все Рыжего и слушают Летова.
5
Все что нажито было – похерили.
Территории распилили.
На осколках великой империи
Вавилон новый соорудили.
Говори, да не заговаривайся,
Бог смешает с огнем языки.
Сладким словом медовым подавишься,
Когда скажет пророк Иезекииль.
Если царство на царства разделится,
То не склеить его и не сшить.
Остальное все перемелется,
Остается лишь верить и жить.
6
Бирюзовое небо расколется,
Словно пантикапейская чаша.
Над Боспором гроза хорохорится,
Расплескав дождь позавчерашний.
В черноморском котле море пенится,
Ветер гладит ладонью песок.
Мужики сеть возьмут, перекрестятся
И пойдут рыбу звать на восток.
А на дне непригодной посудины,
Солнце пантикапейской монетой,
Ждет века, что однажды добудем мы,
То, потерянное нами лето.
7
Будет буря. Брызги. Визги.
Рыбы ползают по дну.
В небе тучи-обелиски.
Сплошь посудины в порту.
Аварийные постройки
В полосе береговой.
Тополя стоят по стойке
Между дичкой и айвой.
По путям трамвайных тропок
Тельца гусениц ползут.
Вдоль заброшенных раскопок
Дети мидии несут.
Пахнет солью и мускатом,
Кукурузой, балыком.
Провожать бы здесь закаты,
Когда стану стариком.
8
По старым улочкам твоим,
Сплетенным в лозы винограда,
Бродить, как старый караим,
Молча разглядывать фасады,
Касаясь слогом мокрых стен.
И по чешуйчатой брусчатке
Скользить под грозовую трель,
Все отразив потом в тетрадке.
Сварить бы кофе на песке,
Из медной турки, по-турецки.
И видеть, как к твоей щеке
Льнет солнце в своей красной феске.
Походку ветра узнавать
По его греческой тунике.
И нежно руку целовать
Тебе, моя, евпаторийка.
9
Мой дом затерялся в степях под Джанкоем.
Где воздух полынью горчит.
Где солнца кагор над маковым полем
По-птичьи со мной говорит.
Где дождь давит пальцами шелковицу
И солью приправлен Сиваш.
Где рыба в созвездиях нерестится
И пьют мужики за «Крым наш».
Где ржавые гусеницы электричек
По тропкам железным ползут
Вдоль нищих каналов, яблоней-дичек
Под небом из перламутра.
Где с места на место кочуют цыгане,
Торгуют вином чумаки
На старом крымско-татарском базаре
И семечки сыплют в кульки.
Где тощих коров считают по ребрам,
Совсем не куют лошадей.
Где детство мое, заросшее чобром,
Запуталось между корней.
Где лунный паук плетет паутину
В квадратах невымытых окон.
Где жизнь обрывается пуповиной
И трескается в сердце кокон.
10
Деревьев нити переплетены.
Окно небес, распахнутое настежь.
На волю выпускаю из тюрьмы
Я птицу, что из слов моих ваяешь.
По складкам ситцевой апрельской тишины
Скользит предутренняя солнечная риза.
Прислушайся, архангел Гавриил,
Марии прошептал, что Бог к ней близок.
Развязывают почек узелки
Великопостными молитовками ветры.
Вглядевшись, утром, в зеркало реки,
Увидишь на лице веснушки верб ты.
11
Вода горчит, как день вчерашний.
Ворон кричит над нищей пашней.
Роняет слово вольный кречет
По-птичьи иль по-человечьи.
Слово летит быстрее пули.
Промажу слогом ли, убью ли.
В Путивле плачет Ярославна
И плач летит над полем бранным.
А полумесяц вострым серпом
В прищуре скалится над сербом.
По-тюркски крошится раскосо
Над полем Косово.
А малоросс с великороссом
На поле золотоволосом
Плечом к плечу, щитом к щиту
Стоят, с оглядкой на Москву.
Анатолий Сорокин. 33 года. Родился в Крыму. Работаю учителем. Печатался на порталах «Правчтение», «Эхо Бога», журналах «Северо-Муйские огни», «5 стихий», «Литературный Крым» и др. Лонг-лист конкурса «Свет обители» фестиваля «Словенское поле», лонг-лист конкурса «Молитва», полуфиналист фестиваля молодёжной поэзии и драматургии «Филатов Фест».