ЗВЕНЯЩИЙ ПОЛДЕНЬ ВЯЧЕСЛАВА БОГДАНОВА

Автор: - · 18.11.2024

МАРИЯ БУШУЕВА О ЛИРИКЕ ВЯЧЕСЛАВА БОГДАНОВА

Вячеслав Богданов (1937-1975) — поэт тамбовской степи и уральских снегов, светлой любви и трагических предчувствий. Его стихотворения отличает соединение видимой простоты и метафорической многослойности. Пейзажи, близкие есенинским, и прозрения памяти, уводящей за многовековые стены российской истории, создают мир самобытный и притягательный. Особая черта поэтики Вячеслава Богданова— сочетание стихов мелодичных, почти песенных и тех, в которых доминирует медитативная интонация.
Строки, не побежденные забвением, еще раз подтверждают: поэзия не исчезает. Ни рациональные приоритеты, ни намеренное принижение традиционной лирики, не властны заглушить звучание чистого и светлого лирического голоса, обращенного к тому читателю, который ждет бережного соприкосновения своей души с бессмертной душой поэзии.

Однажды на литературном вечере один из выступающих зачитал наизусть четыре стихотворные строки — и дуновение подлинной поэзии прошло по залу. Автором четырех строк оказался поэт Вячеслав Богданов (1937-1975), дебют которого пришелся на 60-е годы ХХ века и, по свидетельству поэтов-современников, был отмечен признаками несомненного дарования. В течение нескольких лет вышло у него несколько поэтических книг: «Звон колосьев». — Челябинск: ЮУКИ, 1964, « Голубой костер». — Челябинск: ЮУКИ, 1968, « Гость полей». — М.: Молодая гвардия, 1970, « Перезвон». — Челябинск: ЮУКИ, 1972, «Звено». — М.: Современник, 1973, «Светунец». — М.: Советский писатель, 1974, «Избранная лирика». — Челябинск: ЮУКИ, 1975.
К сожалению, многие поэтические сборники тех лет оказались задвинутыми на полки советской литературы, установочно маркированной знаком скучного «официоза». А ведь три последних десятилетия показали, что так называемая «неподцензурная» российская поэзия, выйдя к читателю и продемонстрировав яркие оригинальные стихотворные образцы, всё-таки не затмила вершин советской поэзии. Настало время соединения лучшего. Справедливы слова главного редактора «Литературной газеты», поэта и критика Максима Замшева: «Поэт Вячеслав Богданов, «судьбою доказавший свое великое поэтическое служение», «сегодня определенно является неотъёмной частью русского поэтического миросозерцания». Несомненно, без радостной и грустной, чистой и мелодичной, светлой и драматичной лирики Вячеслава Богданова русская поэзия станет беднее. Он в том славном звёздном скоплении ушедших, но живых, где Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Анатолий Передреев…
О дружеском знакомстве в начале 60-х годов ХХв. Вячеслава Богданова с Николаем Рубцовым рассказывали Константин Скворцов, Атилла Садыков, Геннадий Суздалев. Уважал Вячеслав Богданов Александра Твардовского, Владимира Луговского, Ярослава Смелякова, Александра Прокофьева. И, конечно, очень ценил помощь старшего друга Бориса Ручьёва, помогавшего ему делать первые поэтические шаги. Опекали Вячеслава Богданова Людмила Татьяничева и Василий Фёдоров: в те годы их имена были очень авторитетными. Василий Фёдоров дал Вячеславу Богданову рекомендацию для вступления в Союз писателей СССР, несмотря на некоторые его стихи, которые тогда не пропускала в печать цензура (об этом вспоминал драматург Константин Скворцов). Далеко не все талантливые поэты тех лет, когда-то имевшие книги, поощрительные отзывы критиков и признание читателей, сумели выйти из тьмы забвения, порой намеренно сгущаемой, чтобы представить всех советских стихотворцев баловнями или слугами правящей партии (КПСС). А ведь на долю многих из них выпали тяжёлые испытания: от сиротства до колымских лагерей. Даже столетие Александра Твардовского, создавшего подлинно народного героя Василия Тёркина, прошло в 2010 году почти незамеченным. Не сыграло роли и то, что именно Твардовский, будучи главным редактором «Нового мира», первым опубликовал солженицынский «Один день Ивана Денисовича». Можно сделать вывод: память – заслуга подвижников, тех, кто видит свою миссию в служении и становится духовным мостом, соединяющим достойное возвращения и возрождения литературное наследие творца и современного читателя. К счастью, в литературе существует известный феномен: писательская вдова, словно инспирированная духом ушедшего мужа (реже: кто-то из родственников), становится не только хранителем его памяти, но и движущей силой новых публикаций. Самый известный пример — вдовы Михаила Булгакова и Дмитрия Кедрина.

У Вячеслава Богданова хранителем его таланта и двигателем публикаций оказался двоюродный брат, Виктор Михайлович Сошин, известный общественный деятель, член СП России, автор книги «Медоносная судьба». Ежегодно проводятся на родине поэта в Мордово Тамбовской области Богдановские чтения, в этом (2024-м) году состоялись 28-е, проходили они в Мичуринске, Знаменке, где родилась Наталия Гончарова, в Тамбове и, конечно, в Мордово.Именем поэта названы улица и районная библиотека, установлен памятник. По словам писателя Валентина Суховского: «Глубоко символично, что бюст Вячеслава Богданова ваял известный скульптор, народный художник России Николай Александрович Селиванов (…), автор памятников Сергею Есенину, Николаю Клюеву, Павлу Васильеву и Николаю Тряпкину. Какая прекрасная плеяда русских поэтов!» . Двадцать лет действует музей, собравший фотодокументы, относящиеся не только к биографии самого Вячеслава Богданова, но и к биографиям известных поэтов: Александра Прокофьева, Николая Рубцова, Василия Фёдорова, Бориса Ручьёва, Николая Глазкова, Бориса Примерова, — все они входили в общий круг литературного общения. Признанный поэт Валентин Сорокин, бывший издатель и проректор Литературного института, много сделал для сохранения имени Вячеслава Богданова: они были друзьями с юности. В музее есть страницы, посвященные их дружбе. Усилиями Валентина Сорокина, бережно собравшего все стихи и поэмы Вячеслава Богданова, вышло полное собрание сочинений поэта (в одном томе) . И при жизни друга Валентин Сорокин делал для публикаций его стихов всё возможное, вместе с Василием Фёдоровым он рекомендовал Вячеслава Богданова в члены Союза писателей СССР. Проводятся богдановские поэтические фестивали и на Урале, в Челябинске. Областной поэтический клуб имени Вячеслава Богданова носит название «Светунец».

Анастасия Чернова на Богдановских чтениях осенью 2024 года

Вячеслав Богданов родился 24 сентября 1937 года в селе Васильевка Мордовского района, отец погиб на фронте, холод и голод послевоенных лет были постоянными спутниками подрастающего мальчика, не имевшего ни тёплой одежды, ни полноценного питания. Выжил он только благодаря самоотверженности матери, вместе с другими вдовами, поднимавшей осиротевших детей.
Дождями их согнула осень,
Но так работают сплеча,
Аж усталь золотом колосьев
В глазах вскипала по ночам.
Но от судьбины непокорной
Никто не охнул, не поник.
И только рожь роняла зерна
Как будто плакала за них
Учёбу пришлось оставить: средняя школа располагалась далеко, в большом селе, прямого транспортного сообщения с этим селом у деревеньки Васильевки не было, и ребёнок, который тайком «рожь в карманах наносил», окончил только четыре класса. Послевоенные годы оказались несправедливо тяжёлыми для бедных сельских семей, потерявших отцов-кормильцев — за горстку колхозного зерна грозило жестокое наказание. Стихотворение «Помол» воссоздает живую картину тех горьких лет:
Мы всей семьёю в переменку
При свечке молча мелем рожь.
Дрожат от устали коленки,
И по спине проходит дрожь:
А вдруг придут на шум, захватят?..
А дальше — школа ФЗО (фабрично-заводского обучения) в городе Челябинске, затем вечерняя школа и, наконец, уже после вступления в Союз писателей, Высшие литературные курсы московского Литературного института имени Горького. И, конечно, работа. Вячеслав Богданов, освоив специальность слесаря-монтажника, больше пятнадцати лет отдал Челябинскому металлургическому заводу (ЧМЗ), где многие рабочие были точно такие же деревенские «войной обкраденные дети», нашедшие взрослую судьбу в больших городах, на заводах. Писательница и публицист Лидия Сычева, выступая на чтениях, проницательно заметила, что рабочая среда ЧМЗ помогла Вячеславу Богданову «отчасти «заместить» беду безотцовщины, которая существенным образом сказалась на творчестве многих поэтов» . И строки Вячеслава Богданова подтверждают ее мысль:
Коль доведется умирать,
То у меня, — учтите! —
Завод — отец,
Деревня — мать
И чёрный труд — учитель!
Заводской тематике Вячеслав Богданов не мог не уделить внимания, и уральская тема органичная часть его стихов.
В борозды сворачивались дни,
Вспыхивали всходами весной…
Над мартеном прыгали огни,
Вспугнутые плавкой скоростной…
Рабочий тех лет, благодаря отсутствию у завода владельца-капиталиста и умелой политической риторике, не мог не чувствовать себя хозяином страны, поэтому стихи, вдохновлённые заводом и рабочим содружеством, созданы по велению души. Это было не намеренное следование нужной теме, а такое же искреннее восхищение механической силой, какое проявлялось в стихах поэтов «Кузницы». В это объединение 20-х годов ХХ века входили пролетарские писатели (С. Обрадович, М. Герасимов, В. Александровский, Г. Санников, С. Родов, В. Кириллов, Н. Полетаев, В. Казин, И. Филипченко, Г. Никифоров, Ф. Васюнин (Каманин). В мае 1920 года они основали журнал «Кузница», недолго, правда, просуществовавший.
Для Вячеслава Богданова Урал — это «край красоты и железа», завод – мощь «машин, железа и огня», заводская бригада —крепкое братское содружество: «Мы идём у цеха на виду, /Как двенадцать месяцев в году!» — в таком сказочном свете он видит своих товарищей, а посадка тополиных саженцев на территории завода — демиургическое действо в отблесках древнего огня.
Саженцы теснились в лунках тесно.
Рядом в цехе — плавилось железо.
И высоко пламя восходило,
Густо в ведрах воду золотило…
Однако было бы неверным относить Вячеслава Богданова к советским пролетарским поэтам. Совпавшая с идеологическими ориентирами страны рабочая романтика, конечно, помогла ему обрести ранние публикации, но его природное лирическое дарование, заметное и в стихах заводских, наиболее полно проявилось в стихах рефлексивных и медитативных, в поэтических зарисовках природы, даже самых ранних:
Вновь заснул посёлок наш глубоко,
Затопила дали тишина.
По незримой лестнице высоко
В небеса вскарабкалась луна

Я иду по луговой дорожке,
Оставляя на траве следы.
Нацепив росистые сережки,
Разбежались пёстрые цветы.
С другой стороны, биография поэта и проникновенные строки о родной степной деревне Васильевке, — а таких стихов у Вячеслава Богданова немало, — казалось бы, дают возможность прямо отнести его к последователям «новокрестьянской поэзии». Тем более что любовь к Есенину отразилась в его творчестве особо: это и посвящение Есенину, и есенинские аллюзии, как стилистические, так и образные. Литературовед Владимир Колчанов отмечал, что реминисценции Богданова несут «в свёрнутом виде ёмкую художественную информацию: поэт предельно лаконичными средствами создаёт по сути дела «метатекст», явное или подспудное цитирование отражает «стремление к иконизации текста, приоткрывает необходимость «ощутить свою перекличку с великим поэтом», — однако, «тексты Богданова являются столько же автономными, сколько и частью «большого» текста русской поэзии» . В стихотворении «Любимые поэты», кроме Есенина, Вячеслав Богданов, называет Ивана Никитина и Алексея Кольцова. Музыкальность Кольцова не могла не привлекать: лирическая музыкальность — одно из лучших свойств поэтики Вячеслава Богданова (и всей русской классической поэзии). С Никитиным родство наиболее заметно в медитативной лирике. Есть у них и биографическое сходство: жизнь и того, и другого оборвалась на трагической дате – в 37 лет. Алексей Кольцов прожил 33 года. Сергей Есенин – 30 лет. Симптоматично, что среди любимых поэтов не оказалось ни одного, перешагнувшего сорокалетний рубеж – не перешагнул в сорокалетие и Вячеслав Богданов. Причина гибели его до сих пор не раскрыта, официальное заключение ряду людей, среди которых Е.Богданова (вдова поэта) В. Сошин, Г. Суздалев, В. Суховский, Л.Рыжкова-Гришина и другие, представляется сомнительным, потому трагедия обрастает версиями, вполне возможно имеющими фактологические основания, и мифологизируется в ключе общенациональной культурологической драмы — отрыва большой части литературы от корневой традиции. В стихах Вячеслава Богданова звучат трагические предчувствия, сплетенные с голосом Российской истории:
Я убит.
И смолкли соловьи.
Стер мой конь о синеву подковы…
И над гулким полем Куликовым
Солнце встало на людской крови.
Я убит.
И смолкли соловьи.
Выход из жизни в миф доказывает звёздную судьбинность «краткого светового дня» поэта и его вневременное место в пространстве русского языка, богатство которого по-прежнему безгранично, несмотря на современное проблематичное состояние и падение уровня культуры. На русском языке писали и пишут поэты разных национальностей в разных странах, обогащая поэзию, в том числе и привнесением в неё своего национального менталитета. И это хорошо. Это важно для поэтического движения. Но, конечно, никто не станет отрицать, что для русской поэзии еще более важно сохранение менталитета русского, ведь (процитирую Максима Замшева) «без этого исконного ощущения своего прошлого, этого, если угодно, генетического кода, невозможно существование человека в искусстве. Это абсолютное, непреложное, в последние годы мы увидели как космополитизированные литература и искусство растаяли, оставляя лишь чёрные потоки грязи. Ручей Вячеслава Богданова всегда чист и в нем отражается солнце».
Отражаются в поэтическом ручье и лица поэтов-предшественников. Таков закон духовной связи, над которой не властно время. Известные стихи Ивана Сурикова (ушедшего в 39 лет), без сомнения, вошли в подсознательную личную копилку Вячеслава Богданова. Суриковский легкий рисунок стихотворения «Выхожу я в поле», казалось бы противореча глубокой тоске от предстоящей разлуки с любимой деревней и создавая эффект светлой печали, внезапно оборачивается сердечным нерасставанием:
Увезу я
Ветер,
В волосах уснувший.
Летние рассветы
С кваканьем лягушек.
Голубя рябого,
Что прижался в сенцах.
Все возьму с собою,
Лишь оставлю —
Сердце.
Среди богдановских стихов о деревне есть лирические жемчужины. Запоминаются: «В селе», «Ушедший день», «Утро», «Горох», «Деревушка», «Корова. Из детства», «Подсолнух». Поразительно, что, несмотря на тяготы детства, оно видится «солнцем над курганом» (прекрасная многослойная метафора) и образ деревни удивительно светел. Наивность? Нет, чистота и доброта души. В стихотворении «Полдень» с помощью лёгких двух метафор дано ощущение жаркого дня, когда пространство точно сужается, приближая дали:
Издалека,
Качаясь сизо,
К селу придвинулись поля.
И полдень радужно пронизан
Медовым вылетом шмеля.
Но отнести Вячеслава Богданова к «сельским лирикам» было бы опять же неверным, его поэзия — шире. Родная деревенька Васильевка не только вписана в пейзаж, который изначален по отношении к месту и времени:
День встаёт и высок и размашист.
Луг привязан тропинкой к избе.
И гадает пчела на ромашке
О своей медоносной судьбе,
— Васильевка становится фокусирующей свет и ветер живой точкой космоса степи, с его открытостью и одновременно с его историческими атмосферными пластами. Вряд ли можно найти более ёмкую метафору, чем та, что пронизывает строки стихотворения «Древняя степь»:
Лежит земля, обжитая веками.
И на закат, темнеющий вдали,
Идут в степи седыми стариками
Нагруженные синью ковыли.
Так шли они и двести лет, и триста…
И добрели до нынешнего дня.
В который раз волною серебристой
Они ложатся под ноги коня!
Взгляд поэта — взгляд визионера проходит через слои эпох.«Степные стихи»— это и описание родных просторов, и архетипические прозрения. Глубокий смысл, чувство связи времён, поэтическая точность эпитетов создают эпическую картину, в которой прошлое встаёт над сегодняшним днем, как родовая народная память. И как память личная, генетическая:
Вот в эту степь пришел мой русый предок,
С косой в руке, с правами бедняка.
Архивист Тамбовского Краеведческого музея Екатерина Комягина писала, что Вячеслав Богданов в стихотворении «Древняя степь» угадал свою родословную: «В 1905 году в Тамбовское отделение крестьянского поземельного банка с просьбой о выдаче ссуды на покупку земли у совладельцев Синельниковых, Лебедевой, Лоскутовой и Руновой при сельце 1-е Васильевское обращаются крестьяне Васильевского общества Чемлыкской волости Усманского уезда. В этом архивном деле хранится «Посемейный список крестьян сельца 1-е Васильевское», где мы находим имя деда Вячеслава Богданова — Егора Федоровича Богданова, которому было в то время 18 лет, а его старшему сыну Александру четыре года. За семьёй Богдановых числилось 9 десятин приобретенной земли. Здесь же имеются сведения о деде и отце Пелагеи Михайловны Богдановой (в девичестве Хавлиной), матери поэта, — Федоре и Михаиле Федоровиче Хавлиных» .
Родной дом поэта врос корнями в Тамбовскую землю. Оттого такая боль разлуки, и такая вера в возвращение:
И тишина мне бросится на плечи,
А голуби забьются под стреху.
Трубу открою
В стылой русской печи
И, словно память, – пламя разожгу!
Казалось бы, в некоторых стихах и поэмах так много бодрых ритмов, оптимизма, надежд на будущее, веры в социалистическую справедливость, отчего же начинает звучать, пронизывая лучшие лирические строки, грустный мотив возвращения в прошлое? В то прошлое, которое так сильно противоречит бравурным лозунгам.
Среди лугов река уходит криво.
Листает волны ветер-суховей.
Приду к реке и сяду у обрыва,
На краешке у памяти своей.
И вот уже уносит поэта в былое «упругое и чистое теченье». Мотив возвращения, классический для литературы, возникает на переломе лет – на перекрёстке между молодостью и зрелостью:
Я молодость, как буйного коня,
Все гнал,
Все гнал по кручам
И долинам.
И не вгляделся на пути недлинном
В ночную мглу…
Интуиция поэта иногда обращается в магическую линзу памяти, уводящей за многовековые стены российской истории: «Зубчатыми лобастыми соборами/Устало смотрит древность на меня». И память, минуя личное время, точнее, пройдя сквозь него, приоткрывает черты вечного: «Из мглы ночной продвинулись ко мне/ Высокой тайной вековые сосны». Ачерез вечное все отчётливее просвечивает иная тайна — человеческой жизни, такой короткой по сравнению с веками. И появляются стихи: «Садовник», «Дорога», «Дворник»,— в которых кратковременности и «звериным повадкам» противопоставляется человечность как ценность непреходящая, а, значит, мгновение становится «древностью великой», обретая бесконечную протяженность. Такие подсознательные слои простых строк, наделяют стихи Вячеслава Богданова притягательной глубиной и той необъяснимостью, которую некоторые тонкие ценители поэзии называют поэтической «нерукотворностью».
Трудно сейчас гадать, да и не стоит, как бы сложился дальнейший творческий путь поэта, не оборвись его жизнь так рано. Возможно, в стихотворении «Агава» он сам угадал природу своего дара и неосознанно шел к обрыву, опасаясь утраты вдохновения, поскольку без поэзии жизни своей не представлял:
Тридцать лет живет всего агава
И цвести лишь раз имеет право.
Только раз — цвести высоким цветом,
Увядая навсегда при этом.
Но вполне вероятно и другое: в тумане будущего таились новые стихи, ждущие, но не дождавшиеся поэтического воплощения…