Отец Николай сильно задерживался. Договорено было на 7:30, часы показывали 9, а его все не было.
Сколько можно ждать? Дима ходил вокруг автобусной остановки кругами, и злился.
Отец Николай и Дима встречались раз-два в месяц здесь, на конечной остановке метро, и отсюда ехали за город, в колонию. В тюремном храме Дима исполнял функцию клироса, и проводил катехизаторское занятие. Отец Николай служил Литургию, исповедовал, говорил проповедь.
Батюшка частенько задерживался, но так, как сегодня – никогда. Проблема была даже не в том, что Дима устал ждать и замерз, а в том, что ехать надо было именно в тюрьму. И не просто в тюрьму, а колонию строгого режима.
Там парни постятся, ждут службы с раннего утра. Дима обещал им быть в 8:30, а уже начало десятого. Давать обещания и не исполнять – это всегда и везде нехорошо, а в тюрьме так и подавно. Такие опоздания проповедникам авторитета точно не прибавят…
Ну наконец-то! В веренице машин, тянущихся по трассе, Дима различил синий «Ниссан» отца Николая. Батюшка свернул в «карман» возле остановки, Дима запрыгнул в машину. Холодно поздоровавшись, он уже набрал в легкие воздух, чтобы произнести что-то вроде: «Батюшка, ты знаешь, в некоторых случаях христианство начинается с «прийти вовремя»». Дима с отцом Николаем дружил с незапамятных времен, так что в некотором смысле имел право на такие пассажи.
Случай действительно был непростой.
Однако, посмотрев на священника, Дима осекся. Батюшка был очень бледен, и как бы сам не свой. Дима выдохнул «обличительный» воздух, и стал ждать. Отец Николай заговорил первый.
– Димон, я только что человека побил.
Ого! Такого Дима совсем не ожидал. Согласитесь, не каждый день услышишь от священника подобные откровения. Отец Николай продолжал:
– Читаю я молитвенное правило. 5 утра. Случайно глянул через окно во двор – смотрю, возле моей машины какой-то человек стоит, в замке ковыряется. Сбегаю вниз – а он уже внутри, пытается завести мотор! Говорю: «выйдите из машины». Он не реагирует. Я стал его вытаскивать, он попытался сопротивляться. Ну, и…
Надо сказать, отец Николай был в отличной физической форме, ходил на греко-римскую борьбу, любил поколотить боксерскую грушу, и ежедневно качал свои и без того рельефные мышцы. Он уже давно поборол всех приходских пономарей, и даже покушался на любительскую схватку с настоятелем.
– …Ну и в общем побил я его. Знаешь, одно дело, когда ты на груше тренируешься, а совсем другое – когда живой человек. Увлекся я, понимаешь… Приемы разные отработал на нем. Когда опомнился, гляжу – а парень-то весь в крови и синяках. Он вообще странный какой-то, честно говоря. Сначала немного сопротивлялся, а потом уже нет. Я бил, а он просто молчал.
– И что дальше?
– Ну, что. Отпустил я его. Он кое-как поднялся, и ушел. Еле ноги волочил. А я сел и думаю: как же теперь Литургию служить-то? Пришел домой, рассказал матушке. Знаешь, что она выдала?
– Что?
– Говорит: «А вдруг это был Сам Христос?»
– Да, ладно. Христос машины не угоняет.
Отец Николай шумно вздохнул и замолчал.
Дима тоже не нашелся, что сказать еще. Случай действительно был непростой. Согласно церковным канонам, священник не имеет права драться и проливать кровь. Тем более перед Литургией, к которой христиане вообще-то готовятся постом, молитвой и примирением с ближними. Получается, батюшке нельзя сейчас служить, после всего происшедшего.
Отец Николай был батюшкой неспокойным, и настоятелю он постоянно доставлял какие-то проблемы.
Но вот, уже полдесятого, и их ждут в тюрьме люди, для которых Литургия – это действительно праздник, причем долгожданный. Служба на зоне бывает раз в месяц, и заключенные перед ней говеют целую неделю: постятся, читают правила, стараются следить за своим поведением, каются в грехах перед Богом. Службу у них нельзя отменить. Что же теперь делать?
У Димы мелькнула мысль, которую словно через воздух поймал и отец Николай. Посмотрев на Диму, он сказал: «Звоним настоятелю».
Вообще-то идея тоже была не самая лучшая. Настоятель храма, в котором служил молодой священник отец Николай, давно имел зуб на батюшку-спортсмена. То отец Николай повергал на землю очередного пономаря, испытывая новый прием; то проповедовал в таких местах, куда настоятель никак не благословил бы идти проповедовать; то борол в армрестлинге всех священников на собрании благочиния; то, выпив на именинах настоятеля, веселил отцов говорением на «языках», пользуясь старыми протестантскими навыками…
Короче говоря, отец Николай был батюшкой неспокойным, и настоятелю он постоянно доставлял какие-то проблемы.
Понятно, что от такого звонка могли быть неприятности. Но наверняка их было бы еще больше от звонка епископу. Уф, какая сложная ситуация! В тюрьму не поехать невозможно, но и служить отцу Николаю сейчас по канонам нельзя – требуется особое благословение священноначалия. Самым близким звеном в данной ситуации все равно оказывался настоятель. Да, придется набирать его.
Настоятель перезвонил сам, сразу после того, как друзья написали ему сообщение: «Срочный разговор. Возьмите трубку».
Отец Николай достал телефон, нашел номер настоятеля, и нажал кнопку вызова. Никто не брал трубку.
– Слушай. Он, наверное, исповедует сейчас. Ведь служба у нас уже идет, – догадался Дима.
Предположение оказалось верным. Настоятель перезвонил сам, сразу после того, как друзья написали ему сообщение: «Срочный разговор. Возьмите трубку».
Отец Николай сбивчиво объяснил суть дела, и затих на несколько минут. Из трубки до Димы доносились обрывки фраз наподобие: «ну, сколько можно… я ж тебе говорил, отец… как вы мне дороги, творческие мои… ты священник, или где?… а может в киллеры пойдешь?… ну, вот зачем батюшке все это кунг-фу?… ». Отец Николай стоически молчал, и смотрел куда-то вдаль через лобовое стекло.
Но друзьям повезло – протоиерею надо было куда-то бежать. Прервавшись на полуслове и помолчав немного, он изрек: «Езжайте, служите. В понедельник – шагом марш к владыке». Трубка облегченно запикала длинными гудками.
Через час Дима уже читал на клиросе часы, а отец Николай молился в алтаре тюремного храма о здравии и вразумлении побитого им незнакомца. А заодно и о себе, грешном.
Да, нельзя теми же руками, которыми только что проливал кровь, брать чашу с Телом и Кровью.
Ситуация вырисовывалась не ахти. За побои, да еще и перед Литургией, могли запретить в служении и даже лишить сана. Могло попасть и настоятелю за то, что разрешил служить своему священнику после драки. «Эх, как знать – думал отец Николай, помахивая кадилом – не совершаю ли я сегодня свою последнюю Евхаристию?»
Служить было тяжело. Во время этой Литургии, запомнившейся ему на всю жизнь, батюшка вполне ощутил правоту Церкви в ее запрете священникам бить людей. Да, нельзя теми же руками, которыми только что проливал кровь, брать чашу с Телом и Кровью. Невозможно, ударив в лицо человека – образ Божий – через час молиться словами «Милость мира, жертву хваления».
Хотя, что же он должен был делать, когда его машину угоняли? Сложно все в нашем падшем мире.
В понедельник батюшка стоял перед дверью в кабинет архиерея. Сказать, что он волновался – значит, ничего не сказать.
Отец Николай совсем не знал нового владыку. Епископ был молодой, и епархия, в которую входил храм священника-спортсмена, числилась его первой кафедрой. «Молодой и неопытный… Конечно же, с амбициями… Сейчас будет строить…Небось и орать. Ему ж надо себя показать», – думал отец Николай, рассматривая портреты в приемной архиерея.
Владыка сидел перед компьютером, и что-то писал. Он несколько секунд не поднимал головы, заканчивая какое-то предложение.
– Вас просят войти – сказал секретарь.
«О, приглашение на казнь. Все. Грядет расплата за мои грехи», – подумал отец Николай. Он перекрестился и на негнущихся ногах вступил в кабинет.
Владыка сидел перед компьютером, и что-то писал. Он несколько секунд не поднимал головы, заканчивая какое-то предложение.
За эти мгновения отец Николай успел рассмотреть его. Спокойное, но живое лицо. Круглые очки. Фигура стройная, даже аскетичная. В целом чувствуется человек умный, целеустремленный, конкретный. Вспомнилось, что новый архиерей имеет два высших образования и степень доктора богословия.
«Что ж… Этот, может, орать и не будет. Будет уничтожать морально. Унижать будет», – мелькнуло в уме отца Николая.
Наконец владыка оторвался от клавиатуры, встал, благословил священника.
– С чем пришли, отец? – спросил он после всех деталей приветственного этикета.
Отец Николай начал свой грустный рассказ. Епископ слушал внимательно. Когда священник закончил, владыка задумался.
«Решает, как поставить меня на место. Снимать с меня сан, или запретить в служении. Интересно, на сколько. На год? На полгода? Уж точно не меньше. Да… И спорт запретит. Прощайте, тренировки…»
Отец Николай с опаской смотрел на епископа. Он не понял вопроса
Архиерей вдруг оживился, как будто что-то его осенило.
– Греко-римская борьба, говорите?
Отец Николай с опаской смотрел на епископа. Он не понял вопроса. «Так. Наверное, сейчас выведет к тому, что это языческое искусство. Типа как православный священник может заниматься…».
– Вы занимаетесь греко-римской борьбой, отец?
– Да, владыка.
– Это где используются захваты, броски, где противника можно положить на землю и слегка придушить?
– Да.
«О, все понятно! Тема насилия. Будет предъявлять мне, как же это вообще можно людей на землю укладывать. Сейчас скажет: отец Николай, вам людей на небо надо возводить, а вы их на землю валите…».
– Итак, борьба. Вы бой Александра Карелина с Маедой смотрели?
«Господи, это что ж такое…Сейчас скажу, что смотрел, а он скажет: «Вы все время жестокости и агрессию смотрите? А когда же вы святых отцов читаете?». Это ж надо, так долго подходить. Это не владыка, это гестаповец какой-то».
– Кхм…Смотрел, владыка.
– Да? И как вам?
«Нет, это невыносимо. Он же просто издевается. По идее, я должен сейчас осудить этот поединок и в целом всю борьбу за жестокость… Сказать, что это не православно… Как же ответить? Уффф… Святой Николай, помогай!»
– Ну… Оно, конечно, может и жестоко. Я против жестокости. Это неправославно…
Владыка приподнялся со стула.
«Все. Началось» – подумал отец Николай. И как-то непроизвольно, инстинктивно перекрестился.
– Отец, а как он его верх тормашками-то поднял, а? Японца-то. Как таракана! Какая сила у него, это же просто невероятно! Эх, борьба… В юношестве ходил немного. Хороший вид спорта, мужской. Да… Кхм…
Владыка взял со стола стакан с водой и немного отпил.
– Батюшка, так вам нужно было поступать по правилам классической борьбы. Сделали бы бросок прогибом или разворотом, или захватили бы преступника «петлёй»; перевели бы его в партер, и подушили бы немножко, чтоб ему запомнилось. И крови никакой не было бы. А?
– А сейчас ступайте, отец. У меня тут дела посерьезней ваших угонщиков.
– Виноват, Ваше Преосвященство.
– В следующий раз – преступника на землю, и придушить. Вот как Карелин. Поняли?
– Да, владыка!
– А сейчас ступайте, отец. У меня тут дела посерьезней ваших угонщиков. Хотя, честно, вот весь день с вами про борьбу говорил бы. Но увы – дела, дела…
Отец Николай не поверил.
– Я могу идти, владыка?
– Ну, да.
– Идти… и всё?
– И всё. Отец, не сочтите за дурной тон, но вы уже должны были выйти. Простите, занят как никогда.
– Спаси Господи, Ваше Преосвященство!
– Помогай Бог.
– Такие необычные случаи попущены Богом для того, чтобы мы что-то поняли. Вы – священник, и должны все понять сами. И я не собираюсь вас как-то поучать, и тем более наказывать. Не люблю эти игры. Идите с Богом.
Отец Николай шагнул было по направлению к выходу, но остановился. Нет, он не мог так просто уйти. Не совсем отдавая себе отчета в том, что он делает, священник резко обернулся и спросил:
– Владыка, а почему Вы меня отпускаете так… без наказания?
Архиерей поднял голову от какой-то бумаги, в которую он уже успел углубиться, и внимательно посмотрел на отца Николая. Чуть помедлив, он ответил:
– Понимаете, батюшка, вот такие необычные случаи, которые в жизни с нами происходят, попущены Богом для того, чтобы мы что-то поняли. Вы – священник, и должны все понять сами. И я не собираюсь вас как-то поучать, и тем более наказывать. Не люблю эти игры. Идите с Богом.
Отец Николай вышел из кабинета. У него кружилась голова. Секретарь-семинарист что-то сказал ему. Священник кивнул, не разбирая речи, и вышел на улицу.
***
Солнечные лучи ударили ему в лицо, свежий ветер растрепал бороду и волосы на голове. Ощущение блаженства и какой-то свободы наполнили священника. Он ощутил, как же прекрасно быть прощенным. И понял, что от всего сердца прощает тому… странному угонщику.
Ему подумалось, что вот такие беседы, как сегодняшняя – это редкие встречи с настоящим христианством. Они согревают сердце, как свеча – замерзшие ладони.
А еще отец Николай почувствовал, как же хочется в спортзал – размять мышцы, и отработать пару бросков. Через минуту он уже был в машине, и мчался на тренировку, попутно рассказывая Диме про нового архиерея.
