РУКИ МАТЕРИ

Софья ФАРАФОНОВА

Этот дом был сшит из частей, а шторы в широких проемах вместо полноценных дверей были его швами. Странное дизайнерское решение, хотя экономически понятное. Интересно, сколько всему этому лет? Все было на своих местах еще до моего рождения. Зал, кухня, гостиная, две спальни. В одной из них находился массивный шкаф, доверху набитый книгами. На полке стояла игрушка козла. Красный костюм, обилие золотых украшений, растянутый в улыбке такой же красный рот и длинные рога. В живот вшит динамик, воспроизводящий песню. Какую? Я так и не разобрала слов – качество записи или самого устройства оставляло желать лучшего. Звук был похож на граммофон или то, как звучали голоса, воспроизводимые старым советским кинопроектором «Луч». Но даже это в прошлом. Сейчас при нажатии на брюшко игрушка издает хрипение и шумящий, грубый набор звуков с перемежающимся низким и лающим пением. Искореженная ржавая мелодия разрезает тишину пустого дома, оттого становясь еще более пугающей. Я бью ладошкой в набитый синтепоном живот, но игрушка не замолкает. Нервно вжимаю ее в подушку, лишь бы заглушить металлический скрежет динамика. Замолчи, замолчи!! Даже оглядываясь на прошлую исправность, как вообще это могло оказаться здесь, среди милых плюшевых медведей, собачек и пластиковых кукол? Я перевожу взгляд на книги. Немного новых детских книжек, которые я уже прочитала, но остальным точно больше лет, чем мне. Тяну с полки зеленую обложку. На обложке дедушка с длинной бородой и надписью «Русские сказки». Переворачиваю на другую сторону. В уголке цена: 50 копеек. Переплет уже рассыпается в руках, и я ставлю книгу обратно. Скольжу по корешкам. «Лешкина любовь», «Декабрь», «Лекарственные растения в быту», «Анжелика», «Унесенные ветром» — я уже пыталась прочитать всё, что стояло и пылилось за стеклом, но закрывала, не прочитав и страницы. Это они скучные или я еще не доросла?

Что-то особенно ветхое стоит на самой высокой полке, приходится тащить с гостиной стул. Затертая книга в темно-синей обложке с продавленными буквами, когда-то бывшими золотыми, но теперь оставляющими только намек на позолоту. Из-за этого буквы плохо читаются, и я могу разобрать только «братьев». Открываю на случайно странице. Буквы, буквы, буквы. Пролистываю страницы, не особо вчитываясь в текст, пока не попадаю на черно-белую картинку. За столом сидят семеро козлят с тарелками и ложками, а мама коза несет кашу. Я задерживаю взгляд на последней. У нее такие длинные рога, из-под одежды выглядывают копыта, на лице улыбка, а единственный видимый глаз смотрит прямо на меня. Я продолжаю смотреть, но мне очень хочется прекратить. Это взгляд буравит меня насквозь, а растянутая улыбка придает козе безумное выражение. Я резким движением захлопываю книгу и поспешно ставлю обратно, спрыгивая со стула. Скорее бы уйти отсюда. Среди шелеста раскачивающихся после меня дверных штор я отчетливо слышу свою имя и оборачиваюсь. Страх колит ступни и ладони, я таращусь на узорчатую ткань, скованная собственными мышцами. Но вокруг меня только тишина, я не слышу ничего подозрительного. Но оборачиваться страшно, и я пячусь спиной к выхожу из дома, сбивая плечи о косяки. Мне все показалось. Просто показалось. Но голос казался таким знакомым.

***

В деревне в те годы после наступления темноты не могло быть другого развлечения, кроме кабельного ТВ или кассет. Звук убавлен до уровня негромкого разговора, и телевизор рассеивает белый свет, являясь единственным его источником. Я от него далеко, довольствуюсь лишь крохотной его частью, сидя на полу, поджав ноги. Впрочем, программа — это далеко не то, к чему приковано мое внимание. На уровне пола дом кажется огромным, а потолки – недосягаемыми. Черные тени еще больше расширяют пространство, съедая углы и большую часть стен. В шаге от меня – дверной проем, не закрытый шторами. Я помню, что они красные с золотым узором, за ними находится спальня с кроватью, вторым телевизором, шкафом и большой книжной полкой, битком набитой книгами. Их там так много, а я слишком маленькая, чтобы понять большую их часть. Но сейчас пространство впереди однотонное, как будто комната перекрыта ширмой. Там должно быть окно, но из него не поступает света, и я не вижу ни очертаний, ни намека на хоть что-то.

Сколько не вглядывайся, все без толку. Так почему бы мне не встать и убежать прочь, отпрыгнуть хотя бы от нависшего надо мной тяжелого взгляда?

Мне страшно двигаться. Все равно уже поздно.

Остается только в ужасе замереть и ждать, когда Она вынырнет из проема, и тусклый свет телевизора очертит Ее силуэт. Задрав голову к самому верху, боюсь даже моргнуть и пропустить, как покажется голова, покрытая мехом, как Она обхватит длинными человеческими пальцами торцы дверного проема, подтягивая себя к границе комнат. Ближе ко мне. Я не замечаю звуков, танцующих теней, не ощущаю собственного тела. Чувствую только давление темноты и нависший ужас в ожидании той, кого не должно быть в доме.

Кто-то чужой поселился в моей голове. Она наблюдает, сверля меня желтыми стеклянными глазами с неподвижным горизонтальным зрачком, всегда из темноты других комнат. Неподвижная, безмолвная, грязно-белая. Вытянутое, истощенное тело человека, облаченное в красный сарафан, носит голову козы. Она приходит за последним козленком, спрятавшимся в печи. Она приходит за мной.

Мама.

***

Я одна на большой кровати, под тяжелым одеялом, потерявшая сон. На противоположной стене – проход к еще одной спальне. Слышу, как в той комнате шелестит ткань, скользя по полу, и чьи-то шаги. Люди, ступая мягкой ногой, издают глухой шум, но сейчас в глубине пространства раздается стук, который становится чуть ближе и замирает. Я скручиваюсь в комок, смешиваясь с одеялом, но не прячу в него лицо. Так будет только хуже. Крупные капли холодного страха падают из глаз, зацикленных на сомкнутых дверных занавесках.

В ровной линии стыка штор появляется брешь, из которой медленно ползут бледные пальцы.

Мама… пожалуйста,

не забирай меня.

***

Я, Фарафонова Софья Сергеевна, родилась 24.12.2002 года в относительно небольшом городе Губкин Белгородской области. С детства любила рисовать. Стремясь переложить свои чувства на бумагу вела дневники, дабы закрепить результат. Много чем увлекалась, но ветреным и обособленным людям непросто где-нибудь задержаться. Жизнь решила меня связать с медициной, поэтому сейчас учусь в Курском Государственном Медицинском Университете на 4 курсе лечебного дела. Заниматься творчеством стало труднее ввиду нехватки времени и моральной усталости, но теперь эти редкие моменты ещё приятнее. Полгода назад я попала в Литературную Мастерскую от «Вернике и Брока», и к привычному рисованию добавились попытки составить предложения в стройный текст.