ПАТРИОТ
Евгений КАЛАЧЁВ
Познакомился я с тем котом три года назад. Стоял теплый солнечный сентябрь, дочка хозяина квартиры, куда меня пригласили в гости, играла на пианино, а кот лежал на подоконнике и смотрел на воробьев, дружно рассевшихся на ветке высокого тополя, чтобы послушать музыку. Потом мелодия закончилась, воробьи улетели, а кот спрыгнул с подоконника на пол и, пружинисто взлетев, оказался на диване, на котором сидел я. Осторожно подойдя ко мне, он замер, потянул воздух крупным в шрамах носом.
— Маркиз. Чистокровный английский кот, — представил его хозяин квартиры.
Я протянул руку, чтобы погладить большую дымчатую голову, но кот отстранился, давая понять, что фамильярности с незнакомыми людьми он не терпит.
— Это мой друг. Он хороший человек. — Теперь хозяин квартиры представил меня. – Можешь прилечь.
Кот сделал шаг и улегся мне на колени.
— Маркиз, — я погладил кота по короткой шерстке и ощутил под ухоженной шелковистой шкуркой стальные мышцы. Кот заурчал от удовольствия.
— Он что, Евгеньич, понимает человеческую речь? – спросил я.
— Он все понимает, — сказал хозяин квартиры.
— И где вы отхватили такого красавца? Он стоит, наверное, кучу денег?!
— Это отдельная история, — сказал мой собеседник. – Впрочем, короткая… Его бывший хозяин – новый русский. Он, конечно, не сразу таковым стал – жил в нашей пятиэтажке, потом организовал фирму, пошли деньги, поехал в командировку в Англию и привез котенка. Как ему удалось вывезти – известно, что в Англии с ввозом и вывозом животных существуют особые строгости. Но на то он и новый русский. Привез, значит, котенка, назвал Маркиз. А сам продолжал богатеть: машину дорогую купил, женился. Кот рос. Он, конечно, для него ничего не жалел: кормил его вырезкой, ошейничек кожаный купил, выгуливал на улице, как собаку. А деньги все шли к этому русскому. Он квартиру в центре огромную купил и переехал туда. Говорят, первого в ту квартиру, запустил он кота. Все бы хорошо, да в один не прекрасный для нового русского день сбежал от него кот. Вернее, сбежал из новой квартиры. И пришел – нашел ведь дорогу – сюда. Жил несколько дней в подъезде, поднимался на свой этаж, мяукал у своей бывшей двери. Я его пожалел, занес к себе, покормил. Он поел и опять в подъезд. Приехал за ним новый русский, увез. Через три дня кот опять здесь. И так продолжалось несколько месяцев. Говорят, он спрыгивал даже с шестого этажа, на котором этот новый русский поселился…
А тут грянул кризис. У нового русского начались проблемы, не до кота ему стало… Ну так, постепенно я приучил его к нашей квартире. Но он каждый день, словно не кот, а собака, ходит гулять на улицу. Причем один. Все соседи уже привыкли к нему, двери подъездные открывают. Вот такая история, — закончил мой собеседник.
Кот, дремавший у меня на коленях, встал, посмотрел мне в глаза, словно спрашивая, понравился ли мне рассказ.
Я погладил его, он отвернулся, повел раздраженно кончиком хвоста: мол, хватит нежностей, спрыгнул на пол и, пройдя по комнате, вышел в коридор, откуда раздалось чуть слышное «мяу».
— Маркиз, ты что, гулять собрался? – громко спросил хозяин квартиры.
— Мяу! – раздался голос кота.
— Как человек – все понимает, — сказал Евгеньич, поднимаясь со стула.
В суете большого города, в заботе о хлебе насущном время летит стремительно и незаметно. Уже вся страна и все ее граждане переболели последствием рублевого обвала, астрономического взлета цен. Нищие приспособились выживать на еще меньшие деньги, люди пообеспеченней перестали ездить на заграничные курорты, покупать новые иномарки. После обвальной осени наступила коматозная зима, а за ней – пришла весна, пробудившая отечественных производителей да переработчиков, потом наступило лето, которым многие наши сограждане не смогли выехать на отдых даже к Черному морю. Потом прошел еще год, за который иностранного товара в магазинах стало еще меньше, а нашего да китайского – больше.
В очередной раз я побывал в том гостеприимном доме, точнее квартире, в дни переезда. Пятиэтажки расселяли, жильцы переезжали в высотки, построенные рядом. Стоял теплый декабрь, и в тот тихий безветренный день с низкого серого неба плавно падали белые снежинки, и по свежим тропкам в рыхлом снегу к торжественным, под цвет неба и снега, взметнувшимся ввысь высоткам тянулись караваны пеших людей, несущих в руках, под мышками и на загривках стулья, коробки, ковры, свертки, люстры, горшки с комнатными растениями из осиротевших вмиг пятиэтажек.
— Сначала перетаскаем всякую мелочевку, а послезавтра будет машина – на ней перевезем мебель, холодильник, пианино, — сказал счастливый обладатель новой квартиры. Но особой радости в его голосе я не слышал.
— Устал, Евгеньич? – спросил я.
— Для кого-то радость – все-таки и метраж больше на целых двадцать метров, и планировка лучше – комнаты все изолированы, а для людей в моем возрасте трогаться с места уже трудно, хоть до нового места всего сто метров. И обживаться на новом месте сколько будем?
— А Маркиз-то уже на новом месте? – спросил я.
— Уносили, — сказал Евгеньич, — первым в новую квартиру запустили. Но ушел. Три дня уже нет ни там, ни здесь. Жена с дочкой искать его ходили, увидели его в снегу под его любимым кустом, покормили. Но в руки им не дался – шипит так страшно, по — звериному.
В феврале, когда, наконец-то, наступила настоящая зима и воздух из промозгло-чахоточного от кашеобразной снего-солевой смеси вдоль дорог и на тротуарах стал прозрачно-морозным, а на щеках ребятишек появились здоровые румяна, я опять побывал у Евгеньича. Разуваясь в новой просторной прихожей, я обратил внимание на кота, свернувшегося клубком на тумбочке.
— Отсыпается, — перехватив мой взгляд, сказал Евгеньич.
— Проезжал мимо вашей остановки, — сказал я, снимая куртку, — на месте вашего дома уже новый фундамент стоит.
— Да, быстро работают. Только доделывать за ними приходится: вон и обои отстают, и сантехника не функционирует, и дверь в туалет не закрывается, — сказал Евгеньич. Но вид у него не был трагическим, а наоборот, скорее веселым. – Вон и бродяга наш вернулся, — хозяин кивнул на кота. – Вы представляете, целый месяц жил в пустом подъезде – жена с дочкой ходили, кормили его. А потом, когда дом взорвали, еще две недели сидел под своим любимым кустом, пока там не вырыли котлован под новую высотку. Только после этого сам пришел и дорогу в новую квартиру нашел. Теперь отсыпается.
— Настоящий маркиз, — сказал я.
— Да, свою территорию он до последнего охранял: ни одного чужого кота или пса не запускал, лишь снисходительно разрешал гулять собакам, живущим в наших пятиэтажках. Но те на него даже не гавкали – чувствовали силу, — сказал со скрываемой гордостью Евгеньич.
— Патриот, — сказал я и провел рукой по спящему коту. Шерсть у него была не шелковистая, как раньше, а слипшаяся от грязи, и под ней отчетливо прощупывались ребра, но мышцы по-прежнему были тверды.
Прошел еще год. Москва окончательно оправилась от кризиса и продолжила свою гонку по сколачиванию капиталов, деланию карьер, зарабатыванию славы. Страна тоже начала медленно выползать из кризиса и по-прежнему терять свое влияние и позицию — Великой военной державы, отказываясь от своих баз в Абхазии, Вьетнаме, на Кубе.
К Евгеньичу я приехал перед первым сентябрем, на следующий день после приезда его жены с дочкой с дачи, арендованной в складчину с соседкой на пару летних месяцев.
Прямо у порога Евгеньич заявил:
— Вы знаете, Маркиз умер.
— Как?! Он же был в расцвете сил!
— Не вынес разлуки. Его увезли на дачу. Он оттуда уходил пару раз. Отсутствовал по неделе. Но далеко, видно. Дорогу в город найти не мог. Так там и умер.
— Может, все-таки, заболел? – огорченно спросил я.
— Нет, не болел. Перестал есть, лег под яблоню, так и пролежал дней десять.
— А что же жена, дочка не привезли его назад?
— Вы, знаете, сколько сейчас стоит съездить на электричке до города и обратно?.. И потом, они не думали, что до этого дело дойдет.
Калачев Евгений Сергеевич родился в Новосибирске, рос в Туве, высшее образование получил в Омске. Там же начал писать. До этого в составе промысловой артели охотился на пушного зверя в тайге – месяцами жил в таежной избушке без благ цивилизации, служил оперуполномоченным в уголовном розыске, «уходил» во внутреннюю эмиграцию: работал сторожем, дворником, хлораторщиком.
В 1996 году по итогам Совещания молодых писателей (г. Владимир) и по рекомендациям Лобанова М. П. и Шуртакова С. И. был принят в Союз писателей России.
В 1997 году окончил Высшие литературные курсы Литературного института имени А. М. Горького (семинар Е. Е. Чернова).
Публиковался в «Литературной России», «Литературной газете», «Российском писателе», «Дне литературы», «Московском литераторе»; в журналах: «Молодая гвардия», «Проза», «День литературы», «Милиция», «Золотое перо» и т. д.
Автор 15 книг. Секретарь Союза писателей России.