ПОСТОВОЙ

Странная природная настройка зрения у людей. Ярко высвечиваются в сознании только шумные события, значимые, или те, которые нам кажутся таковыми. Мы затягиваемся ими в какой-то иллюзорный мир ценностей, следуем за ними легко и естественно и так же вскоре легко отказываемся от них, забывая свои увлечения. Такая же история происходит и с людьми, которых мы встречаем на своем жизненном пути: знакомство, увлечение, восхищение или отвращение и в конечном итоге — охлаждение и полное забвение. Люди проходят через нашу жизнь как тени, совершенно не познанные нами сердечно и существенно нам не нужные. Очень редко бывает и наоборот. Человек появился в нашей жизни как ничего не значащий эпизод и каким-то непостижимым образом без нашего согласия поселяется в нашем сердце навсегда. Впрочем и там, в нашем сердце, он остается загадкой.

Эта история началась давно, очень давно. Я тогда заканчивал среднюю школу. Мы переехали семьей в новостройки. Дома там построили, но инфраструктуры не было никакой — людской муравейник, ночующий в своих норках, а утром пытающийся вынырнуть в настоящую жизнь штурмуя редко подходящие автобусы. Другой возможности выбраться в мир не было. Впрочем, для меня лично это была не проблема. Мне было неполных семнадцать и размяться перед скучным школьным днем было «за радость».

Я подошел к автобусной остановке, находящейся на пересечении двух широких улиц, и прилип к толпе, ожидавшей очередного транспорта. Никто не знал, когда он появится, никто не знал, удастся ли самому попасть внутрь и уехать. Народу было в несколько раз больше, чем мог вместить любой «резиновый» советский автобус. В нём — тепло, а на улице холодно, мела питерская метель. За десять метров уже ничего было невозможно разглядеть. Поёжился, мне стало вдруг тоскливо и желание штурмовать автобус, расталкивая людей локтями, совершенно исчезло. Оторвавшись от толпы, сделал несколько шагов на угол перекрестка. Метрах в пяти замаячила одинокая фигура, обращенная ко мне спиной. Спина была широкая. Я сделал еще пару шагов навстречу. И этот объект быстро перекрыл почти весь горизонт моего зрения. Остановился, сместился в сторону и попытался понять, кто это и что делает этот кто-то, стоя в одиночестве на перекрестке, явно никуда не спеша и явно не интересующийся тем, что происходит вокруг.
Уже потом, вспоминая эти секунды, с удивлением начал понимать, что оказался в каком-то незнакомом мире, где всё было не так. Все обычные ориентиры пропали, пропало это утро, пропала толпа народа, мерзнущая и агрессивная, пропала остановка с перекрестком, пропали и сами автобусы — такие теплые и пахнущие бензиновым выхлопом. В какой-то степени пропал и я сам, полностью окунувшись в это необычное созерцание.

Это было потом, а в тот момент, находясь еще в этом восхищении, неожиданно ощутил раздражение от созерцания фигуры привлекшей мое внимание. Это был, видимо, мой ровесник, но на голову выше и значительно шире меня. Можно сказать, что он был огромный и толстый. Одет был в хорошо скроенное, видимо новое, теплое пальто. На голове шапка с большим козырьком, как принято изображать прибалтийских националистов. Под шапкой расположилось тупое сытое лицо с немигающим отсутствующим взглядом. Почему-то то, что этот человек меня не замечал, оскорбило. Раздражение нарасло и бросив в пустоту эмоциональное: «Дебил!», я развернулся и бросился в толпу, штурмующую подошедший автобус в надежде занять в нем место «для посидеть».

К вечеру уже не помнил этот эпизод, закружившись в череде дневных впечатлений. Но на следующее утро вся картинка повторилась. Еще издали, подходя к толпе, заполнившей автобусную остановку, мой взгляд столкнулся с этим странным «постовым». Он стоял на своем месте невозмутимый, неподвижный и медленно провожал взглядом проезжавшие мимо редкие машины. Я пресёк нарастающее раздражение и отвел взгляд, опять ринувшись штурмовать автобус.

День за днем, год за годом, наблюдая каждое утро «постового», привык к его существованию. Раздражение постепенно исчезло, а вместо него появилось неожиданно некое чувство умиления. Выходя утром из дома и встречая этого человека на своем посту, невольно улыбался, теплело на сердце и рождалась необъяснимая радость.
Так проходили годы. Мы повзрослели, но продолжали встречаться ежедневно. Я приобрел машину и, выезжая утром на работу, делал небольшой крюк, чтобы нам можно было увидеться. Встречи были мимолетны, я просто проезжал мимо и этого было достаточно. Он стал почти родным для меня. Мысленно делился с ним моими проблемами как с другом, желал ему всего доброго, чего желал себе. Он продолжал стоять на своем посту. За все эти годы мы так и не сказали друг другу ни одного слова, даже не посмотрели друг другу в глаза.

Грянули девяностые. Страну, и меня вместе с ней, штормило и рвало на части. Но, только не «постового». Он продолжал невозмутимо свое стояние, а я каждое утро проезжал мимо него. И вот это вселяло надежду. Хоть что-то было без изменений, было стабильно. Прошли и девяностые, нулевые зашумели и расцвели. Я отсутствовал в Питере много лет, а вернувшись на время, встретил «постового». И почему-то не был удивлен. Он постарел, но был такой же статный, огромный, толстый и невозмутимый. Ну, и место нашей встречи, конечно, было традиционно. Я не подошел к нему, не попытался заговорить, наблюдая со стороны, испытывая те же чувства умиления и сердечной теплоты. Зачем рушить сказку?

И вот недавно снова посетил Питер. Видимо, от того, что долгое время был оторван от родного города, совсем перестал его узнавать. Все казалось чужим и незнакомым. На душе потяжелело, и ноги сами понесли меня к знакомому перекрестку. Надо было за что-то зацепиться. Перекресток был пуст. Вдруг осознал, что в растерянности стою на месте моего «постового» и медленно взглядом провожаю пролетавшие мимо машины. Я стоял так очень долго. Мысли и чувства мои были в таком месте, которое и описать совершенно невозможно. Разве такое опишешь? Нипочем не опишешь.