СНЕГОПАДА ХМЕЛЬНОЕ ВИНО

ЮРИЙ ХОБА

Снегопада хмельное вино

Накройте стол для сродственной души

Если посадить у крыльца хвойное деревцо, то потом можешь снисходительно поглядывать на бедолаг, которые каждый год судорожно рыщут по елочным базарам. Но главное — ты до конца дней своих свободен от жениных упреков: «Послезавтра Восьмое марта, а у нас ёлка посреди комнаты торчит».

Правда, есть риск повторить ошибку жителя волновахского поселка Еленовка. Мужик один год не освободил маковку одолженного у вечнозеленого бора саженца, второй, третий… Ну а спустя полтора десятка лет деревце вознеслось на такую высоту, что впору вызывать пожарную машину с выдвижной лестницей.

Впрочем, насколько известно, мужик не планирует звонить по телефону экстренной службы. Да и спасатели едва ли возьмут грех на душу. Ведь разлапистая звезда теперь не просто новогодняя игрушка, а основание гнезда сорокопута-жулана.

Поэтому свою дворовую ель я не отягощаю излишествами. И потом, разве могут быть украшения лучше парочки лазоревок, телесного цвета шишек и атмосферных осадков? Порой мне даже кажется, что зеленые иглы специально нанизывают на себя косо летящие снежинки, чтобы явить миру гармонию зимней свежести.

А в качестве дополнения к елке вполне достаточно столика штучной работы, сквозь лаковое покрытие которого погасшими угольками проступают кругляши сучков. Скучавшее целый год под крышей творение кустаря-одиночки обретает возможность побывать на вольном воздухе и заодно сгодится в качестве пьедестала для вазы с румянощекими яблоками, бутылки вина домашнего розлива и вздрагивающих от прикосновения озябших пальцев стаканов тонкого литья.

И, конечно же, для полноты счастья остается лишь дождаться приезда сродственной души, чтобы было с кем зачерпнуть певучим стаканом толику снегопада.

Тарань из полуострова Камчатка

К сожалению, война наставила рогаток на дорогах, которыми стекались к крыльцу эти самые сродственные души. Только две, да и то проездом, прибились за несколько дней до Нового года.

Но зато гости из самого полуострова Камчатка, земляки путешественника Фёдора Конюхова, самые что ни на есть сродственные души Антонина и Петр. Правда, Камчатка не та, лежащая за тридевять земель, а ближняя, с берега которой можно разглядеть дымки идущих к Керченскому проливу судов.

Привезли гости, помимо вязанки тарани, новогодний гостинец от Фёдора — роскошное издание репродукций его картин с дарственной надписью.

-Извини, — сказал Петр, — книга больше года пролежала у нас рядом с Божницей. Ждали, но ты всё не едешь…

Альбом излучал запах моря и степной полыни. Впрочем, так в прибрежном селе Атманай пахнет решительно все. Начиная с часовенки (её Петр возводил на пару со знаменитым путешественником) и, заканчивая рассохшимся баркасом, который, словно старый пёс, смиренно доживает дни во дворе родительской усадьбы покорителя всех мыслимых полюсов планеты Земля.

-Чем сейчас Фёдор занимается? — спросил я.- Не знаешь?

-Приблизительно, — рассмеялся гость, поглаживая точную копию бороды Громовержца ладонью железобетонной прочности. — Коль уж наш общий друг прошел все моря-океаны, дважды побывал на Эльбрусе и облетел землю на воздушном шаре, можно предположить, что готовит собачью упряжку для погружения в Марианскую впадину. Там он наверняка не побывал.

Еще одна сродственная душа — Антонина. Далеко не молода, но обаятельна.

А ещё она излучает свет, который обычно держится в безветренную погоду над полем июньского подсолнечника.

Однако Петр, несмотря на жёсткие ладони и бороду Громовержца, лишней сигареты или чарки при жене себе не позволяет. Поэтому я предлагаю ему «подышать» свежим воздухом.

— Правильно, — благословила хозяйка. — Попутно машину во двор загоните. И нам с Тонечкой мешать не будете. Гуляйте, пока к ужину не позовем.

Горсть репьёв на память о войне

Честно признаюсь, ждать милостыню от наших дам мы не стали. Воспользовавшись бесконтрольностью, я приволок под дворовую ель столик, разместил на нем яблоки, вино и стаканы, а гость благословил все это торжественным крестом.

Отведав даров виноградной лозы, закурили. Облачка легкого табака застревали в еловых ветках и бороде камчадала, словно потерявшаяся паутина. Казалось, это они, а не периодически срывающийся снег, издавали слабый шорох.

-Я думал, у вас, на Донбассе, грохочет, как в кузнечном цехе, а вышло наоборот, — подивился Петр. — В Атманае, когда ветер-низовка играет с морем, и то шума поболее.

Лучше бы гость промолчал, или сказал что-нибудь другое. Впрочем, чего требовать от человека, сон которого тревожат исключительно петухи и треск ворочающихся у берегового припая льдин.

Но здесь уже не треск припая, а кашляющая очередь разбудила тишину.

-Что это было? — спросил Петр.

-Война, — ответил я, и тут же уточнил,- скорострельная пушка боевой машины пехоты. Пойдем-ка лучше в дом от греха подальше.

-Неужели так опасно?

— Как сказать… Иногда «гостинцы» и сюда залетают. Сейчас я один такой продемонстрирую…

-Подари. Соседям дома буду показывать.

-С удовольствием. Только спрячь хорошенько. Иначе на блокпосту отнимут.

К великому изумлению, замечаю, что борода камчадала трясется от беззвучного хохота.

-Что смешное вспомнил?

-Антонину… На блокпосту три часа промордовали. Антонина, чтобы согреться, почти весь термос чая выдула. Ну и подалась по малой нужде за какую-то будку. Да и скатилась колобком в окоп. Я её оттуда, как рака из норы, за ворот тащил… А отъехали с километр, вновь за обочину попросилась. Жаловалась по возвращению: «Горсть репьёв из колгот вытряхнула. В окопе нахваталась».

-Плох твой смех. На тех обочинах мин поболее, чем репьёв.

-Пугаешь?

-Предупреждаю на будущее. Обочины уже ни одну жизнь забрали. А скольких покалечили, только травматологам известно.

Тост под гром канонады

Смешинки тут же соскользнули с бороды гостя:

-Ты прав, как ни печально, — молвил он, баюкая в железобетонной ладони розовощекое яблоко. — Я сам, дурак старый, на блокопостах облажался. Дважды. С солдатом ВСУ общался на русском, с ополченцем — на мове, что, как мне сдается, им сильно не понравилось.

-Надо было на языке прадеда-немца.

-Увы, кроме «хенде хох» и «нихтс форштевень»,ничего не знаю… Хотя, — молвил камчадал, — Антонина утверждает, что во сне после возлияния не по-нашенски лопочу. А на каком…

Завершить фразу помешала все та же боевая машина пехоты. А сдвоенный шлепок мин о сугробы за околицей и вовсе перевел разговор в другое русло.

-Постукивает что-то? — гадательно произнес земляк Федора Конюхова.

-Где?

-За калиткой. Я давно уже прислушиваюсь…

-Соседка Ираида вечернюю пробежку совершает. С лыжными палками… Тетка — не без юмора. Особо любопытным встречным жалуется на склероз: «Палки взяла, но лыжи дома забыла». А сама при этом хихикает. Бегает каждый вечер. Без скидки на погоду и бомбардировки.

-С головой у неё в порядке? — вежливо осведомился Петр.

-Более чем. И у соседа напротив крыша тоже, на месте… У которого новогодняя гирлянда за окошком полыхает… Это тебе, свежему человеку, кажется диким: как можно совершать вечерний променад и наряжать ёлку под визг крупнокалиберных пуль.

-Истину глаголешь.

-Ну а ты сам разве не втянулся в прифронтовой быт? В полутора километрах отсюда мины хряпают, а мы с тобой грызем яблоки, да толкуем за жизнь… И Антонина туда же. Слышишь, как беззаботно щебечет с хозяйкой?

Наконец-то скорострельная хлопавка угомонилась. Наверное, выпуляла весь боекомплект. А может, пушкари решили больше не поганить благостный вечер чужеродными звуками.

-Погодка — действительно чудо, — согласился гость. — Чистая тебе невеста во время венчания… Знаешь, — добавил он после непродолжительного раздумья, — я иногда удивляюсь нашему Федору. Ездит, летает, плавает. Как будто есть на белом свете места краше наших…

Мы выпили за Федора, за предоставленную возможность наполнять стаканы тонкого литья вином и снегопадом, за дам. И, конечно же — за праздник, который всякий раз приходит в твой дом вместе со сродственной душой.

Фото автора.