ПОДВИГ ЛЮБВИ И ВЕРЫ

Михаил ГРИШИН

Серое густое небо. Привычный стойкий запах гари и пороха. Взрываются минометные снаряды. В глазах все размыто. Пульсирующая  струйка  теплой крови растекается по моей груди. Ледяной, зимний ветер забирает последнее тепло остывающего тела. ДЮша все еще что-то кричит, но я его уже не слышу…

Я сирота. Мои родители погибли, когда мне было 3 года. Все, что осталось от них в моей памяти, — это два теплых пятнышка на фоне тусклого света. В детстве я был  недоверчивым и необщительным ребенком, всегда старался  играть и рисовать один. Из детского дома я помню только пару ярких радостных моментов. Один из них, это когда нам на Новый год приносили конфеты в качестве подарка. Хватая небольшую кучку, я бежал к себе под кровать, чтобы их никто не отобрал. И медленно, не спеша наслаждался карамельками и конфетами с  шоколадной начинкой. В школе моя успеваемость оставляла желать лучшего. Двоечником я не был, но и пятерками похвастаться не мог.  Зато регулярно бегал на задний двор, где был небольшой турник, и усердно подтягивался. Это помогало мне защищаться в бесконечной борьбе за выживание.

После школы я поступил на слесаря. Моё нестабильное финансовое положение вынуждало часто пропускать уроки и гнало на заработки непосильным трудом. Полноценного отдыха тоже не получалось, так как моя комната на самом последнем этаже была холодной и сырой от протекающей крыши и старого окна. Порой штукатурка с потолка сыпалась в чашку. Дикая усталость, плохой сон, сессии – все это  давило на мою психику. Возвращаясь домой, я всегда был на срыве. Я держался из последних сил на маленьком плоту в суровой реке под названием Жизнь.

Я не хочу вспоминать, почему мне не заплатили в последний раз, но помню, что весь кипел от такой несправедливости. Придя домой, я впал в ярость, носился по коридору, бил кулаками по стене, пытался кричать, а затем упал на пол и впал в ступор. Это конец. Я и так недоедаю, а теперь нечем платить за комнату в общежитии… Даже если я сдам все задолженности, и меня не выгонят… Время остановилось. Я стал чувствовать  холод, но не тот, который мы испытываем снаружи, а тот, что внутри.

Я поднялся с пола и подошел к окну. Была глубокая ночь. Вдали фонарный столб высвечивал  тускло-желтым пятнышком присыпанную снегом дорогу. Погода стояла холодная и противная. Казалось, что ледяной ветер выдувает последнюю влагу из без того сухой земли. Отчаяние…

Открыв окно и впустив холод в комнату, я забрался на подоконник и посмотрел вниз. Тьма манила меня к себе. В моей голове прозвучала лишь одна мысль: «Зачем? А зачем жить, если…». Мой крик души прервал далеко не трезвый мужчина. Он шел, не забывая путаться в своих ногах, и во все горло нёс какую-то ересь про тайное правительство, про то, что все мы умрем и нам нужно раскаяться в своих грехах. Я слез с подоконника и, облокотившись, стал прислушиваться: «Не буду же я прыгать при каком-то алкаше?». Дойдя до поворота, он что-то еще выкрикнул про армию и про то, что кто не служил, тот не мужик. Ну, вы знаете этих пьяниц. И тут я подумал: «Хм… армия. Наше государство как раз ведет военные действия. А может… уехать на войну? Что!? Нееет!» Закрыв окно и взмахнув руками, я развернулся к кровати и остановился в пару метрах от неё. «А какая разница, где и когда помирать? Лучше умереть от пули, чем от падения с большой высоты. Да и похоронят по-человечески, а не как олуха, который сам на себя руки наложил», — с этими мыслями я и заснул.

Ушло несколько недель на оформление всех документов. Стоит ли говорить о том, что знакомые смотрели на меня как на ходячего мертвеца, но были и те, кого просто удивило мое решение отправиться туда, куда обычно не отправляются. 

Автобус приехал вечером. Мы уже собраны и готовы отправляться в путь. Меня окутывала легкая тревога. Несмотря на несколько месяцев военной подготовки и полной психологической готовности, что-то внутри меня говорило, что увиденное там останется навсегда в моей памяти, и я никогда не буду прежним.

Ехали долго. Всю дорогу я слушал рассказы парней о том, что происходит там, куда нас отправили. За «лентой», как принято здесь говорить, мы стали встречать воронки, сгоревшие машины и разбитые дороги. Издалека доносились  глухие раскаты взрывов, но чем ближе приближались к зоне боевых действий, тем громче они становились. Иногда я пытался уловить такт разрывающихся снарядов, понять его тайный смысл, но так и не мог разобраться. Мы видели разрушенные деревни, где ещё дымились дома после прилетов.

Наш автобус прибыл в место дислокации рано утром. Это была окраина города с разбитыми высотками, у которых вместо окон зияли дыры, как пустые глазницы. Зимний ветер усиливал ощущение холода, исходящего от этой картины. Несмотря на боевые действия, здесь  ещё оставались либо мирные жители, которых не успели эвакуировать, либо те, кто не захотел уходить. Они прятались по подвалам, не вылезая наружу неделями. И только отсутствие воды и еды заставляло некоторых отчаявшихся выйти. Далеко не всем удавалось что-то найти и вернуться назад. Так как столкновение было за город, то за каждой улочкой, домиком, поворотом могла сидеть вражеская группа или просто стоять противопехотная растяжка.

Когда смерть дышит в лицо, невольно думаешь о Боге. Я никогда не был верующим человеком, но не могу сказать, что я ярый атеист. Мне просто никто никогда не рассказывал о вере. Когда же случались продолжительные затишья и снаряды не летели на тебя как град, парни рассказывали истории из жизни и о простых радостях мирного бытия.  Для себя я отметил, что каждый человек как книга, которая повествует свои истории, может и похожие на  другие, но не лишенные индивидуальности и своих личных переживаний. Обложка книги может рассказать многое, но зачастую не всё.

С нами в отряде был ефрейтор Денис, добрейший мужик с круглым лицом и рыжей бородкой, которого все звали «ДЮша». Он часто поведывал интересные факты о создании оружия и о православии. Конечно, немного странное сочетание его увлечений, но послушать было очень интересно, да и рассказывал ДЮша всегда с душой. Он говорил о тех вещах, о которых я раньше не задумывался. Одни истории из Библии чего стоили… Как Бог мог спуститься к нам, чтобы вразумить нас и погибнуть мученической смертью? Каждый день я не переставал думать об этом и каждый раз находил новый для себя ответ. Со временем я понял, что через таких людей, как ДЮша, мы слышим наставления и поучения свыше. Я чувствовал, что приобрел давно потерянного отца в его лице.  

Это был обычный зимний день. Перед нашей группой поставили задачу зачистить очередной участок города, недострой по своей сути. Вдоль дороги, по которой мы шли, стояли железобетонные строительные блоки, они служили небольшими преградами для машин. В конце улицы возвышалось недостроенное здание, на которое ДЮша все как-то косо посматривал. Было относительно спокойно, только вдали, где-то в центре, не переставали утихать орудия. Мы прошли половину дороги, аккуратно осматривая каждый уголок, как вдруг ДЮша резко крикнул: «Контакт!». С разных этажей недостроя посыпались пулеметные очереди. Группа кинулась в рассыпную. Я успел спрятаться за одним из строительных блоков. Началась перестрелка. Из окна по нам работал крупнокалиберный пулемет, пули которого отчаянно пытались пробить наши укрытия, кроша и превращая цемент в пыль. 

Мы потихоньку стали перехватывать инициативу в свои руки, но мешал пулеметчик и гранаты, которые летели из окон. ДЮша знаком показал, что он идет первым. Строительные блоки служили неплохим укрытием, они очень удобно стояли друг на друге, и можно было, несильно пригибаясь, вести огонь. В момент, когда ДЮша менял укрытие поближе к зданию, из окна поперек его движения и прилетела граната. Несмотря на то, что он успел её заметить и вовремя отпрыгнуть в сторону, его ногу посекло осколками. По ДЮше тут же стал  заливать пулеметчик. На мгновение мне показалось, что вся наша группа замерла. ДЮша пытался отползти, но пулеметная очередь с каждой секундой была все ближе и ближе.  В мгновение ока я бросил автомат и ринулся к нему, к моему родному человеку. Не чувствуя тяжести ноши, я оттаскивал его к укрытию. Пули свистели над головой и под ногами. Они пытались догнать нас. В какой-то момент сзади меня как будто ударили кувалдой и сильно толкнули вперед. От такого удара стало больно в груди, но я успел спрятаться за бетонное укрытие.

Не бывает мгновенной смерти. У человека всегда есть время осмыслить, что произошло, и попрощаться с этим грешным миром.  Я ни о чем не жалею. Товарищ ефрейтор, Денис, ДЮша, всё ещё что-то кричал мне. Слава Богу, он жив! Я уже ничего не слышал, и только далекий лучик света говорил мне о том, что это еще не конец. 

Конкурс 2022 года