ВСЁ ЖИВОЕ, И В ДВИЖЕНИИ…
(о рассказе Анастасии Черновой «Художница», литературно-художественный альманах «Неизбывный вертоград». Выпуск 3. – Ижевск: ООО «Принт», 2023. – С. 71-75.)
В третьем выпуске альманаха «Неизбывный вертоград», приуроченного к 105-й годовщине со дня рождения выдающегося русского поэта Николая Тряпкина есть рассказ Анастасии Черновой «Художница», который меня очень тронул. Рассказ совсем небольшой, но маленький фрагмент бытия, запечатлённый писателем, самой своей недосказанностью дорисовывает к привычному миропониманию невидимые, однако существующие детали и, если хотите, кое-что приоткрывает в личности автора рассказа. Во всяком случае есть ощущение, что рассказчик и автор здесь максимально близки.
С первых строк рассказа читателю кажется, что попал он в фантастический мир: «Ощущение, что на планете больше никого. Ты один. В доисторическом мире». Почти сказочное начало, таинственность, за которую хочется заглянуть. Сразу становится понятно, что рассказчик – человек внутренне чуткий, легко переходящий от осязания реальности к отстранению от неё. И именно эти, первые строки подготавливают читательское настроение. Пространство вокруг с самого начала не просто мистически таинственно, оно бликует – дикое заросшее поле, но − иногда блеснёт ручей, а вдоль него, на кочках, россыпи петуний, потом после этого яркого живописного мазка вдруг появляются полчища комаров… их едва успеваешь стряхивать с лица, потом вновь этот ручей, и золотые искры цветов… И вот читатель уже заражается зыбкостью этого почти доисторического мира, в котором общие контуры слегка размываются и дрожат.
Однако очень быстро, после первого абзаца, тональность меняется. Меняется резко. И тёмная таинственность оказывается простым, хотя и густым, кустарником, а за ним высокий обрывистый берег реки, открывающий удивительный вид.
И всё-таки пересечения времён до конца не уходят из повествования: Когда-то здесь была мельница. А героиня рассказа – единственная жительница деревни, в которую приводит читателя рассказчик, ему жутковато в пустой деревне с полуразрушенными заколоченными домами. К тому же колокольчик у входа в дом не звонит, он пустой внутри.
Фантастическое постепенно переселяется в картины пожилой художницы. Сначала гости успевают заметить, как причудливо расписаны ставни − крупные звёзды, самолёты и охапки незабудок. Войдя в дом, они попадают в удивительный и действительно таинственный мир старого одинокого, всё потерявшего человека, самодеятельной художницы, нигде не обучавшейся этому ремеслу, но которое пришло к ней как бы само, когда она осталась одна. Краски она делает из подручных материалов, то есть практически из всего, что её окружает: косметики, клея… Для неё мир здешний и будущий неразличимы, между ними не существует границ. Время выстроено в единую непрерывную линию. В котором она буднично ожидает воскресения сына.
В описании быта пожилой художницы − то же чередование реальностей: в комнате старательно прибрано и как-то скучно, а вот Мона Лиза на репродукции почему-то какая-то уставшая. Или реплика хозяйки покосившегося домика, от которой рассказчику (а я настаиваю на том, что рассказчице) становится очень страшно: «А что дома нежилые, это вы зря. Обратно поедете, оглянитесь». Повествователя и читателя то и дело бросает от обыденности, даже обыкновенности в мир таинственный, непостижимый: нет ожидаемых картин на стенах, как обычно бывает у художников, а вот на репродукции-открытке, по которой обычно и представляют творчество героини – волшебство вдохновения и загадка подлинного искусства: в тусклом небе плывёт моторная лодка, над неподвижными деревьями, напоминающими старинную вазу. Пышные зловещие кущи, слитые с собственной тенью. И только вдалеке мигает огонёк, но мы не знаем, небу он принадлежит, или земле.
Никакого трепета перед собственным даром художница не испытывает, картины свои все раздарила. Спокойно говорит: «Ну, ещё что-нибудь нарисую». Перед этим так же спокойно она говорила о том, что она не одна и когда воскреснет её сын, их будет трое: Я, он и … человек с луны.
Мир, в котором «общие контуры слегка размываются и дрожат» манит и пугает впечатлительную рассказчицу: Почему, зачем мы здесь, на острове жизни, среди сумеречных полей? Сумеем ли найти обратный путь?
И, тем не менее, она достаточно крепко держится за действительность, а ирреальное для неё так или иначе пребывает за этой размытой границей. Но сердцем, не анализируя, а интуитивно, рассказчица вдруг прикасается к истине – всё живое, и в движении, которое на земле никто не остановит….
использован фрагмент картины Виктории Самсоновой «В старом доме «
