ТАЙНОПИСЬ ПРОЗЫ АЛЕКСАНДРА ГРИНА

Лола ЗВОНАРЕВА

Под тайнописью прозы Грина мы понимает скрытый христианский подтекст его прозы и не замечаемые исследователями глубинные связи с польской культурой писателя, рождённого в семье польского дворянина, сосланного в Вятку: Стефана Евзебеевича Гриневского, арестованного в 1863 году по делу «об учениках Витебской гимназии, покушавшихся сформировать мятежническую шайку». До 1891 года отец Грина (1843 года рождения) оставался католиком (при этом состоял в церковном браке и детей крестил по православному обряду), а затем принял православие. Александр Грин так и не побывал на исторической родине – в Польше, но создал собственную виртуальную страну – Гринландию. Польша для многих неполяков оставалась виртуальной страной, о которой  в конце Х1Х века французский классик Альфред Жарри писал в пьесе «Король-Убю»: «действие происходит в Польше, а значит, нигде». В «Автобиографической повести» Александр Степанович вспоминает двух матросов-поляков, встретившихся ему в Севастополе, в рассказе «Гриф» делает одним из героев пьяного сторожа – поляка Тадеуша, думающего о коварной Анельке, в новелле «Наказание» появляется вагонный мастер Владислав Сигизмундович явно польского происхождения. Герои Грина вспоминают традиционные польские блюда и десерты – татар (сырое мясо, пропущенное через мясорубку), земляничное желе. Мать главного героя рассказа «Зурбаганский стрелок», редко выходившая из спальни, «где проводила вечера и дни за чтением Священного писания, изнурительными мотивами», уходит в монастырь, где «её религиозный экстаз сопровождался удивительными явлениями: ранами на руках и ногах» (католики называют их стигматами). «Великим стигматиком» считают окружающие героя рассказа «Загадка непредвиденной смерти» Эбергайля, до такой степени боявшегося казни, что его голова отделилась от туловища на эшафоте ещё до удара палача топором.  

Писатель в «Автобиографической повести» вспоминает фамилию крёстного отца, поляка Тецкого. Живя в России в эпоху воинствующего атеизма, он оставался верующим человеком, хорошо знающим Библию. В Вятском земском реальном училище Закон Божий входил в число предметов, которые будущему писателю «хорошо давались» и  вознаграждались отличными оценками, а чудо стало основной темой многих его произведений. Так, например, в новелле «Капитан Дюк» (1912) герой комментирует библейские сюжеты, связанные с историями Каина и Авеля, Авессолома и Ноя. Историю Авессолома вспоминает писатель и в рассказе «Жизнеописания великих людей». Перед сном читает Библию герой рассказа «Всадник без головы». Эпиграфом к новелле «Четвёртый за всех» эпиграфом Грин делает слова из книги пророка Исайи. В рассказе «Крысолов» упоминается Ватикан, а в первой части новеллы «Всадник без головы (Рукопись ХУШ столетия)» Грин рассказывает о двух католических первосвященниках: «Все надежды свои я возлагал на римского папу, но папа в то время был вялый и неспособный и под подушкой держал Лютера. Тайно я написал ему донос о ереси на юге Ломбардии, угрожая пасторами, с целью вызвать религиозную драку, но тихий папа к тому времени помер, а новый оказался самым скверным католиком…». Писатель помнил о христианских святынях и молитвах. В романе «Бегущая по волнам» упоминается «высота колокольни Святого Петра». Арестанты в рассказе «Далёкий путь» поют молитвы «Достойно» и «Отче наш». От брата отца, убитого на Кавказе денщиками, полковника Гриневского, Александру досталась большая библиотека на русском, французском и польском языках, книга «Католицизм и наука», название её прозвучит в «Автобиографической повести» писателя. В рассказе «Племя Сиург» встречаем описание католического костёла: «готический, пустой, холодный и мрачный храм; в стрельчатых у купола окнах ложится, просекая сумрак, пыльный, косой свет, а внизу, где почти темно, белеют колонны». Герой новеллы «Далёкий путь» вспоминает легенду о родственнике богатого скотопромышленника, укравшего «из горы всё золото с целью выкупить душу своей жены, осуждённую томиться в геенне за продажу распятия прощелыге-язычнику».

Гриновские персонажи часто размышляют об отношениях с Богом. В  рассказе «Лужа бородатой свиньи» читаем: «Он думал о жизни, о Боге…». Они любят поговорить о религии, об идеализме, о материи и духе (рассказ «Человек с человеком»). Герой новеллы «Гранька и его сын» «верил в Бога по-своему, то есть наряду с крестами, образами и колокольнями, видел ещё множество богов темных и светлых. Восход солнца занимал в его религиозном ощущении такое же место, как Иисус Христос, а лес, полный озёр, был воплощением дьявольского и божественного начала». Упоминается Христос и в рассказе «Канат» – кстати, в одном ряду с Наполеоном, когда-то обещавшим лишённым родины полякам восстановить суверенность Польши, о чём, возможно, хорошо помнит автор. Герой рассказа «Отравленный остров» дедушка Скоррей читает молитвы и отрывки из Библии. В тексте той же новеллы фигурирует «пожелтевший от старости заглавный лист Библии». Герой рассказа «Преступление отпавшего листа» (1918) больше всего боится умереть, «не узнав радости воскресения», «лишаясь радости воскресения мёртвой души». Грин пытается передать «острую печаль неверующего, которому перед смертью подносят к губам памятный с детства крест» (рассказ «Зурбаганский стрелок»). А в новелле «Дьявол Оранжевых вод» (1913), перепечатанной и в сборнике «Рассказы» (1923), повествователь обсуждает с собеседником, который в тексте назван «русским», отношения человека с Богом. На внезапное предложение «русского» помолиться, герой (чья национальность в рассказе никак не обозначена) отвечает: «Вы, неверующий, — молитесь, можете разбить себе лоб. А я, верующий, не стану. Надо уважать Бога. Нельзя лезть к нему с видом побитой собаки лишь тогда, когда вас припёрло к стене. Это смахивает на племянника, вспоминающего о богатом дяде только потому, что племянничек подмахнул фальшивый вексель. Ему также, наверное, неприятно видеть своё создание отупевшим от страха. Отношения мои к этим вещам расходятся с вашими…». Для писателя-христианина очевидно: «…мир прекрасен. Всё на своём месте; всё божественно стройно и многозначительно в некоем таинственном смысле, который виден мне тридцать шестым зрением, но не укладывается в слова» (рассказ «Канат»).

А.Н. Варламов посвятил отношению писателя к религии главу книги, озаглавив её «Христианской кончины живота нашего…».  Трудно согласиться с утверждением писателя: «Бегущая по волнам»…, равно как и рассказы Грина последних лет, евангельскими реминисценциями бедны, а христианского духа в них также мало, как духа русского в каком-нибудь «Острове Рено» или «Колонии Ланфиер». Не стоит искать русский дух в текстах писателя, воспитанного отцом, пострадавшим в борьбе за независимость Царства Польского, а вот с христианскими воззрениями Грина всё обстоит сложнее. Внимательное чтение романа «Бегущая по волнам», написанного в 1925-1926 годах, убеждает: в нём немало аллюзий, связанных с важным для любого крещёного польского человека культом Девы Марии. Тому, кто помнит о ходящем по водам на глазах потрясённых апостолов Христе, легко представить бегущую по волнам Деву Марию, оберегающую благочестивого человека в минуту смертельной опасности, пророчески предрекая ближайшее будущее, а  затем исчезающую как таинственное видение. Названная её именем шхуна – «Бегущая по волнам» — включается в ряд названий кораблей типа «Санта Мария». В рассказе Грина «Зурбаганский стрелок» упоминается пароход «Святой Георгий», а в новелле «Истребитель» — крейсер «Ангел бурь». Севастопольский знакомый будущего писателя Малецкий устроился на пароход «Мария», упоминаемый на страницах «Автобиографической повести». В центре многих европейских городов  — почти в каждой католической стране  будь то Польша, Италия или Франция, а ныне и в католических сельских районах западной Украины — можно увидеть статуи Девы Марии. В монографии «Национальные образы мира» философ и культуролог Георгий Гачев отмечал: «…вечно молодая-юная Мать-Пани-Жена-Дева-Королева. Недаром Марию-Богородицу почитали «королевой польской». «Запрещено было молиться Богородице под именем КОРОЛЕВЫ ПОЛЬСКОЙ, как  её в Польше назвали уже целых два века» (Лависс и Рамбо, История Х1Х века – т.2, с. 31). Значит, не только божественный и домашний сан у Матери-Девы, но и Социумный: царский: Владычица – и светская она. …Во всяком случае, Мария – сверхмного значит в Польше. Не только святыня религиозная (Матка Боска Ченстоховска), но и Королева, но и Молодая Мать-Жена, возлюбленная вечная…». Герой романа «Бегущая по волнам» Томас Гарвей был наказан капитаном шхуны за то, что защитил блудницу – как когда когда-то Спаситель в известном евангельском сюжете. Как и Дева Мария в различных житиях и апокрифах, Бегущая по волнам, предсказав будущее и спасая героя, просит никому не говорить о встрече с нею.

Если внимательно проанализировать гриновский портрет Бегущей по волнам, в нём явно проступают иконописные черты: глубокая печаль в голосе и на лике, ореол святости, нимб – «Вокруг неё стоял отсвет, теряясь среди перекатов волн. …в её чёрных глазах стояла неподвижная точка; глаза, если присмотреться к ним, вносили впечатление грозного и томительного упорства; необъяснимую сжатость молчания, — больше, чем молчание сжатых губ». Писатель-символист и романтик даёт читателям и ещё одну деталь, заставляющую убедиться, что перед нами Царица Небесная: «Казалось, не среди опасностей морской ночи, а в дальнем углу царского дворца присела, устав от музыки и толпы, эта удивительная фигура». Расставаясь с автором-повествователем, Бегущая по волнам прощается с ним благословляющим жестом: «Она встала и положила руку на мою голову. Как мрамор в луче, сверкала её рука…», а затем делает движение, напоминающее то, которое совершают  желающие перекрестить на прощание покидаемого человека: «Она была на воде, невдалеке, с правой стороны, и её медленно относило волной. Она отступала, полуоборотясь ко мне, и, приподняв руку, всматривалась, как если бы уходила от постели уснувшего человека, опасаясь  разбудить его неосторожным движением. Видя, что я смотрю, она кивнула и улыбнулась». Популярный в России в то время французский поэт Артюр Рембо в знаменитом стихотворении, написанном в 1871 году, «Пьяный корабль»  тоже упоминает бегущую по волнам Пречистую Деву: «И когда месяцами, тупея от гнева, // Океан атакует коралловый риф, // Я не верил, что встанет Пречистая Дева, // Звёздной лаской рычанье его усмирив» (перевод П. Антокольского). Или, может быть, чуть более точный перевод того же фрагмента Е. Витковским: «Я много дней следил – и море мне открыло, // Как волн безумный хлев на скалы щерит пасть, — // Мне не сказал никто, что океаньи рыла // к Марииным стопам должны покорно пасть».

Отзвуки христианской культуры слышны и в символическом эпизоде из романа «Бегущая по волнам», когда возникшая из воздуха рука спасает не только жизнь герою, но и статую от разрушения: «Это была продолговатая чугунная штамба, весом пудов 20, пущенная, как маятник, на крепком канате. Она повернулась в тот момент, когда между её слепой массой и моим лицом прошла тень женской руки, вытянутой жестом защиты. Удар плашмя уничтожил бы меня вместе со статуей, как топор (орудие неверующих, которыми они рушили храмы – прим. Л.У.З.) – стеариновую свечу (образ-символ из христианской сферы – прим. Л.У.З.), но поворот штамбы сунул её в воздухе концом мимо меня, на дюйм от плеча статуи. Она остановилась и, завертясь, умчалась назад. Этот обратный удар был ужасен…». При чтении этих строк, вспоминается легенда об иконописце, которого от смертельного падения с высоких лесов спасла рука Богородицы. Белорусский монах-базилианец Симеон Полоцкий, написавший в юности сто виршей на польском языке, переложил эту легенду стихами в первой в истории восточных славян поэтической энциклопедии  «Вертоград многоцветный». Главного героя романа «Бегущая по волнам» зовут Томас (в католической традиции – Фома). Можно предположить, что здесь автор даёт отсыл к Фоме Неверующему. Томас, так же, как Фома, постоянно сомневается в увиденном чуде. Кроме того, в фамилии героя Гарвей  повторяются две буквы из псевдонима автора – Грин, а вторая часть её может быть переведена как «путь» (way). В ту атеистическую эпоху, когда был популярен журнал «Безбожник», спрятать намёк на христианскую святыню за полуфантастическим образом морской Богини в золотых туфельках для верующего писателя было вполне естественно. Известно, что к Грину в 1930 году пришёл молодой журналист Юрий Домбровский взять интервью для журнала «Безбожник», Грин отказался, ответив: «…я верю в Бога». Смущённого неудачей интервьюера он утешил: «Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдёт, конечно. Скоро пройдёт».

В романе «Бегущая по волнам» мраморная статуя Бегущей подвергается нападкам и поношениям со стороны сильных мира сего. Её хотят разрушить  влиятельные в городе люди. Горожане охраняют статую от этих вандалов. Эта статуя — скульптурный портрет таинственной девы, считающейся покровительницей города, и сделан он молодым скульптором, влюблённым в жену одного из отцов города, ответившего ему взаимностью. Оставленный молодой женой пожилой муж  видит в нём портретное сходство с изменницей. 

Подобная история случилась в 1884 году с Михаилом Врубелем при работе художника в Киеве в Кирилловском храме над образом  Богоматери с младенцем, ставшем после реставрации похожим на жену заказавшего эту работу профессора А.В. Прахова Эмилию Львовну. Весной 1884 года двадцатисемилетний художник был страстно влюблён в неё.  Бросающееся в глаза сходство святого образа с конкретной  земной женщиной привело к признанию образа не соответствующим канону, а затем и к уничтожению законченной художником гениальной росписи. Карандашный этюд «Голова Богоматери» для образа Кирилловской церкви, как свидетельствует монография С. Яремича,  долгие годы хранился в собрании дочери Эмилии Львовны – Е.А. Праховой. В заключительной сцене романа «Бегущая по волнам» брошенная одноимённая шхуна, осквернённая разгулом и драками, бесславно разрушается, как разрушались в то время в СССР тысячи храмов. Они были разграблены, превращены в склады, тиры, танцплощадки (как те же древние соборы Троице-Сергиевой Лавры). Как пишет православный литературовед профессор И.А. Есаулов в книге «Постсоветские мифологии: структуры повседневности»: «душу (России – прим. Л.У.З.) … пытались убить… , взрывая православные храмы, вытряхивая из усыпальниц мощи русских святых, а потом там же «организуя» либо дома для умалишённых, либо общественные уборные».

И всё же финал романа звучит светло и оптимистично: главный герой нашёл подтверждение своей веры в любимой девушке Дeзи, согласившейся с его объяснением невозможного (двойное подтверждение бытия всего святого – вспомним многочисленные доказательства бытия Божия).

 

Читайте также: