«Двуногий верблюд научился летать и отправился зимовать в Исландию», – так звучала первая новость в «Яндексе». Вторая и третья были посвящены катастрофе в Европе, смерчу, втянувшему в свой вихрь сразу три крупных города. В воздух взлетели бетонные здания, люди, машины, единым полотном взвилась «кожа земли» – асфальт. Пятая новость также была связана с катастрофой: откуда-то в сельской речке на севере России появились хищные рыбы, которые вышли из воды и пожрали спящих жителей.
Последняя информация пенсионера, бывшего служащего, Лариона Никонова заинтересовала, и, щелкнув ссылку, он посмотрел небольшое видео. Камера, установленная на макушке деревянного столба, записала, как из зеленоватой, будто стекло бутылки, воды вылезают пузатые чешуйчатые рыбы. На коротких ножках они семенят по знойной ночной тропинке и исчезают в мохнатых зарослях крапивы и «отравленных трав». Мда… В деревне сегодня лучше не жить, опасно. Да и чем она отличается от города? Только тем, что в городе столбы железобетонные, а в сельской местности – деревянные. Красивые виды доступны для фотографирования и панорамного обозрения, но никак не для погружения в природную стихию. Бедные современные дети, они совсем не знают, как было раньше. Ларион снял очки и потер переносицу. Как все же хорошо, что в молодости он успел попутешествовать. Тогда он работал помощником одного знаменитого фотографа, изъездил вместе с ним провинциальные города и заброшенные деревеньки. В те времена рыбы из рек не вылезали, верблюды не летали, да и смерчи с наводнениями были довольно редки.
Сейчас же все природные водоемы стали ядовитыми, а из почвы, в тех местах, что не покрыты асфальтом, прут «отравленные травы», и сколько с ними ни борются, ни выпалывают, ни прыскают химикатами – только сильнее разрастаются, подступая к селениям. Это одна из причин, почему Мировое правительство распорядилось покрыть асфальтом всю планету. «Всемирная асфальтоватизация – единственный способ побороть отравленные сорняки», – так говорят они.
Некоторые мракобесы-огородники не повинуются решению, цепляются за свои грядки, упорно растят капусту и морковь. Их аргументы поистине смехотворны: мол, там, где почва занята культурным растением – туда ядовитые травы не прорвутся. Правильно им ответил один прогрессивный представитель церкви. Он сказал так: «Вы – люди темные, не просвещенные. Кроме грядок ничего не видите. А вот другие жители пойдут гулять по нашей планете, случайно ступят в зону «отравленных трав». И умрут. Как вы будете потом с этим жить? Вы – убийцы и виноваты в смерти ближнего. Потому что спасти ситуацию может лишь массовая асфальтоватизация, если же это сделано фрагментарно, отравленные травы никуда не денутся и вновь прорастут».
Когда-то этот же проповедник призывал вакцинироваться. Давно это было. Словно в доисторических временах, зыбкие очертания которых растворяются в топкой и сумрачной дали. Сейчас уже к прививкам привыкли, никто не возмущается, шума не устраивает – ежемесячный обряд проходит буднично и механически, был бы и совсем незаметен, естественен – как, скажем, дезинфицировать руки или утилизировать мусор, если бы не ломота в теле и повышенная температура после укола, которые могут держаться дней десять. Поначалу Никонова эта ежемесячная обязаловка раздражала. Было обидно валяться по десять дней в постели, вместо того, чтобы полноценно жить и работать. Но без сертификата о прививке не получилось бы полноценно жить и работать в принципе, его бы попросту никуда не взяли, перекрыли бы банковские и транспортные карты, запретили бы пользоваться интернетом, путешествовать и регистрировать брачные союзы, а потому пришлось смириться. Отбросом общества быть не хотелось. А спустя некоторое время вкусы Лариона изменились, произошло привыкание, «адаптация» говоря языком науки. Как и обещало правительство, жить стало комфортнее, а десятидневное ничегонеделание воспринималось теперь как приятный необходимый релакс. Незаметно для себя, Никонов стал с радостью принимать любые постановления властей. Кроме того, он обрел способность узнавать модифицированных людей издали и испытывать к ним прилив симпатии. Ответной, что очень важно. Если раньше, до перезагрузки мира, он постоянно страдал от неразделенной любви, мучился, искал ходы к сердцам горделивых и своенравных девиц, то теперь таких проблем не возникало. Новые люди с легкостью сходились, а спустя некоторое время, пресытившись, без лишнего самокопания, спокойно расходились с тем, чтобы создать вскоре новую комбинацию. Штампы в паспорте уже не ставили, этот пережиток ушел в прошлое, но сами свадьбы все еще играли. Ведь женщины, как известно, неравнодушны к нарядам, особенно, к свадебным. Также им нравится, стоя спиной к приглашенным, бросать букет, потрясать пышной прической, всеми накрученными кудельками, лакированными спиралями и завитками, спускаться, держа избранника под руку, по белой мраморной лестнице, прилюдно целоваться, принимать подарки от друзей и родни, пить шампанское, закусывая сладостями; взрывать хлопушки и петарды, а после, спустя несколько дней, рассматривать фотографии и загружать их в социальные сети. Впрочем, все женщины разные. Некоторым брачные торжества быстро наскучили, также как Никонову – и последние годы он уже не устраивал праздничные гуляния. Жены стали меняться незаметно и буднично. Он быстро забывал имена бывших. Выделялась среди них только одна. Случилось так, что она родила Никонову ребенка, здоровую девочку.
Это событие вызвало широкий общественный резонанс. Их даже пригласили на телепередачу, где они сидели в просторной студии, прилюдно тешкали малютку и согласно кивали суетливому и восторженному ведущему: «Да-да, вы только посмотрите на это! Ати-бати! Как зовут? Эвелина! Ах, Эвелина… Дорогие зрители, вы видите: бесплодие от прививок – не более, чем миф! Вот такая кроха родилась у этой пары. Не из пробирки, подчерку еще раз! Естественным путем… И она… она совершенно здорова!»
– Просто фантастика, – округлял глаза каждый, кому Никонов рассказывал эту историю.
– Так это у вас родилась здоровая девочка? – подбегали к нему на улице за автографом, — поздравляем! А можно на нее посмотреть? Хотим убедиться, что это не фейк.
Увы, в скором времени посмотреть уже было нельзя. Ближе к году девочка вдруг заболела, у нее стали проявляться разного рода патологии. Супруги едва успели сделать ей все положенные по графику прививки, а затем, почти сразу, поместили в «дом ребенка-инвалида».
– Неужели медицина бессильна? – расплакалась в кабинете врача жена, – ведь наша дочка была совершенно здорова! Она начинала ходить… а еще… Еще она совсем недавно сказала «мама». Свое первое слово…
– Почему же, лекарства есть, – строго ответила врач, – просто они очень дорого стоят. Но вы объявите сборы средств по телевидению. Вас многие знают, помогут… Тогда, возможно, появится шанс, что девочка сможет открывать глаза и покачивать головой. Конечно, при условии, что лекарство будет принято своевременно. Здесь важно успеть…
С тех пор дочь Никонова жила под наблюдением врачей. Из «Дома ребенка-инвалида» ее перевели во взрослое отделение. Средства собрать успели, и лекарство оказывало свое благотворное действие. Эвелина не только открывала глаза и покачивала головой. Она могла произносить отдельные слоги и, держась за стену, подходить к окну. Узнав это, Никонов чуть не заплакал. Медицина, действительно, способна творить чудеса. Ведь, согласно диагнозу, дочка должна была лежать неподвижно, опутанная проводками приборов. И только сердце, едва-едва толкущееся внутри грудной клетки, свидетельствовало бы о том, что пока еще она жива…
Супруга, впрочем, восторгов Никонова не разделяла. Все чаще она стала высказывать бредовые мысли о вреде вакцинации.
– Зато она свинкой и краснухой не заболела! Не путай «после» и «впоследствии». Умная какая! Ты что, специалист? Нет? Тогда молчи! – так Никонов обрывал ее несвязный поток слов, и вздохнул с облегчением, когда жена, наконец, ушла.
Он никогда не интересовался, как у нее дела, и не удивился бы, окажись она в сумасшедшем доме или в квартале, где среди помоек, в картонных коробках обитают не вакцинированные изгои. Некоторые сердобольные тетушки ходят, кидают им разные кости и объедки, но Никонов не стал бы этого делать. Они сами выбрали такую жизнь. Еще немного, и вымрут окончательно. Что же, справедливая судьба для тех, кто не пожелал спасти человечество во время пандемии. Плохо только, что они размножаются. Что их дети имеют возможность свободно ходить по улицам города. «Эх, наш либерализм до добра не доведет…» – с тоской думал Ларион.
Одна такая пройдоха лет шести, в стоптанных кроссовках и с небрежно заколотыми длинными волосами, прибегала по вечерам играть под его окна. Ее платье, явно сшитое не по размеру, было усеяно заплатами и сидело, как мешок. Когда мог, он выскакивал из подъезда, и прогонял девчонку. Но она проявляла упорство, вновь и вновь возвращаясь на пяточек земли, который еще не успели асфальтировать и который был зажат между домом Никонова, дорожной магистралью и больничным корпусом. Здесь она собирала какие-то мелкие камушки. Набивала ими карманы. А еще принималась копать, сооружая округлые домики.
Однажды, после дождя, когда почва была мягкой и послушной, слепила целый дворец – с треугольными заостренными крышами, ожерельем из колонн, зубчатой стеной, выносными мостками и флюгерами… Ларион только что принял душ, было лениво суетиться, но он все-таки выскочил, захватив лопату. Прямо на глазах идиотки разрушил строение, сшиб и затоптал все башни. Громко заплакав, девочка побежала прочь. После этого она не приходила несколько дней, а тут уже и бульдозер приехал, закатал почву под асфальт, натянул защитную кожу. И Никонов вздохнул с облегчением, теперь пространство стало ровным и безопасным.
Однако хорошее настроение длилось недолго. Он лежал со смартфоном и раздумывал, чем же заняться. Громадная, словно тень скалы, скука тяжело нависла над диваном. Тогда Ларион обновил страницу с новостями. Всплыло сообщение, что информация про двуногого летающего верблюда – это фейк. Все остальное не изменилось. Стало совсем тяжело и обидно. Как ни крути, а верблюд, летящий в Исландию, тешил воображение приятными картинами.
На улице же царила обычная июльская погода – вовсю гудел ветер, раскачивая провода и рекламные стойки. Не так давно, когда редактировали климат, произошел сбой. Лето теперь стало холодным, а зима жаркой, ночью мир нагревался от сумеречного лунного света, а днем солнце выпускало свои холодные и безжизненные лучи, похожие на щупальца. Никонов решил посмотреть в окно, на серое озерцо асфальта и здания, окутанные вечерним туманом. Уже зажглись фонари, прозрачное свечение, мерцая, пронизывало, будто бисерная нить, шумный проспект. А во дворе, Никонов не обознался, на ровной полосе асфальта, стояла та самая девчонка. Нет, он, конечно, понимает, что детские площадки для таких, как она, закрыты. Но приходить из раза в раз именно сюда – это что, специально, чтобы позлить?
Недолго думая, он натянул куртку и выскочил на улицу. В окнах больничного корпуса горел уютный темно-желтый свет, единым вихрем неслись машины, горстями разбрасывая красные точки зажжённых фар. Рекламный баннер про всемирную асфальтоватизацию, натянутый над дорогой, покачиваясь, скрипел. Девчонка стояла, не шелохнувшись. Спрятала руки в карманы клетчатого пальто, вдоль крупных пуговиц которого спускались концы длинного пушистого шарфа.
– Быстро пошла прочь!!! – заорал Никонов. – Сейчас же!
– А не хочу, – вдруг обернулась девочка.
В ее глазах застыли слезы.
– Ах ты дрянь! – взревел Никонов. – Теперь здесь асфальт, здесь тебе нечего делать!
– Здесь раньше рос цветок…маленький, с лепестками… а теперь… вот…
– Ядовитые травы, значит, распространяешь?! Да?!!
Лариону стало необычайно мерзко. Именно из-за таких как она, тех, кто не сделал вовремя прививку, его дочь находится в больнице. Теперь они еще мешают покрыть асфальтом землю. Губят человечество. Задыхаясь от ненависти, Никонов сделал шаг назад и наступил на какой-то железный прут, оставленный рабочими, и тут же схватив его, ударил с размаху девочку по голове. Та пошатнулась и упала, подмяв ноги, громоздко и некрасиво осела на асфальт. Ее бледное лицо было запрокинуто, а глаза широко раскрыты. Кажется, она ничего даже не успела закричать. Либо Никонов в тот момент перестал слышать. Торопясь, он сделал еще несколько ударов и остановился только после того, как вокруг головы образовалась темная лужа крови.
Пачкать ботинки не хотелось. Он развернулся и медленно пошел домой. В окнах больницы все также уютно и весело горел рыжий свет, мерно ехали машины. Социальным работникам о случившемся можно не сообщать – камеры все записывают, а мусор вывозят каждый вечер. Уберут.
Не смотря на то, что ничего особенного, в принципе, не произошло, где-то глубоко внутри Никонов почувствовал легкое неприятное покалывание.
– Дорогая, – спросил он жену, – что показывают сейчас по телевизору? Есть ли что-нибудь про милосердие или на духовную тему?
Жена мелко захихикала, сотрясая плечами.
– Видала в окно, как ты угрохал отребье. Ботинки не запачкал?
– Нет.
Тогда она потеряла всякий интерес, взяла пульт и, зевнув, нажала кнопку. На всех каналах шли сюжеты про необходимость асфальтоватизации.
– Дорогая, что-нибудь духовное, включи проповедников, – напомнил Никонов.
Дожевывая витаминный брикет, сел в кресло. Однажды он догадался называть всех жен «дорогими», это избавляло от необходимости узнавать и запоминать имя. С этой «дорогой», правда, он жил уже долго – не потому что она ему нравилась, а потому что обступало странное равнодушие, и было лень что-либо менять.
– Со временем человечество становится более целомудренным. Как женщины прикрывают свои груди кофточкой, так необходимо прикрыть и обнаженную почву асфальтом, – говорили вкрадчивым голосом на церковном канале. – А еще в этом действии будет проявлена ваша любовь к ближнему. Истинная забота о нем…
– Вот, про любовь говорят, – оглянулась жена.
Ларион поморщился. Не об этом хотелось услышать. Разве не проявляют свою любовь к ближнему те, кто вакцинируется каждый месяц? Почему-то сейчас об этом вспоминают нечасто, а жаль. А что делать тем, кто живет в городе и не имеет ни сада, ни огорода?
Неожиданно захотелось сделать какое-нибудь доброе дело. Например, купить участок земли, оперативно заасфальтировать и, таким образом, вновь утвердить чувство собственной праведности. Но лишних средств у Никонова не было, а потому он только вздохнул и закрыл глаза.