МУЗЫКА БАРОККО
Софья САМОКИШ
В начале июня таким неизменным и вечным
Мне кажется счастье.
А лето — почти бесконцовым,
Как воды ручьев, восполняющих быстрые речки,
Как рой мошкары в предвечерье закатно-пунцовом.
Прошитая светом, темнеет вдали колокольня,
Доставшая облако цвета разбавленной охры.
Об осени думать не то, чтобы пламенно больно…
Какая там осень! Вон август — другая эпоха.
И липы цветут в каждом третьем попавшемся сквере,
И солнце, готовясь укрыться за храм низкорослый,
Мне светит так ярко, как светит лишь тот, кто уверен,
Что встанет и завтра,
и послезавтра,
и послепосле…
***
Апрель мажет землю солнцем, будто сливочным маслом.
Всё от него блестит, вновь наполняясь цветом,
Всё, что зимой умело только белеть и сереть,
Точно других без солнца не было в мире красок!..
И среди всех цветущих зазеленевших веток
Ярче всего, пожалуй, выделилась сирень.
Бутоны её в начале похожи на тёмные зёрна:
Для бутерброда с маслом мечет икру соцветий,
Каждая из икринок станет потом звездой —
Чтоб наблюдать их, даже не надо трубы подзорной.
Так мы близки, что дрожью всех лепестков ответит
На мимолётный, тихий, еле заметный вздох.
Я улыбаюсь, встретив пять лепестков на счастье.
Мысли мгновенье славят дружным и стройным хором,
Полностью настоящему их посвящен полёт.
Это ли не чудесно разве, что в одночасье,
Солнечным маслом сдобрен, стал безупречен город? —
Как необъятно небо! Как горизонт далёк!..
***
И снова дождь –
Послушай! –
Как молитву
Апрель бормочет тихо по ночам.
Фонарным светом улицы залиты
И дворики пустынные молчат.
Покой душевный собран по крупицам,
Из мелочей, среди которых – дождь.
Под шум его всегда так сладко спится,
Он заглушает мысленный гудёж.
И вместо мыслей собственных я слышу,
Как сном хрустит прохладная кровать,
Как голуби курлыкают под крышей,
Как прорастает свежая трава,
И по молитве искренней апрельской
Спокойствия во мне – хоть занимай.
Я твердо знаю: все потом воскреснем,
Ведь есть весна,
А завтра будет май.
Отпускная эклога
Вечером на востоке над самым морем,
Там, где солнечный луч уже не достанет,
Небо — сиренево, точно гора в тумане.
А дальше глядишь и думаешь: то ли морок,
То ли и впрямь из лиловой небесной ткани
Ткутся горы, чем выше — ясней их норов
И чётче рельеф: как если б нарисовали
Линию острым карандашом, проткнувшим
Небо — иначе откуда, как не снаружи
Вылилась сиренева?.. Обнажённо-палев
Закат позади: он с каждой минутой у́же,
Он здесь мимолётен, бесправен, точно в опале.
Теснят его, притесняют — и вот стемнело.
Ночь заварилась быстро. День канул в бездну.
Чаинки звёзд осели на дне небесной
Чашки, обозначая её размеры.
Я, вместо того, чтоб, в ней растворясь, исчезнуть,
Себя ощущаю на редкость сильной и смелой.
Четвёртый раз, чтоб вновь ощутить свободу,
Сбегаю в горы — и горы освобождают
От всякой низинной мысли — она чужда им,
Высоким, заоблаковым, поляннолобым.
Спускаюсь, как Моисей, получив скрижали —
На них написано, как протянуть полгода
До пятой поездки. Зябко. Чуть солнце село
За дальний пик, осталось лишь два оттенка:
Один — у неба, цвет нежной кофейной пенки,
Другой — у гор, забывших, что значит зелень,
И ставших разом поклонниками маренго,
А проще сказать — окрашенных в тёмно-серый.
Я чувствую взгляд, не требующий ответа.
Там лунный глаз открылся туманно-дымный,
Довёл до города тропкою нелюдимой
И снова скрылся под горным лесистым веком,
Как будто был наказ ему: проводи их…
И лишь деревья-ресницы качает ветром.
А завтра снова — завтрак, рюкзак и шлёпки
И высота два-двести и даже выше.
Альпийский луг едва ли не воском дышит,
Разреженный воздух, дорога кажется лёгкой,
И каждому возгласу — эхо далёкой вспышкой,
И голос такой красивый, такой полётный.
Чуть ниже лес. Вчера дождевое скерцо
Давали в нём, теперь здесь сырая свежесть,
Иначе — «сыржесть». Просвет недалёко брезжит,
Пришли к едальням: шашлык и хинкали с перцем!..
…домой вернусь я, теша себя надеждой,
Что там, где горы, горы — там моё сердце.
***
Все мы родом из детства, а значит из лета:
Летом всякий ребёнок свободней, смелей,
Словно птица под тенью воздушных аллей —
Наконец-то распахнута школьная клетка.
Щедро дарит июнь от хандры амулеты:
Звонкость неба, рассветы в тумане полей,
Безмятежного ливня предутренний шлейф,
Запах спелой земли, сдобным солнцем согретой.
И опять становлюсь я беспечной и юной,
Наполняясь восторженным зовом июня,
Словно годы своё отмотали назад.
Как не вспомнить о лете, раз вспомнил о детстве? —
Появляются вместе, живут по соседству
И одна у них живость в счастливых глазах.
***
Травяною истомой наполнен,
И звенит, и стрекочет июль.
От жары, наступающей в полдень,
На окне не колышется тюль.
Даже солнечный луч утомился:
Вязкой ленью застыл на ковре.
Я лежу и баюкаю мысли,
Становясь в полудрёме добрей.
Помню, так же в далекое детство
Через тюль падал солнечный свет,
И рябина росла по соседству,
И лучи застревали в листве…
Словно тайны невиданной слепок
Этот солнца узор на полу, —
Мне казалось, там прячется лето,
От грядущих сбегая разлук.
Море и горы
Почти что час молчания в такси,
Усталая послеморская нега.
Стремительно темнеющее небо
И звездных писем огненный курсив.
А в памяти – волны спокойный шум,
Которым освящен курортный город.
И я мечусь,
что лучше:
море, горы?
И всё никак наверно не решу.
Два моря
Целуя меня, ты пробуешь море на соль,
Ведь я только вышла из пенной его воды.
Ведь это всё правда: не сон, не мечта, не дым,
Мы снова на море: вот камни, а вон песок!
Вот южное солнце выкатилось в зенит,
Под зонт от загара спрятаться бы скорей.
Но нам с непривычки, видно судьба – сгореть.
И полдень за это хочется извинить.
А ты – моё море счастья, любви, тепла,
И я твое море –
два моря на берегу.
Как тихую гавань от бурь и штормов берегут,
Так я берегу взаимноморской уклад.
Кричащие чайки над берегом не парят,
Уверенно-ровно только шумит прибой.
Не тот был бы мир наш, не будь я сейчас с тобой.
Не будь ты со мною, зачем мне тогда моря?
Девочка с персиками
Сквозь окно светлый полдень ложится косыми лучами
На белёную скатерть, и стул, и скрипучий паркет.
Ты на миг забежала и персик схватила случайно
И сидишь за столом больше сотни непрожитых лет.
Как вживую я чувствую запах старинного дома:
Это дерево пахнет, наполнившись летней жарой.
Здесь лелеяли сад, чтоб спустя и полвека потомок
Наслаждался плодами с ворсистой сухой кожурой.
Как мне жаль, что теперь не живут в знаменитых усадьбах.
Почему я до боли люблю их помещичий быт?
О семнадцатом годе я вовсе хотела не знать бы,
Но незнанием этим последствий судьбы не избыть.
А тебе всё неведомо. Есть лишь родные аллеи,
По которым бы бегать и бегать и в солнце, и в дождь.
Потому ли, что в детстве все фрукты казались спелее,
Только вырастешь – сладость такую уже не найдешь.
Ты вбежала – был август, вот осень взошла незаметно,
И кленовые листья легли на обеденный стол.
Знаешь, время несётся быстрей, чем любая комета.
Хорошо, что художник сказать ему сможет: «постой!»
И мгновение детства доверив холсту на мольберте,
Он отложит палитру, и все вдохновенно решат,
Что картина его – безусловное, светлое «Верьте!» –
Восхитительной жизни, как чистая эта душа.
Воспоминание о Родосе
За окном — московский дождливый полдень.
Я открою банку с оливковым маслом,
И — восстанет Греция, какой её помнит
Девятнадцатый год, безмятежный и ясный.
Непривычный мне запах южного лета,
Неподвижно-плотный над пляжем воздух.
На прилавках — ракушковые браслеты
И морских мягких губок развешаны гроздья.
В шуме ветра звучит эхо древнего мифа,
След хранит скалистое побережье:
Здесь гуляла Рóдос — прелестная нимфа,
И любил её Гелиос, юный и нежный.
С той поры тихий остров теплом обласкан,
И под здешним солнцем неугасимым
Из оливок делают жёлтое масло,
В котором чудесная скрыта сила,
Что галечный пляж обнажённо-пылкий,
И воздух морской, и весёлость улиц
С собой запирает как джинна в бутылку:
Откроешь — я словно туда вернулась!
И пока закрыт въезд в жаркие страны,
Воспоминанием буду греться.
Банку с оливковым маслом достану,
И — восстанет
Греция.
Музыка барокко
По прослушивании «Плача нимфы» Монтеверди
Что-то знали такое в эпоху барокко,
Что сегодня едва ли мы сможем понять.
За неспешность ругали на пыльных дорогах
Пассажиры – возницу, возница – коня.
Вместо клика на яндекс – полгода за книгой
До тупого нытья в поседевших висках.
И не странно, что вечность покажется мигом,
Если нужно так долго ответы искать.
В ожидании людям приходится мыслить,
Учит видеть и слышать неспешный режим.
Если всё, как сегодня, случается быстро,
Не успеешь подумать, – успеть бы прожить.
Партитуры барокко вполне отразили
Созерцание жизни, неспешные дни.
И нашлись в этой музыке воля и силы
Оказаться вне времени, словно над ним.
Между прошлым и будущим нет в ней границы,
Как у Бога, как в космосе, – только сейчас.
Что случилось давно, что в грядущем случится, –
Всё в моменте одном существует, звуча.
А иначе подслушал бы где Монтеверди
Этот джазовый ход – современный мотив?
Я включаю «Плач нимфы» и слышу: нет смерти,
Если в музыке можно сквозь время пройти.
Софья Самокиш родилась 13 июля 1995 года в селе Молчаново Томской области. Жила с трех лет в г. Чита, Забайкальский край. Писать стихи, рассказы и повести начала с первого класса. В 19 лет переехала в Москву. Окончила музыкальный институт имени Ипполитова-Иванова по классу флейты. С 2015 года состоит в Союзе литераторов России.
За время творческой деятельности опубликовывалась в художественном журнале «Слово Забайкалья», альманахах Союза литераторов «Словесность», журнале «Подъем» (№ 2 2020), журнале «Наш современник» (№ 8 2020), журнале «Сергиев», 2022.
В 2015 году выпущен сборник стихов и рассказов «Путешествие в жизнь» в серии «Визитная карточка литератора». В 2022 выпущен сборник «Жемчужные бусы». На Литрес опубликована книга в жанре фэнтези «Под крылом дракона».
Получала государственную стипендию «Молодой талантливый автор России». Финалист фестивалей «Мцыри – 2017» (отмечена специальным дипломом «Русская душа»), «Мцыри – 2019». Принимала участие в семинаре молодых литераторов «Школа Андрея Платонова», Воронеж, 2019 год. Победитель конкурсов «Пастернаковское лето 2020», «Бегущая строфа – 2020» (II место в номинации «Любовная лирика»), «Посадская лира – 2021» (в номинации «Новое имя»), «Пастернаковское лето 2021», «Бегущая строфа – 2021». Лауреат конкурса «Каэромания – 2022» в трех номинациях.
