НАСЛЕДИЕ КУПЦОВ ГАЛИЦКИХ

Ирина ГРИЦУК-ГАЛИЦКАЯ

ДОМ НОМЕР 27 ПО ОКРУЖНОЙ УЛИЦЕ ГОРОДА РОСТОВА-НАСЛЕДИЕ КУПЦОВ ГАЛИЦКИХ. ПРИМЕР РЕКОНСТРУКЦИИ, ПЕРСПЕКТИВЫ СОВРЕМЕННОГО ИСПОЛЬЗОВАНИЯ

Здравствуйте, дорогие друзья. Мне выпала большая честь сегодня выступить перед вами, любителями ростовской старины, профессионалами, работающими на ниве сохранения памятников России и в частности, Ростова Великого, и перед замечательными людьми, теми, кто берется за восстановление утраченной истории.

Я очень люблю наш Ростов Великий, потому что родина моих предков и есть этот замечательный, старинный город. И когда я приезжаю сюда, я чувствую божественную связь с ростовской землёй, её особый магнетизм, с её валами и церквами, в одной из которых, а именно в церкви Святого Исидора, что в валах, в 1926 году 25 июня венчались мои родители Алексей Константинович Галицкий и Варвара Матвеевна Дормакова. А мой прадед по матери Петр Федорович Дормаков, промышленник 7 разряда, был церковным старостой в этой церкви.

Дом с мезонином Дормаковых стоял по ул. Карла Маркса 24. Как раз почти напротив церкви.
Через участок земли, на котором стоял дом деда в Ростове, протекала речка Пига, сейчас её уже нет. Она иссохла, заболотилась и совсем пропала. А я помню время, когда из Пиги поливали огород, брали воду для стирки и для мытья.

В молодости мой дед Матвей Петрович был нраву весёлого и дерзкого. Далеко округ Ростова знали его, как хорошего мастера по железу и хлебосольного хозяина.

Артельщики гордились службой у него. Подряды брал дорогие, работы выбирал сложные, чтоб интерес был. Как и всякий мастеровой, Матвей Петрович превыше всего ценил труд. Помню его сосредоточенного, строгого, даже грозного. Под горячую руку никто не попадись. Когда сдавали работу и получали заработанное жалованье, тогда начинался пир горой.

Из Дома крестьянина, где был трактир, на нашей же улице, ныне там «Атрус», носили корзинами снедь и большие бутыли водки к дедову столу. Русская печка топилась целыми днями, варила и парила, пожалуй, на весь город. Потому как «Дормаков Матвей Петрович гуляют». И кто бы ни зашел в дом деда, он требовательно, но с достоинством говорил своей жене, моей бабушке:
— Сергевна, поднеси гостю.
Сергевна наливала граненую стопочку, ставила её на плоскую тарелочку. Туда же кусочек хлеба, и с поклоном подносила, ибо так желал хозяин и кормилец дома.
Я помню, как красиво выпивал мой дед. Он брал рюмочку нежно, с любовью, картинно отставляя мизинец правой руки. Да… Прежние люди, не мы…
Среди заказчиков деда Матвея Петровича Дормакова был знаменитый Шаляпин Федор Иванович.
Федор Иваныч купил дачу в местечке Итларь за Ростовом Великим по Московской дороге. Шаляпин пригласил моего деда перекрыть крышу. Дед рассказывал, что когда его артель приступила к работам, в доме жил сам Шаляпин и ещё «певичка Нежданова». Утром они ходили купаться в собственной купальне. Дамочка была вся в белом. Очень красивая. Дед, вспоминая лето в Итлари, закручивал усы.
Впечатлительный был Матвей Петрович до женского полу.

Каток репрессий прокатился и по семье Матвея Петровича. Точно не могу сказать, но приблизительно году в 1929-м или 1930-м один из заказов стал роковым для моего деда. Взялась его артель крыть крышу в бывшем монастыре, в Белогостицах. Там власти организовали тюрьму. Не стерпел Матвей Петрович пренебрежительно-высокомерного тона молодого начальника тюрьмы. Гордыня подвела. Там же и камеру ему определили. Приговорили к расстрелу.

Наша семья Константина Ильича Галицкого к тому времени переехали из Ростова в Ярославль, потому что в Ростове стало опасно жить.
Брат Алексей приехал к моей маме в Ярославль с наклеенными усами и бородой. Мама не сразу узнала брата. Он ей рассказал, какое горе постигло родителей.
— Варя, меня ищут. Братья арестованы. Вся надежда на тебя, медлить нельзя ни минуты! В Москву надо, к Калинину!
Мама собралась быстро, и с Лешкой на перекладных устремились в Москву. Удивительно, но маму принял сам Михаил Иванович Калинин. Михаил Иванович выслушал маму. Отменить решение тройки он не имел права, но мог помиловать. Михаил Иванович распорядился выдать помилование, по которому вся семья освобождалась от решения тройки.
Обратно на перекладных, спешили Лешка с моей мамой в Ростов, чтобы успеть передать документ до исполнения приговора.
Матвей Петрович вышел из тюрьмы поседевшим. Позднее он рассказывал:
— На расстрел выводили по ночам. Как только слышались шаги в коридоре, звон тюремных ключей, каждый раз думал, что за мной идут. Молился Николаю Чудотворцу!
Не судьба была помереть тогда. Николай Чудотворец заступом встал за моего глубоко верующего деда.
Я вспоминаю своего деда Матвея Петровича, сидящим у окна в большой зале своего дома. На голове белая соломенная шляпа. Он курит цигарку, наполненную домашним самосадом. Лицо его серьезно, даже сурово. Когда мимо его дома проходит кто–то из ростовских мещан, обязательно снимает головной убор и кланяется моему деду:
— Моё почтение, Матвей Петрович.
— Честь имею, — кланяется в ответ бывший бранд-майор, слегка приподнимая свою соломенную шляпу, и вновь опуская её на свой широкий могучий лоб.
Сейчас на месте дедова дома стоит кафе стекляшка «Пельменная». Когда я бываю в Ростове, захожу туда, сажусь в уголок, где когда-то стояла большая русская печка и мне кажется, что я слышу голос деда:
— Ирка, соплива харя, сверни цигарку.
«Соплива харя» знала, что надо взять газетку с огромного резного буфета, наискосок аккуратно оторвать удлиненный треугольник, скрутить на пальчике козью ножку, наполнить её махоркой-самосадом, потом откусить кончик цигарки, смачно сплюнуть, как это делали взрослые мужики, прикурить, попыхтеть немножко и, когда пойдет настоящий дым, забраться на высокий табурет возле русской печки и, вытянувшись во весть свой крохотный ростик, протянуть деду цигарку.
Мастерство своё дед Матвей Петрович передал сыновьям.
А его сын и мой дядя Иван Матвеевич Дормаков восстанавливал купол церкви в Ростовском кремле после смерча 1953 года.
Смерч снес стену кремля до половины и купол церкви. Ростовский горком партии дал партийное задание – восстановить купол церкви. Железа нового не было. Пришлось Ивану Матвеичу восстанавливать купол из того железа, что собрали во дворе кремля после смерча. Купол немного косой получился, но зато всё было сделано по старой технологии на заклёпках, как учил сына когда-то отец Матвей Петрович.
Моё военное ростовское детство оставило память о том, как мы, совсем маленькие ватагой бегали во двор Кремля, мальчишки забирались в подвал, откуда-то появлялись церковные ризы, шитые золотом. Сейчас я понимаю ценность этих вещей, но в то время церковные атрибуты были вне закона и вне интереса. Мы привязывали эти ризы к палочке и бегали с ними, как с флажками.
И ещё я помню, как мальчишки из подвала Кремля однажды достали красивые камушки разноцветные. Когда смотришь сквозь них на солнце, то возникает красота неописуемая.
В нашем военном детстве не было разноцветия. Война имеет преимущественно защитный цвет: хаки, серый и черный. Яркие цвета нам, детям войны, были мало доступны. Поэтому цветные камушки мне запомнились.

В связи с этим сохранилось воспоминание о первом моём спектакле, который я посмотрела в Ростовском драматическом театре, что стоит на ул. Карла Маркса. Шла война, но кто-то озаботился тем, что даже в суровое время людям нужно искусство, нужна сказка. Яркая, красивая. Пьеса называлась «Три апельсина». Я, девчонка лет 5-и или 6-и, была потрясена всем увиденным, и эти три апельсина! Они висели на ярко зелёном дереве и сияли ярко оранжевым цветом! А ещё откуда-то сверху падали разноцветные лучи, и это было так красиво, так необыкновенно, что я потом долго бредила этим спектаклем, я пересказывала его всем, кто хотел меня слушать и, представьте, помню это событие до сих пор.

Разнообразило моё пребывание в Ростове у деда «на хлебах» посещения Елены Васильевны Галицкой. Она была двоюродной сестрой моего отца Галицкого Алексея Константиновича. Елена Васильевна была строга, благородна. Дедушка и бабушка Дормаковы принимали её с большим почетом и уважением. В присутствии Елены Васильевны в их поведении исчезали простота общения и обыденность, и появлялась какая-то старинная чопорность.
Елена Васильевна приносила мне альбомы с карандашными графическими рисунками. В альбомах были проставлены оценки. Я потом поняла, что были это работы её учеников, ушедших на фронт.
Я открывала эти рисунки, погружалась в цветной мир, и это было замечательно.
Елена Васильевна преподавала рисование в Ростовской гимназии, построенной купцом–меценатом Алексеем Лонтьевичем Кекиным.
Учитель рисования гимназии, она была хорошо образована, закончила Строгановское художественное училище в Москве, отделение прикладного искусства. Замуж вышла за белогвардейского офицера Николая Яковлевича Ширяева.
Елену Васильевну широко знали в Ростове, где проживали многие её ученики.
Елена Васильевна — мать известного советского художника Ростислава Николаевича Галицкого (1920-1979). Ростислав, человек с интересной и трудной судьбой, фронтовик, пленный лагеря «Освенцим», участник антифашистского подполья. В конце войны французские партизаны переправили его в Бельгию, где с 1945 по 1948 год он работал в организации «Красный крест», которая помогала угнанным в Германию людям вернуться на родину.
Домой он вернулся в 1948 году, когда его уже и ждать перестали.
Интересно то, что после войны при поступлении в Суриковский институт в Москве, ему было отказано. Потребовался документ об окончании среднего специального образования. Ростислав поступил в Ярославское художественное училище и закончил его с отличием, а потом всё-таки поступил в Суриковский институт и окончил его с красным дипломом.

В 2014 году я работала над оформлением своей книги «Мерянский роман о князе Ярославе и мудрёных жёнах», к своему юбилею. И судьба свела меня с ярославским художником Геннадием Петровичем Антоновым. Оказалось, что Геннадий Петрович учился в Ярославском художественном училище вместе с Ростиславом. Он рассказал мне, как он и его сверстники, учащиеся училища, обожали Ростислава Николаевича. Когда Ростислав отправлялся на пленер для зарисовки Ярославских пейзажей, ребята-художники следовали за ним по пятам немного в сторонке, робея. Окружали его, когда он позволял, с восторгом и обожанием слушали его, впитывали его советы. К тому времени Ростислав был уже сложившимся мастером и к тому же фронтовиком.

Дом на Окружной 27, принадлежавший Василию Ильичу Галицкому (1877-1939), вмещал в себя большую семью самого хозяина, (его жена Елизавета Алексеевна, два сына – Николай и Борис, две дочери Елена и Лидия) и семью его родного брата Константина Ильича Галицкого, моего родного деда по отцу. То есть в этом же доме жили и мои родители до начала 30-х годов,
Василий Константинович Галицкий держал лавку в торговых рядах Ростова.
Вот любопытный документ от 1900 года июля третьего дня. Ростовский купец Николай Василевич Хранилов продал Василию Ильичу Галицкому лично ему принадлежащую лавку, состоящую в Кремле города Ростова в Емельяновском ряду под № 24, имеющую два раствора спереди и сзади со всей находящейся под лавкой кладью. Лавка по лицу пять аршин и два вершка, в длину со спуском двадцать аршин, а без спуска семнадцать аршин и состоит между лавки с правой стороны Ярославского купца Сорокина, а с левой Ростовского купца Александра Иванова – Щенникова….
А взял Хранилов с Галицкого за имение это четыре тысячи рублей.

Сохранилось такое заявление: «30 мая 1905 года в Ростовскую Городскую Управу Ростовского 2 гильдии купца Василия Ильича Галицкого о желании записаться на 1906 год по городу Ростову в купечество 2-й гильдии вместе с членами семейства (перечисляются члены семейства: жена, сыновья и дочери) и получить с сего числа из Управы промысловое свидетельство на моё имя на торговое предприятие 2 разряда и покорнейше прошу Городскую Управу зачислить меня с семейством на 1906 год по городу Ростову в купечество 2-й гильдии».
Имеется документ: ВЫПИСЬ из актовой книги ростовского нотариуса Сергея Петровича Мясоедова за 1897 год, января 31 дня. «Лично мне известная ростовская купчиха Елизавета Алексеевна Галицкая, живущая в городе Ростове в сопровождении лично мне известных свидетелей, представила мне, выданную ей копию определения об утверждении за ней недвижимого имения, состоящего Ярославской губернии, в городе Ростове на Окружной улице в десятом квартале и заключающегося в постройках :

1. Одноэтажный дом, крытый железом, мерою: по лицу четырнадцать с половиною аршин и длины шестнадцать с половиною аршин; в доме есть шесть комнат, одиннадцать окон, две лежанки и две печки.
2. Сарай, крытый тёсом, мерою: восемнадцать с половиною аршин и ширины шесть аршин.
3. Двух кладовых под одной железной крышей длины одиннадцать аршин, шириной шесть с половиной аршин
4. Навес с землёю, двор и огород.

С этого момента начинается владение домом 27 по Окружной улице семейством Галицких. Заметьте, что название улицы сохранилось с 19 века.
Как-то так сложилось, что фамильный дом Галицких стал культурным центром Ростова Великого.

Дом этот посещали писатели, художники, искусствоведы, артисты.
В 30-х годах XX века здесь бывал известный московский художник Сергей Алексеевич Баулин. (1904-1976). Вероятно, вы все знаете его непревзойденную работу: «Храм Покрова на Нерли». Он был заслуженным мастером архитектурного пейзажа.
Существует ещё картина «Церковь Покрова на Нерли» Сергея Васильевича Герасимова. Хороший пейзаж, но превзойти Баулина Герасимов не мог.
Бывал в доме Галицких Абрам Маркович Эфрос (1888-1954), русский и советский искусствовед, переводчик, театраловед, литературовед.
В 1937 году Абрама Эфроса выслали на 3 года в Ростов. По воспоминаниям Анны Андреевны Ахматовой, как она говорила: «сослали за то, что когда в Москву приехал Андре Жид, Эфросу предложили или поручили сопровождать знаменитого писателя, и когда Жид вернулся во Францию, написал о Советском Союзе не то, что от него ждали, и Эфроса сослали».

И тогда же Осип Мандельштам сказал: «Это не Ростов Великий, это Абрам великий». Мне кажется, Осип Мандельштам несколько погорячился.

Излюбленный жанр Эфроса – критический портрет. Он написал такие критические портреты на Валентина Александровича Серова, Василия Ивановича Сурикова, Владимира Андреевича Фаворского, Жана Кокто, Поля Валерии, Гийома Аполлинера, Соломона Михайловича Михоэлса и других. Излюбленным занятием его было исследование рисунков Александра Сергеевича Пушкина.
Частым гостем в Доме Галицких был живописец, член Ярославского областного Союза советских художников Алексей Александрович Успенский. (1887-1938). Он окончил Московское Строгановское училище, получил звание рисовальщика.
В Ростове он преподавал в гимназии А.Л. Кекина. Работал в технике финифти. Участник художественных выставок, график, живописец по стеклу. 25 февраля 1938 года был приговорен к расстрелу. Расстрелян 11 марта 1938 года.
Учителем Ростислава Галицкого был Александр Иванович Звонилкин (1883-1937) — живописец, педагог. В 1904 году окончил Императорское Строгановское центральное художественно-промышленное училище в Москве. Член Ярославского Союза советских художников
1 сентября 1937 года арестован, обвинен в контрреволюционной деятельности. Приговорен к расстрелу 16 октября 1938 года.

Арестован был и хозяин дома по Окружной, 27, Василий Ильич Галицкий, и сослан на лесозаготовки. Вернулся он больным и вскоре умер — в 1929 году.
Елену Васильевну несколько раз арестовывали, но выпускали. Помогал её авторитет и широкая известность. Я полагаю, что за неё вступались её ученики.
С начала активной творческой жизни и деятельности Ростислава Николаевича дом Галицких приобретает назначение культурного центра Ростова. Московские друзья и коллеги Ростислава подолгу гостили в усадьбе, куда приезжал Ростислав с женой, художником Ираидой Соколовой-Галицкой.

Среди гостей Галицких был замечательный мастер кисти, народный художник РСФСР, профессор Суриковского института, член корреспондент Академии художеств Виктор Григорьевич Цыплаков.
Частым гостем была ростовский краевед Мария Николаевна Тюнина (1911-1987), автор первого путеводителя по Ростову, хранитель Ростовских звонов.

В Ростове Ростислав встречался со своим другом детства Волковым Юрием Александровичем. Елена Васильевна Галицкая была его первой учительницей рисования. Юрий Александрович тоже прошел войну. После войны окончил Московский архитектурный институт, где впоследствии стал преподавать. Член Союза Архитекторов и Союза Художников. Профессор академической живописи. С Ростиславом их связывала тесная дружба.

В Дом Галицких съезжаются не только художники, но и писатели, и деятели кино.
В 1954 году известный режиссер Исидор Анненский снимает широко известную картину по Чехову «Анна на шее». Дом на Окружной, 27 на некоторое время становится съемочной площадкой. На ней работали Александр Вертинский, Михаил Жаров, несравненная Алла Ларионова, Алексей Грибов, Владимир Сошальский и многие другие известные артисты.
Со временем дом Галицких на Окружной, 27 пришел в упадок. Я приезжала в Ростов в 90-е годы, когда искали хозяина для восстановления и ремонта дома. Купить можно было его, но для восстановления, реставрации требовались очень большие деньги. И хотя у меня был небольшой бизнес, я понимала, что малыми вложениями не обойтись.

Я благодарна неравнодушным гражданам Ростова, администрации города, сотрудникам музея-заповедника, особая благодарность Елене Владимировне Ким за сохранение памяти о творческой семье Галицких, о её лучших представителях — Елене Васильевне и Ростиславе Николаевиче Галицких. О трудах по сохранению дома по Окружной 27.
С радостью я узнала, что нашлись добрые люди, которые взялись за восстановление дорогого памяти ростовцев дома.

Огромными усилиями и большими вложениями Дом был восстановлен замечательной семьёй Бушмариновых. Я им очень благодарна за это.