СЛЕД НА ПЕСКЕ

Алексей БУРЫКИН

Драма в одном действии

 

Посвящается П.Ю. Ильину

                                                                

Берег океана. Глубокий след колёс от инвалидной коляски на песке. Коляска обращена к океану, в ней – мужчина (ОН). В его ногах – сидя на песке, женщина (ОНА). Сначала непонятно, живы ли они, или дремлют?..

Оба в тёмных очках, впрочем, это будет заметно позже; и позже они их снимут: каждый в своё время.

 

ОН. Мне мучительно думать, что ты могла быть с кем-то, а не со мной…
ОНА. А ты не думай.

 

Пауза.

ОН. Не могу.

 

Пауза.



Представляю тебя то с итальянцем…

Пауза.



ОНА. А то?..

ОН. Что?
ОНА. А то ещё с кем ты представляешь меня?
ОН. Тебе приятно это слушать, да?..
ОНА. Ты не закончил фразу.

ОН. …и, может быть, воображать?

 

Пауза.



Конечно, не со мной – больным и старым…
ОНА. Ты не старый.
ОН. Старый. Старый и больной. Я старше тебя на 18 лет.
ОНА. О, Господи!..

ОН. Ничего не «о, Господи!». Это разница! Мы люди разных поколений. Привычки, уклад – всё другое.

ОНА. Математик… Любитель подсчитывать… Сколько лет мы вместе?
ОН. Разница в 18 лет не исчезнет.

 

Пауза.

ОНА. Столько же.
ОН. Неужели? (Радостно.) Значит, крылья бабочки? Туда – 18, и туда – 18.

ОНА. И это примиряет одно с другим.

ОН. Не скажи… Я бы не сопоставлял.

Пауза.

 

ОНА. А почему именно с итальянцем?
ОН. Не только, не только! Но твоя грация подходит к Италии.

ОНА. Но есть и другие?
ОН. Да, есть и другие.

Пауза. ОНА поднимается и переставляет коляску навстречу солнцу.

 

ОН. Витамин D?
ОНА. Ты против?
ОН. Всего витаминов немного: А, B1, B2, B3, B5, B9, B12, C, D, E, K, H, PP. На большее у Функа не хватило воображения… А, может быть, жизни.

ОНА присаживается на песок спиной к нему.



Восхитительно! Еврей, родившийся в Российской империи, придумал витамины! Ввёл это слово – «вита». Хотя мог бы использовать и родной язык – назвать «жизнемины», например…
ОНА. Когда мы познакомились, я уже не была замужем за евреем.
ОН. Ретинол, тиамин, рибофлавин…
ОНА. Ты не можешь мне простить моего замужества.
ОН. …холин, пиридоксин, цианкобаламин, аскорбиновая кислота…

ОНА. И ты почему-то чувствуешь себя оскорблённым…
ОН. …кальцеферол, токоферол, филлохинон…
ОНА. Что тебе до него?
ОН. …биотин, ниацин. Негусто…

ОНА. После развода прошло три года.
ОН. А, ещё фолиева кислота!

ОНА. Не понимаю.
ОН. Чего ты не понимаешь? То обозначения, а это – названия. Очень просто. Или я уже произносил B9? А?

ОНА молчит. Пауза.

 

ОНА. Зачем тебе я?

ОН. А кто будет вывозить меня на прогулки? Кто будет мне готовить, стирать, убирать? Мы 18 лет вместе, как выяснилось… Это приличный срок, чтобы нежность превратилась в нужность. А это не так уж плохо. Еврею ты не была нужна.

Пауза.

 

А вот зачем я тебе?

ОНА. А кого же мне вывозить на прогулки? Кому готовить, стирать, убирать? Ничего оригинального.
ОН (смеётся). Засчитано! (Достаёт блокнотик с карандашиком.) Прибавляем единичку! Э-э-э… (Записывает.) Девяносто два против ста семидесяти пяти. Медленно догоняешь!

ОНА. Ошибся.
ОН. Где? Когда?

ОНА. Сегодня за завтраком. Мой тост.
ОН. Твой тост… Но мы ничего не пили!
ОНА. Конечно!.. Сок. Я подняла стакан сока.
ОН. Ты подняла стакан с соком… Какой же это тост!

ОНА. Я сказала следующее…

Пауза.



«Если бы ты мне изменил, будучи сильным и здоровым, я бы не простила и бросила бы тебя, но, поскольку ты инвалид, я останусь с тобой, даже если ты мне изменишь».

ОН. Ты так сказала?
ОНА. Да. И ты это не засчитал.

ОН. А почему я должен был это засчитывать?
ОНА. Твоя реакция была такова.
ОН. Какова?
ОНА. Ты засопел и уткнулся в тарелку. Это значит, мой выигрыш. А ты не записал.
ОН. А что за сок мы пили?
ОНА. Не притворяйся, что ничего не помнишь. Память у тебя всё ещё прекрасная.
ОН. Намекаешь, что когда-нибудь и её отшибёт, как мои ноги?
ОНА. Мы пили апельсиновый сок.

ОН. А ты бы хотела, чтобы поскорей, да?
ОНА. Ели овсяную кашу и яичницу. Ты ещё и зерновой хлеб. Два куска.
ОН. В самом деле?

ОНА. Два куска.

Пауза.

 

ОН. Ты в самом деле считаешь, что я мог бы изменить тебе… в таком положении?.. (Смеётся.)
ОНА. Ты не всегда был «в таком положении».

ОН. Если ты произнесла за завтраком то, что произнесла (впрочем, возможно, ты только подумала – я за тобой стал замечать такие вещи…), то словом «инвалид» ты меня пригвоздила.

ОНА. Оно не обидно.

ОН. Как сказать. С латинского «validus» – силач. А приставка «in» – не.

ОНА. К тебе, как к мужчине, это не относится. И, потом, измена не только физическая близость с другой женщиной, но и просто… особый взгляд на неё.

ОН. «Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём», ты это имеешь в виду?

Пауза.

 

Девяносто три. (Записывает.) Не такая уж и прекрасная у меня память… Я дал повод для твоего тоста?

ОНА. Не юли.

Пауза.

 

Что молчишь?

ОН. Перебираю в уме возможные варианты.

 

Пауза.

 

И не нахожу.

ОНА смеётся.

 

Переменим тему.
ОНА. Крашеная блондинка с изумрудно-фальшивыми серьгами у лифта – раз! Шатенка в красной кожаной юбке, которая садилась в машину, когда я тебя выкатила в первый день – два! Так задрать ноги! А та пухлая?
ОН (испуганно). Какая пухлая?
ОНА. Ты уронил «Разговоры с Гёте» на прогулке в парке, она бросилась подбирать…
ОН. Ну, уж прямо бросилась!..
ОНА. Ты долго смотрел ей вслед, и она обернулась и улыбнулась тебе, и ты расплылся в улыбке… – это три!
ОН. Расплылся?
ОНА. Четыре – певичка в мелких кудряшках, от которой ты глаз не мог отвести: так пялился, что мне стало неудобно перед нашими знакомыми! А Лиза, наконец, – это и пять, и шесть, и десять, и двадцать!

ОН. Она медсестра!
ОНА. Вот именно! Ежедневное искушение много раз на дню!
ОН. Это ты меня математиком считаешь?!
ОНА. Теперь переменяй тему.
ОН. Какое-то вращение твёрдого тела вокруг неподвижной точки!

ОНА. Очень много твёрдых тел!

ОН. Неподвижная точка… Что-то было с этим… Кто-то говорил…

ОНА. Одни тела!

ОН. Ну, вот что я тебе скажу, голуба…
ОНА. Я не «голуба».
ОН. Дорогуша.
ОНА. Я не «дорогуша».
ОН. Я знаю, что ты не «дорогуша». И не «голуба». И не «милочка». Я знаю. Только ведёшь себя, как кто-то из них…

Пауза.

 

Я смотрю на тебя, и мне больше ничего не надо. Я смотрю только на тебя. И готов смотреть безконечно. (Ищет нужную страницу в блокноте.) Вот послушай: «Тайна любви к человеку начинается в тот момент, когда мы на него смотрим без желания им обладать, без желания над ним властвовать, без желания каким бы то ни было образом воспользоваться его дарами или его личностью – только глядим и изумляемся той красоте, что нам открылась».

ОНА. Ну, это к тебе мало относится.

ОН. Суди меня не по тому, что я есть, а кем хотел бы быть.

 

Пауза.

А… ты о ком?

ОНА. Что?

ОН. Ты сказала, что тебе стало неудобно перед нашими знакомыми… о ком это? О чете чинных германцев – как их… Блёдшафты? Или китайские товарищи с нестираемой улыбкой? Они, наверное, и спят, улыбаясь… О ком ты? Когда это ты успела превратиться в бюргершу, зависимую от чужого взгляда, пусть и косого?!

ОНА (смеясь). Ты чего так разговорился? Неподвижная точка.

ОН. Вспомнил! Это Пришвин! «Когда человек любит – он проникает в суть мира. Поэтому мир представляется ему вращающимся вокруг неподвижной точки».

ОНА. О, да! Мир вращается вокруг тебя!

ОН. «Когда человек любит»… Понимаешь ты, любит! Любовь и есть доказательство.

ОНА. Доказательство чего?

ОН. Безсмертия. Она же никуда не исчезает. Она уже есть. Даже если только была. Она всегда будет.

 

Пауза.

 

ОНА. Что значит «была»?

ОН. Ну… любовь – величина не постоянная. Вот, когда ты на меня раздражаешься…
ОНА (перебивая). Скорее, ты бываешь раздражённым…
ОН. Когда мы раздражаемся друг на друга – в этот момент любовь откатывает, как отлив…

ОНА. Кого ещё ты воображал рядом со мной, кроме итальянца?

ОН. Неправильно поставленный вопрос. Не кого-то рядом с тобой, а тебя рядом с кем-то.
ОНА. Какая разница.
ОН. Не скажи. В том-то и дело. В этом всё дело, понимаешь? (Шумно вдыхает воздух.) Способен, может, умеет любить только мужчина. Так заложено. А женщина – существо податливое, она может отозваться и на зов одного, и на зов другого…
ОНА. Всё-таки имеет право выбора?
ОН. О, да! Выбирает, в конечном счёте, она. И нам, мужчинам, это неведомо. Совершенно загадочны приоритеты. Непостижимы акценты. Всё это весьма таинственно, и мне лично кажется чудом… Идёт какой-нибудь мордоворот, и рядом с ним – неописуемая красавица, и видно, что не из-за денег!.. Или, наоборот, он – тонкое лицо, манеры, изыскан, а жена – будто с рынка, только что собачилась с покупателем… Что у вас за отборочный аппарат, точно указывающий на конкретного мужчину?.. «Вот этот» – бум-с – и попался! Он, может быть, и хотел попасться, мечтал попасться, но был не в силах этому способствовать. Что бы ни делал. Естественный отбор мужчины для себя делает женщина. И в этом её приоритет над мужчиной. Но и только.
ОНА. Этого мало?
ОН. Дело не в «много-мало», а – во вторичности. Этот выбор женщина делает только после того, как ею заинтересовался мужчина. Впрочем, «заинтересовался» – ваше слово, женское… Потому что именно вы заинтересовываетесь. А мужчина сначала влюбляется, потом понимает, что любит, и готов на всё, чтобы добиться взаимности. Он – первый. Я и сказал, что меня мучает то, что ты могла быть с кем-то, а не со мной. Ты – с кем-то.
ОНА. Но я с тобой.

ОН. И это лучшее, что случилось в моей жизни.

 

Небольшая пауза.

 

ОНА (усмехаясь). Это из какого фильма?

 

ОН цокает языком. Где-то вдали кричат чайки, очевидно, не поделив улов.

Мне тревожно сегодня. И спала плохо.

ОН. Что такое?

ОНА. Не знаю. Как-то не по себе.

ОН. Снилось что-то?

ОНА. Не в этом дело.

ОН. Ну… всё-таки.

ОНА. Давай продолжим список моих возлюбленных, воображённых тобой.

ОН. Воображённые возлюбленные – неплохо. А тебе прямо не терпится!

ОНА. Я хочу увидеть себя в будущем, которое ты мне устраиваешь.
ОН. Какое нетерпение!.. 

 

Пауза.

 

Я представляю тебя с богатым поляком, живущим в Нью-Йорке… Он поставляет польские продукты на американский рынок. У вас две спальни, две ванные комнаты, ещё одна – для гостей. Всего комнат – восемь. На Ист-сайд, возле Центрального парка. На званый ужин вы заказываете струнный квартет. Для бара и помыть посуду нанимаете русскую пару, очевидно, твоему поляку это приятно щекочет нервы… Мелко и пошло.

ОНА. Я бы помогла им.

ОН. Ага! Значит, ты допускаешь, что могла быть на месте той, мной воображённой?

ОНА. Теперь – итальянец, кто он, как я с ним познакомилась?

ОН. Очень просто. В Риме на вручении премии Гоголя. Помимо русских, туда приглашаются всякие местные интеллектуалы…
ОНА. Так он… интеллектуал?

ОН. Писатель. Последователь Д`Аннунцио.

ОНА. У Д`Аннунцио были последователи?

ОН. Он подошёл с бокалом «Santa Cristina»…

ОНА. Ой!
ОН. Да, у премии Гоголя нет денег на «Amarone della Valpolicella»… И не привередничай.
ОНА. Ну, если «Santa Cristina» 2012 года – я согласна…

ОН. Послушай, это всё-таки в моём воображении. И твои условия неуместны.
ОНА. Да, но касается это меня! И уж если ты посвящаешь меня в свои фантазии, то позволь кое-что уточнять! Картина будет полней.

ОН. Вот типичная ты! Фантазия – моя! Но ты обязательно влезешь!

ОНА. А как же?!

ОН. Что бы я ни делал – непременно надо поправить!

ОНА. Да, а что?!

ОН. Кто-то очень точно и удачно сказал, что мужчина начинается там, где заканчивается женское представление о том, каким он должен быть.

ОНА. В общем, «Santa Cristina» 2012 года и точка. Значит, он подошёл ко мне с бокалом «Santa Cristina» 2012 года – и? Кстати, как его зовут?

ОН. Какая разница!

ОНА. Вот видишь! И ты ещё споришь! Ты скользишь по верхам, а я, уточняя детали, дописываю картину твоей фантазии.

ОН. Джакомо! Фабио! Чезаре! Бернардо! Гвидо!

ОНА. Его зовут Армандо.

ОН. Как? А есть такое имя?

ОНА. Итак, Армандо подошёл ко мне на банкете по случаю премии Гоголя в Риме с бокалом «Santa Cristina» 2012 года… а мне он предложил выпить?

ОН. Ты уже была с бокалом. И этот… (фыркает) Армандо сказал какую-то тривиальность о твоей красоте.

ОНА. И я повелась?

ОН. Улыбнулась и повела плечами.

ОНА. И это означало начало нашего романа?

ОН. Что, неправдоподобно?

ОНА. Да это чудовищно! Я не узнаю полёта твоей фантазии!
ОН (стушевавшись). Есть ещё один вариант.

ОНА. Выкладывай.

ОН. Ты не встретила меня. Ты развелась с мужем-евреем…

ОНА. Оставь его в покое.

ОН. Ты в ожидании… 

ОНА. А почему я не встретила тебя?

ОН. Допустим, ты меня не встретила.

ОНА. Подожди, я не поняла, ты путаешь времена!

ОН. Это просто вариант. Как могло бы быть, не встреть ты меня…

ОНА. Ты и об этом думаешь!

ОН. Не перебивай меня, пожалуйста.

 

Пауза.

 

И вот ты сидишь в своём ателье, что-то кроишь…

ОНА. Я сама ничего не крою, я только рисую. Делаю эскиз.

ОН. Хорошо. Делаешь эскиз. И входит он…

ОНА. О, Господи! Опять фильм.

ОН. Опускаем знакомство. Он приглашает тебя в свой загородный дом.

ОНА. В три этажа?

ОН (косится на неё). В два. Сойдёт?

ОНА. Ладно.

ОН. Там камин – твоя мечта. Шкуры на полу. Картины Зверева и Пурыгина…

ОНА. Неужели у него перекос со вкусом?

ОН. Хорошо. Только Зверева. Значит, шкуры на полу, Зверев – на стенах. Музыка – «Карнавал животных» Сен-Санса. Вино, на сей раз, Sangre de Toro. 

ОНА. Неплохо. И я приехала, глазом не моргнув?

ОН. Не знаю, моргнув или не моргнув, но, да, ты приехала.

ОНА. На каком автомобиле? Он же меня подхватил где-то в Москве?

ОН. На «Соколе». А он был на «Ягуаре».

ОНА. И я отдалась ему за шкуры, Зверева, «Ягуар» и Сен-Санса?

ОН. Грубо. Но, по сути, верно.

ОНА (сдерживаясь). Надеюсь, твоё воображение лживее твоего представления обо мне. Хочешь яблоко?
ОН. Нет. Может быть, позже.

 

ОНА достаёт из рюкзака яблоко, надкусывает.

 

Но и дальше, дальше это тянется!

ОНА. Твоё воображение? Ну, разумеется, в спальню.

ОН. Первичность мужчины и вторичность женщины. О, я вдруг подумал, что это естественно, ведь мужчина создан первым! Конечно! А дальше – этот порядок неизменен! Например, чтобы женщина оценила, прониклась, отдалась, в конце концов, мужчина должен сделать какой-нибудь мало-мальски большой поступок, в идеале – подвиг, пусть и местночтимый, то есть производящий впечатление именно на его даму сердца. То есть, он сперва делает, а только затем от неё за это получает. О, Господи, сюда идут эти германцы. Пожалуйста, не маши им рукой, вообще не замечай, а то они, пожалуй…

Слышны приветственные голоса: «Guten tag!», «Was für ein schönes Wetter!» и проч.

 

(Приподнимая бейсболку). Guten tag, ja! (Ей). По-моему, они намерены пришвартоваться к нам.

 

ОНА (поднимаясь, отдавая ему яблоко). Доедай.

ОН. Но я не хочу.

ОНА уходит. ОН откусывает яблоко, с удивлением смотрит на него, с жадностью начинает есть. Когда ОНА возвращается, остаётся огрызок. ОНА подсаживается к коляске.

(Смотря вслед удаляющимся немцам). Кого только нет в нашем пансионате.

ОНА. Почему ты называешь санаторий пансионатом?

ОН. Мне не нравится слово. Санаторий. Крематорий. Пансионат – старорежимно и уютно.

ОНА. Развернуть тебя?
ОН. Нет. Так хорошо. А что это за яблоко? Из тех, что передала нам Лизина мама?
ОНА. Да.
ОН. Оно восхитительно.

 

ОНА достаёт пакетик, ОН бросает в него огрызок, ОНА убирает пакетик в рюкзак.



Что ты им сказала?
ОНА. Я спросила: в котором часу обед? И добавила: увидимся там.
ОН. Как будто мы не знаем. Германцы – простодушный народ.

ОНА. Почему ты зовёшь их германцами?
ОН. Я тебе не говорил? Так прозывала их моя бабушка по отцу. «Германец-то опять попёр!» – сам слышал от неё не раз.

ОНА. Да, но ты-то почему их германцами называешь?
ОН. С годами начинаешь понимать связи, которым не придавал значения.

 

Долгая пауза.

 

Ты не должна оставаться одинокой.

ОНА. Помолчи.
ОН. Реальность такова: два инсульта, отняты ноги…

ОНА. Одинокой можно оставаться, будучи вдвоём.

ОН. Хорошо: ты не должна оставаться одна.

ОНА. Ты думаешь, я без тебя тут не сориентируюсь? Выдумал всех этих потенциальных женихов…
ОН. А что, сориентируешься?

ОНА. Помнишь Паоло Уччелло?

ОН. Армандо. Ты назвала его Армандо.

ОНА. Шутка не удалась. Минус балл. Сколько там у тебя?

ОН (заглядывая в блокнот). Сто семьдесят четыре (нажимая) с учётом отнятого балла.

ОНА. «Святой Георгий и дракон».

ОН. В Париже?

ОНА. В Лондоне. Юноша с равнодушным лицом пронзает копьём голову страшного дракона. А принцесса, из-за которой он направился сюда, чтобы её освободить, вопрошает: зачем?

ОН. Прямо вопрошает?

ОНА. Да. В жесте руки. И рот приоткрыт. Это явно вопрос: зачем? Не притворяйся, что не помнишь этой картины.

ОН. И дракон страшен?

ОНА. Да, но он у неё на привязи. Она его так выводила на прогулку…

ОН. Как ты меня! Принцесса вывела своего дракончика подышать свежим воздухом, а тут – бац! – герой с копьём… Как думаешь, каково продолжение этой картины?

ОНА. Принцесса очень жалеет, что её дракон убит, и проклинает юношу.

ОН. Это святой Георгий!

ОНА. Ей было хорошо с этим чудовищем. И кому какое дело до них?

ОН (смеясь). Да ты переворачиваешь весь сюжет! Принцесса – жертва, которая должна была быть принесена этому чудовищу! А святой Георгий её спас!
ОНА. Я вижу то, что вижу.   

ОН. Это твоё предположение…
ОНА. Так и есть, неподвижная точка. Об этом писал Уччелло. 

ОН. Поразительно, как быстро у тебя предположения становятся утверждением! И так во всём! Житейское сливается с жизненным! Бытовое с бытийным! И всё с максимализмом! И, если этот максимализм не сбывается – бездна расступится, и явится истинная женщина во всей своей ужасающей красе! Вот потому Православие не допускает женщин служить. Женская природа застит веру. Женская природа не сочетается с верой. Почти всегда.

ОНА. А княгиня Ольга, а Елена, Феврония, Ксения Петербуржская, Матрона Московская?
ОН. А) я сказал – почти всегда. Б) – неизменное: исключения подтверждают правило. Не та у вас мера в отношении человека. И другой быть не может. За редким исключением. Основа женщины – зыбкая почва, твердь земная. Не твердь небесная. Поверни меня к солнцу.

 

ОНА поднимается, поворачивает коляску к солнцу.

 

ОНА. После распятия мужчины-то разбежались все… Только женщины возле Него остались. И не говори, что и это исключение… (Садится у его ног.)

ОН. Да, в некоторых случаях женщины твёрже мужчин.

ОНА. Не в «некоторых», а в главных.

ОН. Ну, это… излишнее преувеличение.

ОНА. Предательство, по-моему – это не быть с любимым именно тогда, когда он нуждается в тебе больше всего.

 

ОН смотрит на неё. Когда ОНА поворачивается к нему, ОН отводит взгляд.

 

Мужчины подобную нужду игнорируют.

ОН. Мужская природа пряма, но вертикальна. Случаи слепоты и глухоты от высоты.

ОНА. Или от дурноты-ты-ты. А женская природа, стало быть, крива и горизонтальна? Что же в ней такого, что не даёт нам возвыситься?

ОН. То, чего нет в мужской.

ОНА. То есть, трусости, раздутого самомнения, безбрежного себялюбия, ощущения себя божком? Этого точно нет.

ОН (улыбаясь). Ты глубоко проникла в мужскую природу.

ОНА. Слово за тобой.

ОН (машет рукой). Да ладно. Тебе и так неприятно.

ОНА. Что ты?! Мне очень интересна твоя лекция. Жаль, я одна слушаю. И не конспектирую, ай-я-яй!

 

Пауза.

 

Ну… всё-таки. Выведи женщину на чистую воду мужской проницательности.

ОН (смотрит на неё, отводит взгляд). Склочность, зависть, изначальное отношение к себе подобной, как к сопернице… Всех оценивать – типично женская черта. Оценивать, разумеется, со знаком минус. «Эта не так оделась», «Этот не то сказал». Судейские замашки.

 

ОНА прыскает.

 

Да-да. Судья – всем и каждому. «Я-то не такая…»

ОНА. Ну, сейчас ты судья высшей категории.

ОН. Я констатирую. Не сужу.

ОНА. Нет, ты обвинитель, «товарищ прокурора».

ОН (увлекается). Женщина – существо податливое, и приспосабливается к обстоятельствам. Мужчина противостоит им, а женщина приспосабливается. Так же, как приспосабливается к мужчине, которого выбрала. 

 

ОНА смеётся.

 

Что? Любит – мужчина, женщина – лишь убеждает себя, что любит, хотя любить она не может органически.

ОНА. О, органика в ход пошла!

ОН. Не смейся. Это серьёзно.

ОНА. Естественно! Не лекция, а целый «Трактат об органике женской природы».

ОН. Нет, женщина любить может, но никогда не любит просто так, без повода… Мужчину, разумеется. К детям у матери любовь безусловная. И сейчас я не об этом. Женщина любит в ответ. В ответ на вопрос: любят ли её?

ОНА. И если нет?
ОН. Отставка. И поиск нового – кто полюбит… Женщина – текуча, она перетекает от отца к мужу, от одного сильного плеча к другому… Пушкин сказал: женщин изображать легко, потому что у них нет характера.

ОНА. Ты умело изображаешь.

ОН. Благодарю. И не будем забывать, что женщина – обманщица: красится, клеит ресницы, удлиняет ногу с помощью каблука, делает накладную грудь, в общем, улучшает свой фасад. А внутри остаётся той же: переливчатой субстанцией, способной наполнить любой сосуд.

ОНА. «Субстанцией», тем более «переливчатой», меня ещё никто никогда не называл! Спасибо, дружок!
ОН (раздражённо). Я о женщине вообще. Позволь мне закончить.
ОНА. Прошу тебя.

ОН. И главное: зависимость от эмоционального состояния… Женщина – флюгер, куда ветер – туда и повернётся. Это ты не будешь отрицать?

ОНА. Женщина создана из ребра мужчины, мы всего лишь часть вас.

ОН. Хочешь сказать, всё это есть и в мужчине? (После паузы.) В отдельных особях может быть.

ОНА. «Особь»! Отличная самоидентификация. В отдельных творческих особях, бывает, проскальзывают женские нотки.

ОН. О, да. «Вечная женственность» у Гёте не что иное, как вдохновение, доступное лишь мужчинам. Женщины-творцы…

 

ОНА порывается сказать, ОН жестом останавливает её.

 

…кого ты можешь назвать (и я заранее согласен с твоим перечислением) – тоже исключения. В искусстве царили и царят мужчины.

ОНА. Исключений набирается так много, что они аннулируют твоё правило! Ты безработный профессор! Негде царить!

ОН. Наглядная демонстрация неконтролируемой стихии переживаний.

ОНА. Мужчина взбаламучивает эту стихию!

ОН. Да, возможно женская эмоция – это ответ на действия мужчины, которые женщине не нравятся… Но только мужчина способен смягчить, упорядочить, ввести в русло…
ОНА (перебивая). Сначала вызвать бурю, а потом её усмирять – это по-мужски.
ОН. И запретный плод взяла в руку женщина.

ОНА. Но ведь мужчина не отказался. Не укорил женщину. Не усовестил.

ОН. Мы созданы разными…

ОНА. Эту разницу ты сейчас великолепно подчёркиваешь… Какое умение извиваться, юлить, ускользать от темы!

ОН. Я?! У меня?!
ОНА. Да все вы этим награждены в высшей степени!

ОН. «Все»! Абстрактные «все»!

ОНА. Ну, ты же делаешь выводы о всех женщинах!

ОН. Я наблюдаю. Анализирую. И говорю о сущности. Ты в курсе, что у нас с вами больше шести с половиной тысяч генетических различий?
ОНА. С годами я убеждаюсь в этом всё больше.

 

ОН хохочет. ОНА подтыкает сползший с коляски плед.

 

ОН (декларирует). «Сама собой встаёт соба / Наперекор грамматике. / Соба у каждого своя, / И если даже ты моя, / Как ни старайся – всё равно / Двух не объединить в одно».*

ОНА (фыркая). «Флюгер»!

Пауза.



Если женщина – флюгер, то ветер, наверное, мужчина? Разве женщина не оказывает сопротивление ветру? Точнее, его направлению, когда оно неверно?

ОН. Способность к сопротивлению заложена в женской природе.

ОНА. Я не о том.
ОН. А я о том. Отсюда – стыдливость. Мужчины ведь куда более бесстыжи! Несмотря на то, что Адам принял плод из рук Евы…

ОНА. Ага! Попался! Записывай очко на мой счёт!

ОН. Ничего не попался. (Фыркает.)
ОНА. Попался, и не отверчивайся.

ОН. Так не говорят. Можно сказать: «тебе не отвертеться». Нет такого слова «отверчиваться».

ОНА. А у меня есть.

ОН. Хорошо. Пусть будет. Как «закудлыкаться», например. Но очка не заслужила.

ОНА. Заслужила. Потому что это ты и о себе, не так ли? Требую засчитать победу!

ОН. Я как говорил вообще, так и говорю. О мужчинах тоже.

ОНА. Первое. Себе очки ты приписываешь запросто, а я свои каждый раз доказывать должна. На каком основании?!

ОН. Я – автор игры.

ОНА. Игры в одни ворота. Потому ты и ведёшь в счёте.

ОН. Я – автор, и вправе устанавливать правила.

Пауза.

 

ОНА. Но мне приятно, что ты помнишь «закудлыкаться».

ОН. Не только! «Давай помусюкаемся». «Не титикукай меня». Ты – мастерица новых глаголов.

 

Пауза.

 

Но ведь то, что я сказал… тебе возразить-то нечего.

ОНА. А надо?

ОН. Ну… могла бы защитить, так сказать, свой биологический пол.

ОНА. Ничегошеньки ты не знаешь!..

ОН. Нет, ну… я тут распинаюсь для тебя…

ОНА. А ветер относит слова в океан…

ОН. Тоже типично женская черта – приклеить ярлык, не вдаваясь в подробности.

ОНА. Женщина терпелива. Терпеливее мужчины.

ОН. Всё то же: при-спо-со-бля-е-мость. Потому женщины и лучшие снайперы.

 

ОНА наводит на него воображаемое ружьё. 

 

Спускай курок.

Пауза.

 

Ну же!

ОНА. Видишь, какое нетерпение…

ОН (недовольно). Ну, а второе?

ОНА. Что второе?

ОН. Будь последовательной. Ты сказала: «первое». Следовательно, есть, как минимум, второе. А там глядишь, и третье, и четвёртое… Сколько там у тебя претензий ко мне?

ОНА. Претензий? Ты произнёс «претензий»?

ОН (настороженно). Да, произнёс. А что?

ОНА. Ты считаешь, что у меня к тебе есть хоть одна претензия? (Поднимается, подхватив горсть песка, который высыпает по мере того, как уходит вдоль кромки океана.)

ОН (кричит). Что? Что не так? Я обидел тебя?

 

ОНА останавливается вдалеке, смотрит на океан. ОН пытается сдвинуться с места, но безуспешно. ОН всеми силами тянется в её сторону – падает с коляски. ОНА бежит к нему, поднимает, усаживает; остаётся стоять рядом.

 

ОНА. Какой же ты бегемот!

ОН. Без движения я, конечно, поправился…

ОНА. Такой тонкий человек, и такой толстокожий!

ОН. Единство противоположностей. В тебе тоже, знаешь, совмещаются…

ОНА. Ну-ну, говори…

ОН. В другой раз.

ОНА. Уж выкладывай, раз начал.
ОН. Я не начинал. Ты спровоцировала. Я замолкаю. И слушаю тебя.

ОНА. Мы 18 лет вместе, а, оказывается, я совсем не знаю тебя, если ты говоришь подобное.

 

ОН шумно вздыхает.

 

И вздыхаешь, как бегемот.

 

Смотрят друг на друга, прыскают.

 

ОН. Я не понял, на что ты обиделась.

ОНА. При чём тут обида? Просто претензия – так говорят люди, которые используют друг друга. Его раньше не было в твоём лексиконе.

ОН. Ну, жизнь до известной степени утилитарна и, если рассуждать практически, каждый использует другого. Зависит от взгляда. От ракурса.

ОНА. Да какого «ракурса»?! Когда есть претензии – любви нет места; претензии вытесняют. Они могут быть только у людей, которые ждут выполнения обязательств. У бухгалтеров. У дельцов. Само слово «претензия» из разряда договоров, графиков, смет, дебета-кредита, учёта и контроля. Как ты мог такое произнести!

ОН (улыбаясь). Вырвалось.

 

Пауза.

 

Иди ко мне.

ОНА. Ты что, нас могут увидеть.
ОН. Я хочу тебя поцеловать. То есть, я хочу тебя, точка. Но сейчас – в виду обстоятельств, на которые ты указала – только поцеловать.

 

ОНА подходит, целует его. ОН крепко прижимает её к себе, ОНА вырывается, оглядывается на виднеющийся вдали санаторий.

 

Но, справедливости ради, список моих «прегрешений», который ты мне выкатила – это ведь твоя претензия ко мне, не так ли?

ОНА. Не так. 

ОН. Нет уж. Сказала «а», говори «б». Или весь алфавит. Все 33 буквы.

ОНА. А в старорусском их 46.

ОН. О, да, язык был богаче! Бунин требовал, чтобы его рассказы печатались по старой орфографии, когда уже и эмигрантские журналы перешли на новую.

ОНА. Ты говорил мне это 150 раз.

ОН. Твоё терпение не знает границ. Я бы уже на третьем разе дал тебе знать… Стариковская забывчивость… Будь снисходительна.
ОНА. Хватит себя мнить стариком!
ОН. А кем же мне себя мнить? «Не мни меня своим…» Помнишь, у Кублановского? «…в пенатах обветшалых / я лишь сезонный дым / над кучей листьев палых… / И долог был мой путь, / и краток неизбывно / сюда – к тебе на грудь, / дышавшую прерывно».** Хорошо!

 

Пауза.

 

ОНА. Ладно, уговорил на «б».

ОН. Ну вот. Хоть перед смертью узнаю всё, что думает обо мне моя жена.

ОНА. А ты когда собрался преставиться-то?

ОН. Тебе зачем? Моё дело.

ОНА. Ошибаешься. Ты – того… а мне тут всё устраивать…

ОН. Очень тебе сочувствую. Организовать похоронную церемонию – это не фунт изюму.

ОНА. Вот именно. Пожалей меня.

ОН. Жалею.

ОНА. Нет, не так.

ОН. Детка, сама же сказала, что нас могут увидеть.

ОНА. Я не это имела в виду.

ОН. Вот всегда – не это!

ОНА. Просто не умирай.

ОН. Умереть бы вместе!

ОНА. Для этого надо дождаться, когда я состарюсь. Всего-навсего. Дождись.

ОН. Ты никогда не состаришься. То есть, да, какие-то изменения произойдут, это неизбежно, но ты останешься такой же волнующей, как и сейчас, как и всегда…

ОНА. А это из какого фильма?

ОН. Моя память – «как дорогой рояль, который заперт, и ключ потерян»***…
ОНА. Сплошные цитаты.
ОН. Цитаты – цикады: всего лишь фон, слабые аргументы. Но за цитатами удобно прятать свою глупость.

ОНА. С глупым я не смогла бы жить.

ОН. Глупость так бросается в глаза?

ОНА. Как и ум.
ОН. Значит, я сразил тебя своими умственными способностями?
ОНА. И с их помощью сейчас уводишь меня от вопроса.

ОН. Умереть вместе более интимно, чем вместе жить.

ОНА. Опять цитата?

ОН. Мысль изумительна. «Спасательная шлюпка», старый-престарый фильм Хичкока… Один из авторов сценария – Джон Стейнбек. Ты это знала?

ОНА. Что?

ОН. Что Стейнбек писал сценарии.
ОНА. Теперь вот узнала. Благодаря тебе.

ОН. Быть может, именно в его голову пришла эта мысль…

ОНА. Ты образовываешь меня. Ты старше, опытней, начитанней… В общем, гигант.

ОН. Не понимаю, почему ты раздражена.

ОНА. Раздражена? Ничуть. Просто любопытно.
ОН. Что?

ОНА. Вот и подошли, наконец, ко второму, к пункту «б», – через все твои хитрости и уловки…
ОН. Я – хитрый? Я простодушный. Почти как германец.
ОНА. Простодушная я. А ты хитрец. И тебя выдаёт прищур.

ОН. Серьёзно? Никогда бы не подумал. Я щурюсь?

ОНА. Ты прищуриваешься.

ОН. Как интересно! Чего только не узнаешь о себе от собственной жены на краю океана! Когда я дам дуба, не премини посмотреть, а вдруг я просто прищурился, а не зажмурился?

 

ОНА молчит, смотрит на него. Большая стая чаек с криком приближается со стороны океана.

 

Ну, что же ты?!.. Давай…

ОНА. Ты наблюдаешь и делаешь выводы на основе своих наблюдений, так?

ОН. Да. Я естествоиспытатель. Натуралист.  

ОНА. 18 лет мы вместе, следовательно, ты наблюдаешь за мной, и выводы – обо мне? А не о женщине вообще

ОН. Мой пубертатный период начался в 11 лет, в 13 я уже был фертилен…

ОНА. Юный натуралист. С огромным опытом.

ОН. До тебя.
ОНА. Но я тоже подопытная.

ОН. Не подопытная, а наблюдаемая. Конечно, часть тебя есть в моих рассуждениях…

ОНА. Какая же часть?
ОН. Незначительная.
ОНА. А, вот как?! Значит, я для тебя малозначима?

ОН. Значить и значительный – хоть и однокоренные слова, но с разными значениями, прости за невольную тавтологию. Вообще, что ты привязалась к этому? Соотношения невозможно измерить. Это не геометрия. В процентах, что ли?!

 

Пауза.

 

ОНА. Но ты всё время это делал. Помнишь, как мы колесили по Европе?
ОН. Сколько лет назад! До всего этого… А я лихо водил, а?

 

Пауза.

 

ОНА. Мне было холодно.

ОН. Зима в Европе – лучшее время. Мы ехали без всякого плана. Останавливались, когда и где хотели.

ОНА. И однажды ты сказал: «На улице +10, в салоне +22».

 

Пауза.

ОН. И что?
ОНА. Меня всю передёрнуло. К чему ты это сказал?
ОН. Просто констатировал.
ОНА. Нет. Ты не просто констатировал. Ты ничего просто не говоришь.
ОН. Я тебя информировал, и всё.
ОНА. Неправда! Отвечай, что это было?

ОН. Перестань истерить.

ОНА. Я не истерю. Я добиваюсь правды. Ты произнёс это после большой паузы, вызванной нашей ссорой.
ОН. Разве мы ссорились?
ОНА. Да. Как раз из-за места. Я хотела подольше остаться в Монтрё, а ты настаивал на Веве. Ты побросал вещи в чемодан. Я села в машину против воли.
ОН. Не помню.
ОНА. И потом мы долго молчали. А потом ты произнёс: «На улице +10, в салоне +22»?

 

ОН молчит.

 

Почему ты врёшь?

 

ОН с удивлением смотрит на неё.

Ты молча врёшь.

ОН. Я не хочу делать тебе больно.
ОНА. То есть, если ты разъяснишь, что это значило, ты причинишь мне боль?
ОН. Думаю, да.

ОНА. И что это значило?

ОН молчит.



Я тебе сама скажу. Ты же всё время выясняешь пределы нашей любви… Копаешься в своих чувствах. Любую мою реплику или поступок «пропускаешь» через это…

ОН. Через что?
ОНА. Кто из нас кого больше любит. Ещё одна твоя игра…

 

ОН молчит.



И по-твоему выходило, что ты меня любишь больше, так? На 12 пунктов. Температура в салоне, то есть внутри тебя – это твоя любовь ко мне, а на улице – моя любовь к тебе… (После паузы.) А ты эти пункты тоже как-то обозначил? Может, расскажешь, что каждый из них значит? 12 пунктов! Это много! Это больше, чем все пункты моей любви к тебе! Ну, давай же! Первый – это?..

ОН. Ты сейчас хуже, чем я тогда.
ОНА. Ага, признаёшь! Что я сделала не так, чтобы ты высчитывал по пунктам мою любовь к тебе?

ОН. Тебя сейчас «заносит» именно потому, что это правда.
ОНА. Что правда?

ОН. Ты хотела выяснить. Выяснила. Потому яришься. Я люблю тебя больше. То, что ты теперь вынуждена ухаживать за мной – не увеличивает твою любовь. Только подчёркивает мою правоту.
ОНА. Ты изменял мне?

ОН. Ну вот! К чему пришли!

ОНА. Отвечай.

ОН. На каком основании ты делаешь вывод, что я изменял тебе?

ОНА. Я не делаю вывод. Я просто спрашиваю.

ОН. Нет.

ОНА. Что нет?

ОН. Не изменял.

Заполошный крик стаи чаек, пролетающей над ними, заглушает их чувства. Гомон продолжается какое-то время… Пауза, в которой напряжение между ними уходит.

 

ОН. Вот что значит помянуть Хичкока.

ОНА. Что с ними?

ОН. Мы, если и знаем что-то о существах, живущих с нами, то это мизер в сравнении с воплощением Творца. Подстрижёшь меня сегодня вечером? По-моему, я оброс.

ОНА (сняв бейсболку, запускает руку в его шевелюру). Почему именно сегодня вечером?

ОН. Потому что завтра у меня свидание с одной из тех, кого ты перечислила. Не помню, с кем именно. Шатенка, блондинка или кудряшка.

ОНА (надевая бейсболку). У тебя стали расти волосы на ушах.

ОН. Постепенно превращаюсь в фавна. Ноги не отнялись – там растут копыта…

ОНА. Не смешно.

ОН. И не собирался смешить тебя, моя нимфа.

ОН хватает её, ОНА вскрикивает, вырывается.

 

ОНА. Что-то ты сегодня игрив.

ОН. Добавь ещё: «не по годам». Когда-нибудь будешь тосковать по моей игривости и пожалеешь, что вырывалась.

ОНА. Не мели чепухи.

ОН. Будешь вспоминать эти моменты и думать: «какой дурой я была!» А уже не наверстать…

ОНА. Что за похоронное настроение?

ОН. «А когда свечные, в глазах рябя, / огоньки утонут в горячем воске, / лишний раз не снясь и не теребя, / терпеливый, буду я ждать тебя / на с земли не видимом перекрёстке»****… Продавай фигурки постепенно. По моим подсчётам, должно хватить надолго. Их так любят ставить на камины, в специальные ниши, возле дорожек сада… Малая скульптура в моде.

ОНА. Ну, хватит, правда!

ОН. Хорошо, что отнялись ноги – не руки. И я ещё мог лепить, колоть, резать.

ОНА. Ты можешь лепить, колоть, резать, есть, спать, любить. Зачем всякую минуту ставить этому предел? 

ОН. О пределе нужно помнить всегда, душка.

ОНА. Я не «душка».

ОН. Помнить всегда. Упереться в предел и узнать, наконец, себя… Важно не как умереть, а – кем… Я знаю, что ты не «душка», но, когда злишься, мне хочется назвать тебя именно так. Не сердись. Осталось немного промучиться со мной.

ОНА. Я не мучаюсь.

 

ОН шумно вздыхает, прикрывает глаза. Затихает. Через полминуты ОНА начинает безпокоиться, поднимается, смотрит ему в лицо.

 

ОН (не открывая глаза). Я ещё жив. Просто наслаждаюсь. Солнце. Океан. Ты. (Берёт её руку, рассматривает ладонь.) Вот посмотри, какая у тебя длинная линия жизни… А у меня она обрывается. Как же мне не думать, что будет с тобой без меня?
ОНА. У тебя идея фикс, не иначе.

ОН. Жизнь – это клубок навязчивых идей. Непредсказуемость шагов – наше право, если хочешь. Порой мы ведь сами вызываем те или иные процессы, чтобы примирить одно с другим. (Приподнимается, опираясь о поручни коляски обеими руками, всматривается в даль океана.) Бывает, через боль.

ОНА. О чём ты говоришь?

ОН (возвращается в прежнее положение). Но, пройдя через боль, чувствуем облегчение, как после долгих слёз. Когда ты плакала последний раз?

Пауза.

 

ОНА. Когда умерла мама. Потом спала почти сутки. Я никогда так долго не спала.

ОН. Да, помню.

 

Пауза.

 

Не плачь, когда меня не станет. Просто помни.

ОНА. Перестань!
ОН. А вот у океана нет памяти. Он не запоминает своих действий. Можешь разуть меня и подкатить к кромке? Я хочу помочить ноги.
ОНА. Мне трудно будет вытащить тебя из мокрого песка.

ОН. Ничего, дождёмся отлива. Я хочу почувствовать воду.

 

ОНА снимает с него кроссовки, закатывает штанины; толкает коляску к набегающим волнам. ОН благодарно целует ей руку.

 

ОН. А давай купим домик у океана. И заживём, как Хемингуэй.

ОНА. Здесь?
ОН. Где-нибудь. Всё равно.

ОНА. Я предпочитаю реку.
ОН. И домик на реке у нас уже есть.

ОНА. Ты капризничаешь?

ОН. Река – ускользание, непостоянство. Океан неизменен и груб. Могуч. Широк. И безжалостен. Ни одна река не сравнится.

ОНА. Река может выйти из берегов, всего-то. С океаном всегда надо быть настороже.

ОН. Опасность, риск – это прекрасно! Эх, будь я моложе…
ОНА. Что?

ОН. Жил бы у океана. И ты со мной. Я выходил бы за рыбой на баркасе, ты махала бы мне из окна… И ждала, волнуясь…

ОНА. Ты бы ловил крабов, как тогда, в Крыму.

ОН. Да, на завтрак у нас всегда были бы крабы с белым вином…

 

Пауза.

 

ОНА. Прости, что у нас нет детей.
ОН. Перестань. Никакой твоей вины тут нет. Так природа распорядилась.

ОНА. У нас были бы красивые дети…

ОН. Это зигзаг судьбы за что-то, чего мы не узнаем никогда. И, может быть, это правильно.
ОНА. Немилосердно.
ОН. Кто знает, что милосерднее – дать нам или у нас отобрать?.. Сколько раз в жизни я просил чего-то, и не получал. Злился. Негодовал. А проходило время, и понимал: как хорошо, что не получилось то, о чём просил. Как замечательно, что не вышло. Как правильно.

 

Пауза.

 

ОНА. Смотри, как стремительно уходит вода! Уже отлив? Странно…

ОН. Мы можем не подниматься для процедуры? Ты сходишь за шприцем и сделаешь укол мне сама.

ОНА. Здесь?

ОН. Почему нет? Мне не хочется уходить отсюда. И Лиза будет устранена.

ОНА. Не выдумывай.
ОН. Да-да, так и сделаем. Решено. Мне сегодня особенно хорошо у океана. И это пойдёт мне на пользу.
ОНА. А обед?

ОН. Вот заодно сходишь на обед. Я не хочу есть.

ОНА. Что с тобой?

ОН. Почему, если я не голоден, со мной что-то должно быть? Я хочу побыть у океана. Вот и всё.
ОНА. Странно…

ОН. Ничего странного.

ОНА. Ты хочешь остаться в одиночестве?

ОН. Вот именно.

ОНА. Это из-за меня?

ОН. Каждый человек нуждается в том, чтобы побыть наедине с собой. Только я и моя соба. (Натужно улыбается.)

ОНА. Мне не смешно.
ОН. Уединение необходимо. И ты от меня отдохнёшь немного.

ОНА. Я не устала от тебя.
ОН. Устала, устала, я же вижу твоё раздражение.

ОНА. Если я и раздражена, то из-за твоих словесных эскапад.
ОН. Я болтаю, чтобы тебя развеселить. Иди. (Смотрит на неё.)

ОНА. Я давно не делала уколов…

ОН. У тебя получится.

ОНА. Ты просто выпроваживаешь меня!
ОН. Да.

ОНА. Чем я это заслужила?

ОН. Дай мне побыть одному. Я понятно говорю?
ОНА. Но почему?
ОН. Не твоё дело.

ОНА. Господи, да что происходит?
ОН. Уйди, и всё.

ОНА. Ну, знаешь!..

 

ОНА хватает рюкзак, быстрым шагом удаляется. ОН долго смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на океан, снова, опершись о поручни коляски обеими руками, приподнимается, высматривая что-то. И это что-то становится зримо: на горизонте появилась тёмная линия, которая увеличивается на глазах. ОН опускается на место.

 

ЕЁ ГОЛОС. Они там машут нам!

ОН (оглядывается). Кто?

ЕЁ ГОЛОС. Да все. С балкона. Они машут и кричат.

ОН. Проваливай! Что я тебе сказал?!
ОНА (бежит по песку к нему). Лиза показывает вдаль. (С тревогой.) Это ведь она, в белом? Зачем так кричать?

ОН. Беги же к ним, дура! Ты ещё успеешь!

ОНА в недоумении смотрит на него, потом на океан: тёмная линия во весь горизонт расширяется, приближаясь. ОНА бросается к коляске, пытаясь её сдвинуть. Но колёса увязают в песке. 

 

ОН. Оставь меня. Беги, говорю! Я приказываю тебе!      
ОНА (ещё и ещё раз толкая коляску). Командир нашёлся! Особь. Царь. Дурак сам!

 

ОНА выбивается из сил, смотрит на надвигающуюся гигантскую волну. Переводит взгляд на него. Смятение сменяется покоем. ОН достаёт блокнот и швыряет навстречу волне. Уже слышен нарастающий гул цунами, так что им приходится повышать голос.

 

ОН. Ты выиграла. Игра окончена. Счёт обнулён. (Плачет.) 

ОНА. Не плачь.

ОН. Я изменял тебе. Я соврал.
ОНА. Ах, ты мой дурачок!.. Это теперь не имеет значения.

ОН. А что, что имеет теперь значение?!
ОНА. То, что мы вместе. Навсегда. Теперь ты точно будешь смотреть на меня безконечно.

 

ОН стонет.

 

Ты боишься?
ОН. Да.

ОНА. Не бойся. Раньше я часто летала во сне, уже вполне взрослой. И хорошо знаю, как это нужно делать… Я возьму тебя с собой.
ОН. Мы взлетим над волной?
ОНА. Конечно. Крепче держись за меня. Я ещё никогда не летала вдвоём.
ОН. Что я должен делать?
ОНА. Просто крепко обними меня. Вот так.

ОН. Но ведь это наяву!
ОНА. Что?
ОН. Не во сне!
ОНА. Я справлюсь.

ОН. Да?

ОНА. Не сомневайся.
ОН. Ты вытянешь нас обоих?
ОНА. Конечно.

ОН. Но почему?
ОНА. Потому что сейчас ты больше всего нуждаешься во мне.

ОНИ крепко прижимаются друг к другу. Огромная волна накрывает их, унося в вечность.

 

ЗАНАВЕС

 

 

—————————————————————————————————-

*Цитирует стихи Г.А. Глинки.

**Цитирует стихотворение Ю.М. Кублановского.

***Цитата из драмы А.П. Чехова «Три сестры» (слова Ирины).

***Цитирует стихотворение Ю.М. Кублановского «Перекрёсток».

Москва

2019 год

Читайте также: