СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ

Елена КРЮКОВА

СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ

Памяти моей матери,
нейроофтальмолога,
глазного хирурга,
военной медицинской сестры,
подполковника медицинской службы запаса,
заслуженного врача Российской Федерации
Нины Степановны Липатовой

Я вижу вас. В проёме ли дверном,
В оконном закрещённом ли квадрате —
Вот тень. Вот лик. И думы об одном:
Пусть тот солдатик выживет в палате.

На койке ржавой, третьей от окна,
Под морфия инъекцией, под платом
Немого жара. Там — идёт война.
Здесь — скорбный бой немеркнущей палаты.

Я вижу вас. Близ швабры и ведра.
В огне стерильной операционной.
Стоящих до полночи, до утра
На вахте лазаретной и бессонной.

Девчонки, школьницы ещё вчера.
Хирурга понимают с полуслова.
Кровавый шёлк больничного ковра.
Вы сёстры милосердия святого.

Вы видите в лицо уродку-смерть.
Калечную. Глухую. Ледяную.
Вы шепчете: тебе нас не посметь
Всех перебить. Мы, весь народ, воюем.

Мы русские. Весь русский лазарет.
Порвём мы на бинты свои рубахи:
Казах, якут, татарин. Смерти нет.
И боли нет. И времени. И страха.

И только там, в ночи, я вижу вас,
С термометром и полным жизни шприцем,
С пронзительным свеченьем слёзных глаз,
В полночной тьме разрушенной больницы.

И лица тех военных медсестёр —
Как родовые строгие иконы.
Во времени ином горит костёр:
Так чудотворно, так неизречённо.

И на колени мысленно встаю
Пред каждым сестринским,
во мгле плывущим ликом:
Родные, забинтуйте жизнь мою,
Израненную памятью великой.

***
Рядом со мной, в лазарете моём,
рядом с операционным моим столом,
На поле боя, когда нельзя идти в рост,
только ползти.
В белых халатах, они все в грязи и крови,
они дом на слом,
Разбомблённый дом, Красный Крест,
на спине вдаль не унести.
Только на рукаве. Красный Крест мой — на рукаве.
Родные, вы ведёте войну со Смертию не в бою,
Не под грохот снарядов — здесь, на столе,
в простынёвой траве,
В белой, жгущей инеем, злой траве,
наискось разрезающей жизнь мою.
Хирургический стол. Милая! Скальпель! Иглу! Кетгут!
Веди бой за жизнь. Да, за жизнь. Да, за эту, юную, да.
Ты не знаешь, кто ранен вчера, кто умер сегодня,
и завтра они умрут;
Здесь, сегодня, сейчас — спасай эту судьбу,
ведь пришла беда.
Эту жизнь спаси! Этот мир спаси!
Да, вы все, слышите, Русский Мiръ.
Война, она только лишь началась.
Недавно. Вчера. Или века назад?
Дождь раненых идет стеной.
Река орущих, плачущих, над немыми людьми
Красным криком летящих,
руслом крови неудержно хлещущих в Ад.
А нам эту кровь останавливать!
Вату мне! Марлю! Жгут!
Бойцы выгибаются, болью исходят,
умирают у нас на руках.
Сараюшка возле села — наш лазарет.
Бессонный, кровавый труд.
На войне, видишь, как на войне.
Таблетками не убьёшь дикий страх.
Да, таблетки! Чёрт, закончились все, товарищ военврач.
Инъекцию кордиамина! Закончился.
Адреналин! Есть ещё?! Есть.
Ой, сестричка, как же болит… сил нет, больно как…
Больно, боец, не плачь.
А хочешь, поплачь. Усни, боец.
Во сне пусть приснится весь
Тебе мир, за него воюешь, за него ранен,
за него и помрёшь,
За великий наш Русский Мiръ,
только утром, солдат, проснись,
Ну а ты, сестрица, к столу, валидол под язык,
скальпель не трожь,
Он стерилен, прокипячён,
разрезает жизнь вдоль, поперёк, вверх и вниз.

…а ты, слышишь, вставай, эй, солдат, утро уже,
Завтра Пасха, цвета неба яйцо Фаберже,
а доктор в карман рукой — шасть, ничего не пойму,
Кусок сахару, завалялся в кармане, в табачных крошках,
не побрезгуй, держи,
То тебе подарок, сестра, ой, доктор, спасибо,
нужно вам самому,
А больной что лежит, не проснулся, груз двести,
да брось, не дрожи,
Наступаем, свернём лазарет,
нам теперь лишь вперёд и вперёд,
Ну да хватит трястись, побледнела вся,
на, нашатырь нюхни,
Отступает враг, наступаем мы,
и больше никто не умрёт,
Все уже герои, а значит, бессмертные,
ночью над лазаретом огни,
Недвижимых раненых что, бросать,
спокойно, за ними обоз придет,
Да, бросать, сестра,
доктор, я не могу, они так смотрят, они кричат,
Не бросайте нас, доктор, сестриченька,
белых простынок слепой ледоход,
Я остаюсь, товарищ военврач, ни шагу назад,
Нарушить приказ — трибунал, я знаю, расстреляйте меня,
Я сама выносила из боя раненых, товарищ мой военврач,
По земле расстелена плащ-палатка,
и я, ухватясь за край, тащу посреди огня
И ползу по земле, и тяну, волоку и тащу,
и тащу, хоть плачь,
Эту жизнь — через смерть!
Господи, ее к медали приставь!
Что вы там бормочете?! Присягу?! Устав?!

…что у тебя в санитарной сумке, сестра моя?
Йод. Вата. Бинт. Марля. Спички. Вода.
Больше ничего нет.
Ой, наврала. Спирт во фляге. А ещё смена белья.
А ещё фонарь и свеча: в темноте должен быть свет.
Вам, хирургам, спирт под расписку дают.
А мне сунул в сумку наш командир.
Так небрежно, косился в сторону.
…а я на бинты рвала с себя бельё.
Рубашонкой моей, в лоскуты разодранной,
зиянье кровавых дыр
На века заматывала,
бинтовала войны проклятой дымное бытиё.
Рубашонка моя, ещё теплая…
тела моего живое тепло…
Часто думала: вой снаряда —
и нет лазарета, и меня тоже нет.
Солнце вижу коричневым, в чёрных тучах,
сквозь копотное стекло.
Доктор, я остаюсь.
У меня в сумке бинт, спирт и свет.
У меня в сумке Время. Нет, вам его не покажу.
Оно не кричит. Не плачет. Оно тяжело молчит.
Завтра наша победа.
Нет, товарищ хирург, я не боюсь, не дрожу.
Я просто горю, в белом халате свеча,
Красный Крест, в чёрной ночи.

 

***
Нам храбрости не занимать.
Хирурги — наши генералы.
Молчит моя медичка-мать,
Она сегодня так устала.

Вот табурет и коридор.
И руки бросить на колени.
Кричат солдаты — страшный хор —
Поверх бинтов, снегов, ранений.

Они кричат поверх смертей.
Поверх атаки лиц незрячих.
Сестрица, чаю им налей
И с ложки покорми лежачих.

Нам ярости не занимать.
Освободим, спасём мы землю.
Молчит моя святая мать,
Закрыв глаза, минутно дремлет.

А завтра снова будет бой.
Злой. Ожидаемый. Внезапный.
Побудь наедине с собой.
Меня родишь ты завтра. Завтра.

 

МОЛИТВА

Сегодня в лазарет наш с далёкой ли дали
Совсем цыплёнка юного, мальчонку привезли.

Из кузова сгрузили и на руках внесли
В огромную палату: в крови, снегу, пыли.

Обмыть мальчонку надо! Всё чистым быть должно.
А нянечка-старуха так молится в окно.

На Солнце, как на Спаса… икона — небеса…
Зовите вы хирурга! Жить парню полчаса!

Хирург бежит, вздыхает, всю видит боль-беду.
Реку переплывает, идёт-бредёт по льду.

Реку войны и скорби, и простынь, и пелён,
Реку судьбы и смерти, реку иных времён.

А мать моя, сестричка, рукой зажала рот:
Такой солдат молоденький, а нынче вдруг умрёт!

Не умирай, шептала, держись, не умирай,
Во что бы то ни стало держись и побеждай!

Зажимы подавала… Стояла у стола…
А нянечка-старуха молилась и ждала.

А нянечка святые все путала слова,
Молилась как умела, молилась от себя…

Хирург над страшной раной творил последний шов.
Шагнул назад, как пьяный, без сил, в поту, без слов.

Солдат, мальчонка бледный, последний дух и дых.
Он снизу вверх застыло смотрел на нас, живых.

И мать моя, сестричка, отбросила зажим,
И тихо так и горько заплакала над ним.

А нянечка молилась, молилась всё равно,
И Солнце бинтовало разверстое окно,

И Бог молитву слышал, в слезах смирен и тих,
И в небе Сам молился за мёртвых и живых.

 

САУР-МОГИЛА

Здесь, под этим выгибом холма, женским Саур-животом,
Здесь все предки мои, не сойти с ума; здесь мой Саур-дом.
Дом, что брошен был века назад. Я далёко ушла.
Дом, букварём твердимый стократ: на краю стола
Каша, масло, галушки, борщ… Я шахтёрская дочь.
Я отсюда ушла, будущим тяжела,
прямо в ночь.

Дождь встаёт стеной. Дождь один со мной.
Даждь нам днесь
Наш насущный хлеб, Господи, ситный снег,
Пасхальную взвесь.
Ветер, он почти разрыв, ещё немного — снаряд…
Ветер, он на войне ещё жив, а про нас что говорят?

Рано я ушла. Мне кричали: эй! Вернись домой!
А передо мной — простор, косогор, хоровод, костёр,
бесноватый немой.
Хатка, чугунки, рушники… не могу, реву от тоски…
по Украйне в плацкартном вагоне трястись —
плакать не с руки, здесь вот похоронены беляки,
здесь — красные пареньки,
здесь Павло Наливайко скакал на коне,
здесь Тарас Бульба горел в огне,
родив нашу жизнь.

Я шахтёрская дочь. Я далёко ушла. До Расеи дошла.
До Сибири, молясь, добрела.
Только уголь с лица забыла стереть, со скуластой щеки —
Ни Байкал не смыл, ни Амур не плеснул,
на скуле так и осталась мгла,
Саур-мгла, Саур-ветла, Саур-полынь, и сжаты мои Саур-кулаки.

Я видала, откуда в иные века течёт Герой-река.
Гуляй-поле откуда растёт.
Подопригора и Перебейнос любили меня до слёз,
а слёзы ножами резали рот.

Вся в станице Марьевке Луганской области моя родня.
Эй, родимые, как вы там без меня?
Это я стою в перекрестье Саур-огня,
Это я ревмя реву у Саур-плетня,
Это я кричу в Саур-зеленя:
— Да разве найдётся на свете такая сила,
Что пересилила бы русскую силу!.. —
В звёздном хоре русалочьей ночи
и на бешеной ярмарке дня…

Ты, родня, держись! Вот такая настала жизнь.
Мы продержимся. Нас не повергнут ниц.
Мы восстанем — мильоном смеющихся лиц,
И рыдающих лиц,
И целующих ртов, и вопящих ртов,
И горящих кострами глаз,
И беременных животов,
И златыми объятьями распятых крестов!
Мiромъ всем, что за Мiръ — умереть готов!
За Саур-судьбу! За Саур-любовь!

…за церквушку тихую — на том берегу,
Где молиться в слезах я уже не могу…
не смогу… молюсь на ходу, на бегу,
в задыханье, в объятье, в чужом проклятье,
глядя счастью в лицо,
глядя в лицо врагу…

На руке ты моей, Саур-кольцо.
Саур-Мiръ, ты настанешь,
И я тебя сберегу.

***
Мы ведем священную войну.
Нам не быть у зверьей тьмы в плену.
Время. Жизнь. Текучая вода.
Нам нужна Победа навсегда.

Не сдадимся, слышишь, вражий кат?!
Нет дороги нам теперь назад.
Лишь Победа — через боль, свинец.
Нам нужна Победа наконец.

На сраженье встала вся страна.
Это, да, священная война.
Да, потом наступит тишина.
Нам Победа, как любовь, нужна.

Нам нужна Победа, как цветок:
Алый мак, дыханье резеды.
Нам нужна Победа, как глоток
Чистой, как хрусталь, святой воды.

Ангелы, небесные цветы…
Васильки, ромашки и жасмин…
Аромат родимой красоты
Берегов, полей и луговин…

Жизнь — цветок. Ни шагу нам назад.
У цветов я радости учусь.
Встану на колени я, солдат,
Перед боем тихо помолюсь.

Мы бежим в атаку сквозь огонь.
Рукоять Победы жжёт ладонь.
Мы ведём священную войну.
…мы спасаем жизнь. Её одну.

***

Я сегодня в пилотке. Я сегодня в санбате.
Перевязка да марля. Фронтовая сестра.
В сапогах до колена. В белоснежном халате.
Бально белое платье. Больно: нынче, вчера.

Излеченье полдневно. Исцеленье ночами.
Вот укол чудодейный — будешь, братик мой, жив!
Перевязка дыханьем. Перевязка стихами.
Обнимаю стихами. Напеваю мотив.

На затылке — корзинкой — под шапчонкою — косы.
В битом зеркале вижу озорную весну.
Сколько раненых нынче! Я украдкою слёзы
Разотру кулаками и ладонью смахну.

Я хотела, чтоб юность. Я мечтала о свадьбе.
Лишь горчичная горечь лихолетной войны.
Перевязка надеждой: радость к сердцу прижать бы!
Перевязка судьбою: мы присяге верны.

Красный Крест на повязке — будто жгут на сосуде.
Завяжи ещё крепче! Болью всей завяжи!
Мы не Ангелы Божьи, мы военные люди,
Мы живём на обрыве, на границе души.

Мы ползём по-пластунски по смертельному полю,
По горящему полю, только звёзды одни.
Потерпи, мой солдатик, ты не чувствуешь боли,
Мы уже победили, вот салюта огни.

Табурет колченогий. Я сажусь к изголовью.
Спят в жару все герои. Спит в ночи лазарет.
Перевязка объятьем. Перевязка любовью.
Перевязка рыданьем. Исцеляющий свет.

Он ложится витками, с хрустом рвётся бинтами,
Он горит чистой марлей и уколом свечи.
Простыня снеговая. Слёзы, звёздное пламя.
Я всё плачу и плачу, в лазарете, в ночи.

Знаю, знаю всем сердцем: будет, будет Победа!
А война — это скальпель: боли, клятвы, суда.
Гаснет тусклая лампа. Море звёздного света.
Перевязка Победой: до конца. Навсегда.

***

Я гляжу в зеркало. Там — лица, лица.
В касках, платках, забинтованы лбы.
Мне жизнь моя лазаретная снится.
Так я иду — от беды до судьбы.
Я лишь дыханием вас исцеляю.
Я лишь стихами в ночи вас лечу.
Старая, Господи, нет, молодая.
Лампу хирургу!.. а может, свечу…
Люди, усталости я и не знаю.
Боль утихает, кричи не кричи.
Я лишь надеждою вас исцеляю,
Верой бинтую вам раны в ночи.
Эта война справедлива до боли.
Освобождаем, клянёмся, молчим.
Я обхожу лазаретное поле
С нежным, последним огарком свечи.
Как вам сегодня, солдатики, спится,
Койки парадом построились, в ряд…
Я гляжу в зеркало: там лица, лица.
Лбы забинтованы, каски горят.
Режет хирург вас от Ада до Рая,
Крутится бинт снеговой пеленой.
Я вас, любимые, всех исцеляю
Только любовью, лишь ею одной.

***

Я всех вас так помню, солдаты.
Всех раненых. Коечки в ряд.
Военные горькие даты.
Военный посмертный парад.

Кого в дальний путь провожала…
Письмо сочиняла кому…
А жизни всё мало, так мало,
Уходит, куда, не пойму.

Крест Красный на белой повязке
В ночи красным солнцем светил,
А жизнь — материнская сказка
В виду хоровода могил.

Но мы поднимаемся с коек.
Но мы восстаём из гробов.
И строй, монолитен и стоек,
Волною катит на врагов.

А мы медицинские сёстры
Войны: нынче, завтра, вчера,
Нести нашу вахту непросто,
Нам старшая смерть медсестра,

Но к этой возлюбленной койке,
Ко шраму судьбы на щеке,
Иду осиянно, тихонько,
Со шприцем в воздетой руке,

Я жизнь, я святая молитва,
Я просто любовь, мой солдат,
Я просто твой Ангел над битвой,
Ни шагу, ни шагу назад.

 

 

Читайте также: