СЕКРЕТЫ ТВОРЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ОТ ПОЭТА КОНСТАНТИНА СКВОРЦОВА

«Писать стихи надо так, чтобы слезы падали в борщ»

Анастасия Чернова, ведущая литературного клуба «Соты», поприветствовала участников встречи в редакции журнала «Москва» и представила главного гостя. Это Константин Васильевич Скворцов – поэт, драматург, автор пьес – в том числе, исторических.

Многие его песни стали народными. Такова, например, судьба стихотворения «Матушка пела». «Сегодня нас ждёт не конференция с докладами, а свободный, живой разговор о поэзии – и о жизни. Потому что это взаимосвязано. Если кто-то захочет спеть, то – приветствуем!» – сказала ведущая. Также она представила журнал «Православная беседа», где было опубликовано ее интервью со Скворцовым. Участники отметили красивое оформление, саму статью сопровождали «говорящие» фотографии – о поэте и эпохе.


Константин Васильевич Скворцов:
Я прожил большую жизнь в литературе, был знаком с Анной Ахматовой, Фазиль Искандер умер у меня на руках… Писателем быть не собирался, потому как все литераторы немного «странные». Не люблю писать… Но, когда прихватит, надо от этого чувства как-то избавляться, а избавиться можно, только написав что-то. Это чувство во мне зародилось рано – лет с десяти, и вот, уже более пятидесяти лет я – член Союза писателей СССР, а теперь России.
Как так получилось?.. Смотрю на свой пятитомник и думаю: надо познакомиться с человеком, который всё это написал. Сейчас, если меня попросят просто переписать карандашом всё, что было здесь написано стихами – подозреваю, что не смогу…

Жизнь проходит быстро… Постареть не страшно, главное – не устареть! Можно и в сорок, и в тридцать – устареть, а можно и в девяносто быть востребованным.
Только что меня спросили, что я делал на Урале. Там были творческие встречи – в Озёрске, в Трёхгорном, в Челябинске. Но это еще не все. На творческие встречи, видимо, по привычке, как-то не обращаешь внимание, а вот то, что я побывал два дня на охоте, подышал свежим воздухом, – вот что важно. Вышла на меня косуля – такая красивая! Я ружьё поднял – и выстрелил вверх. Друзьям сказал, что промазал… Видите ли, на охоте человек наполовину становится зверем. Но зверем – в хорошем смысле. Потому что звери бывают разные.
Родился я в Туле. Когда началась война, район, где мы жили, подняли и эвакуировали в город Златоуст (Челябинской области — ред). На окраине Златоуста в лесу построили завод, а жили в «новом городе» – в построенных бараках. Городом, правда, это сложно назвать: многие держали коров, чтобы выжить. Время было голодное, собирали капустные листы и рябину. Повезло, что телевидения не было, а был клуб самодеятельности, где собирали юных мастеров. Я занимался в авиамодельном кружке, ходил и на акробатику, и на кружок художественного чтения. Всё было расписано. Мы были по-хорошему, по жизни образованными людьми.

 

Но тяга к театру всё время оставалась. С 9 класса я руководил драматическим кружком. Приехал в Москву поступать в ГИТИС на актёрское отделение. Спал на Казанском вокзале – в киоске газетном. Милиционер меня вычислил. Но у меня была с собой записка – от папы, к нашему земляку. И от мамы банка варенья из дикой клубники. Оказалось, что земляк – это Игорь Васильевич Курчатов. Меня встретили в институте – по его звонку, но места уже были заняты. Предложили в Щукинское училище. Блат в то время был явлением позорным, я им, естественно, не воспользовался…
Вернулся в Златоуст, поехал в технический ВУЗ с ребятами – чтобы им подсказывать. Что-то отвечал на экзамене и сам поступил. На третьем курсе пришла в голову мысль, что нужно быть не актёром, не режиссёром, а драматургом. Зашёл однокурсник Вася Бледных и заявил, ссылаясь на Гегеля и Вольтера, что поэты до драматической поэзии не доживают – самый сложный жанр. Поэтому нужно приступать к написанию драм уже сейчас. Не знаю, почему он так решил, но его пророчество сбылось. Я стал драматургом, он – академиком и ректором нашего университета.
Так и писал всё время стихи – незаметно. Никогда не думая о их публикации. Считаю, что если десять стихов в год написал – это для меня удача!
Анна Андреевна Ахматова, с которой меня познакомила Людмила Константиновна Татьяничева, говорила мне, что, если человек читает стихи по бумажке, то он не имеет отношения к литературе. Не спасается своими стихами, как молитвой. Ну, разве что свежие стихи допустимо читать по бумажке…


Помню, у нас не было понятия «молодые писатели». Человек либо писатель – либо, не писатель. Что такое Лермонтов в 27 лет? Сейчас сказали бы: литературный подросток. С другой стороны, у будущих писателей есть опасность перекорма – как у кур бройлерных. Сейчас много самоназначеных гениев. Гордые, не подойдёшь. А если ещё три рубля в кармане – то совсем мастер мирового класса! Этого не было.
После института, помню по распределению ехал в поезде в Туву – смотрю, маралы гуляют (восточноазиатский олень – ред.). И меня… как будто в дрожь. Ток по всему телу. Красота неописуемая. Это «облучение» красотой. Много чего красивого видел и раньше, на Урале, много самодеятельных стихов было уже написано, но после этого случая стал писать по-другому. Хорошо ли, плохо ли – не знаю, но профессионально.


Дороги, тракты и тропинки.
Привал. Задумываюсь я,
Как сыплются секунд дробинки
В стальную чашу бытия.
Никогда не печатал эти строки… Стараюсь как-то в ы б и р а т ь. В Переделкине меня часто приглашали Владимир Алексеевич Солоухин и Михаил Николаевич Алексеев обедать. Говорят: «Ну, прочти». Я читаю. Если слёзы у них падают в борщ, если скажут: «Пронял, пронял!», то оставляю стихи. Если нет – разрываю и выбрасываю. Если не п р о н я л – то зачем же?
Помню, выступал в деревне. Собрались старушки. Сцена – гнилые доски, импровизированный стол, графин с водой. И вдруг одна подходит и даёт мне три горячих картошки: «возьми, милок, у меня больше ничего нет». Вот это для меня – самая высокая награда.
Впрочем, у каждого – свои меры. И в творчестве, и в жизни. Главное, проживать свою жизнь. Если удалось, то ты – писатель. Потому что нельзя поставить цель – стать писателем. Можно стать Инженером, врачом, космонавтом… а писатель – это что-то сверху, от Бога. Нация сохраняется литературой. Особенно – драматической поэзией.
В продолжение вечера Константин Васильевич отвечал на вопросы и читал стихи. Торжественно и убедительно. Что называется – «пронял».

МАТУШКА ПЕЛА
Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё…
Помнится только: матушка пела…
Песней наполнено сердце моё.

Зимами злыми над прорубью белой,
В стылой воде полаская бельё,
Вся коченея, матушка пела.
Песней наполнено детство моё.

Больше она ничего не имела.
Только свой голос. Свой — ножевой.
Не было хлеба. Матушка пела,
И оттого я остался живой.

Рядом война полыхала и тлела.
Сытым ходило одно вороньё.
Вдо́вы рыдали. Матушка пела.
Песней наполнено детство моё.

Ми́нуло время, память немела.
Но без войны я не прожил и дня.
Все́ эти годы матушка пела.
Это, должно́, сохранило меня.

Мы отнесли её лёгкое тело
На вековечное поле-жильё.
Всё мне казалось, — матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.

Наталья: расскажите о своём опыте поэта-песенника!
Константин Васильевич: Специально песен никогда не писал, но потом – запелось… Помню, меня попросили написать про Иву. Сначала слова не приходили – это в пьесах герои своей жизнью живут и свои песни поют. Уехал в Пицунду в ом творчества и там – написалось. Спустя время на одном вечере услышал, как объявляют: «Ивушка, слова народные» …

ИВУШКА

Как горька и красива
Над вечерней водой
Наклонённая ива
Со своею бедой.
Она плачет и плачет
У притихшей реки,
Что оброк ей назначен
За чужие грехи.

Ей сочувствий не надо.
Это доля её.
Есть одна ей отрада
Слушать трель соловьёв.
Говорят, только ива
Может птицу понять.
А колен соловьиных
Никому не унять.

Так уходит жизнь.
Я кричу: «Постой!» –
А вода бежит…
Что воде пустой?!

Полыхают зарницы.
Спать округе невмочь.
Так безумствуют птицы.
Так безумствует ночь.
Словно кубок медовый
Ими выпит до дна,
Но миг счастья недолог –
Снова ива одна.

А под звон колоколен
У притихшей реки
Бьёт Россия поклоны
За чужие грехи.
Ей одной вышла доля
Всех понять и любить,
Но плакучей доколе
Ей, как ивушке, быть?..

Так уходит жизнь…
Я кричу: «Постой!..» –
А вода бежит…
Что воде пустой?!

 

Бывает, услышишь свои строки, ставшие афоризмами: «А вода бежит. Что воде пустой?» (Это сказал пятилетний ребёнок в доме, где кран не починили).
Если в целом говорить о литературе – не могу писать людей такими, какие они есть. Пишу о том, какими они должны быть.
Помню, в театре шла пьеса «Сталевары». Как-то отработав очередную восьмичасовую смену на трубопрокатном заводе, я 3 часа смотрел спектакль в театре. А разницы как будто не было. Может поэтому не люблю писать бытовые драмы. Искусство должно поднимать. Мы созданы быть богоподобными, потому и стремимся вверх. Литература способна возвышать человека. Слово обладает силой, формирующей человека, как личность.
А что такое поэзия – мне трудно сказать. То, что в школе учили, не прошло испытания временем. Как-то один мальчик лет семи попросил:
– Дядя Костя, научи стихи писать!
– Что такое стихи, ты знаешь?
– Да. Стихи – это то, что не даёт спать.
Это, наверное, самое точное определение. Мальчик встал на стул и прочил мне стих.
Мясо в мясорубку,
Мясо в мясорубку,
Мясо в мясорубку
Шагом марш!
– Стой! Кто идёт?
– Фарш.
Потом оказалось – не его стихотворение, а Питерского поэта Михаила Яснова.
Впрочем, у поэтов – особенная психика. Независимо от возраста. Один губернатор издал несколько книжек. И всё недоумевал, почему памятник поставили Достоевскому, а не ему!
В связи с этим вспомнились давно написанные строки …

В искусстве есть невидимые грани,
Поэт бессилен, если он нормален.
Но грань прошёл – и кончилась игра.
Художник, не страшись того предела
В своём стремленье землю переделать
Как не рискнуть чуть дальше, чем вчера!

Всё время нужно рисковать, но грань не переходить! Меня всегда спасала Природа: охота и рыбалка, горы и степи, тайга и тундра… Нужно почаще быть на природе. Долгую творческую жизнь проживёте. Вот и весь секрет.

Пронеслись мои годы –
Столбы верстовые.
Забубённая молодость,
Ты не права.
Мы торопимся жить,
Забывая простые,
Голубые, как лён,
Белоснежные наши слова.

Словно память о детстве,
Висит моя зыбка,
Как пустое гнездо,
Где не стало птенца…
Не взойдёт надо мной
Моей мамы улыбка,
Не блеснёт, как росинка,
Хмельная слеза у отца.

Не вернуть ничего…
Словно нищий у храма,
Я, прощенья моля,
Со слезами шепчу:
– Не успел я сказать
Главных слов тебе, мама,
И во здравье твоё
Не успел я поставить свечу.

На холодной земле
Мы тобою согреты.
Я кричу
Через эти шальные года:
– Золотая моя
И любимая, где ты?
…Только ты этих слов
Не услышишь уже никогда.

Говорите слова!
Мы беду пересилим.
Пусть ложатся они,
Как на стол кружева…
Говорите слова,
Говорите России.
Говорите России:
– Да будет Россия жива!..

Отчет подготовила Марина ЧУДНЕНКО

Фото Якова Халипа, Людмилы Семеновой и  Анастасии Черновой

Также смотрите  ВИДЕО от писателя Сергия Ивановича Алиханова

 

Читайте также: