


Анна РЕТЕЮМ
Снега нет. Мы не древние люди,
чтоб трещотками кликать его,
лишь бы к нам из лукавых орудий
не посыпался дождь огневой!
Проживём эту странную зиму,
оглушённой природы коллапс, –
снега нет, но земля наша зрима,
лишь бы небо не скрылось из глаз!
* * *
Изящества зимой мне не хватает –
всей этой острой выделки живой,
что трепетно сверчит, благоухает
над тонкой фосфорической травой.
Цветная степь и бабочки-картинки
годны для Эрмитажа и Орсе,
прожилки света, гибкие тычинки
и крапинки причудливые все…
Склоняется весной Творец Вселенной
до самых мелких, ювелирных дел,
как будто указуя прикровенно:
смотри, Я ничего не пожалел!
* * *
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Н. Заболоцкий
Что в человеке главное? Что в нём
неопалимым теплится огнём
и освещает жизнь его простую?..
Истоптаны, грязны ботинки всуе,
засалены худые рукава,
но разве в этом тайна естества?
Слетает Дух Утешитель вовек
на страждущих и брошенных калек,
не разбирая каковы отрепья…
И теплится нежданно благолепье.
* * *
Заповедные стены, покоя настой,
благовонной кадильницы звон золотой…
Не спеши, суетливый, укромно постой,
запасаясь, как хлебом, молитвой святой.
Заповедные стены, небесный распев,
и ликует душа, наконец преуспев!
* * *
Зерно молитвы падает, летит –
в небесное тепло, в глубины света,
и твой уже не так прискорбен вид,
когда вверяешь дело почве этой.
Не надобно трескучей суеты,
бесплодного томления и боли,
когда ростки всевышней красоты
в твоей восходят горестной юдоли.
* * *
А любовь – словно нить золотая,
словно пряжа небесного льна,
что, в клубочек сердечный мотая,
я протягивать ближним вольна.
И шумит в небесах веретёнце,
запасая дражайшую нить,
чтобы в сердце у каждого – Солнце
мы могли, не скупясь, сохранить.
* * *
Ты в колбе алхимической кипела,
душа моя, – во сне, густом чаду,
но снова возвратилась в это тело,
огромный день вмещая на ходу:
промокшие снега и голос храма,
опасливые рощи, стаи птиц…
Но помнится, была ты нищей самой, –
брожением несмысленных частиц,
кипящее слилось твоё сознанье
с обугленною смертью пополам.
И снова день – живое подаянье,
слова и ветры, льнущие к губам.
* * *
И жалеть, и прощать сотни раз,
по-другому не выжить – куда там! –
распадёшься от горя тотчас,
убивая, как жалящий атом…
* * *
Ты ровно то, что чувствуешь сейчас,
любовь – любовь, а злобу – значит, злоба,
какой бы ни придумывал рассказ,
в какой бы миф ни верил твердолобо.
Ты можешь стать великим мудрецом,
героем, победившим всё на свете,
но если ты тщеславишься притом –
пустое и слова твои на ветер.
На белом можешь восседать коне,
быть награждён и всячески назначен,
но ты лишь то, что носишь в глубине.
Состав души отчётливо прозрачен.
ЛЕТАРГИЯ
Летаргия, мой друг, летаргия
на усталую землю грядёт,
вот и сумерки полунагие
взяли пёстрый наш лес в оборот.
Бушевали здесь кроны другие,
день сиял в отражении вод,
летаргия, мой друг, летаргия
на остывшую землю грядёт.
Мы природе под стать утомились,
темноту примеряя и лёд,
только сердцу дарована милость –
в летаргию оно не впадёт.
* * *
Не я, конечно, слово говорит
само собой – из сердца прорастая,
и лепестками ласково сорит,
неистово целует и горит,
чуть разомкну беззвучные уста я.
ПОМИНАЛЬНЫЕ СВЕЧИ
Тихонько шелестят огни,
склоняясь, что колосья,
и просят о любви они
в немом многоголосье…
ВЕСТЬ
Из глубин бытия — с высоты —
тихий взгляд посылаешь мне ты,
тихий взгляд над землей горевой.
Смерти нет — ты герой.
Ты живой.
* * *
Все просто на земле широкой, просто —
любить, любить до самого погоста
шатровых сосен дебри меховые
и белых храмов солнечные выи,
протяжных волн гремучие узоры
и в дымке кристаллические горы
и знак, что на крыле уносит птица,
и лица, человеческие лица.
ПОСЛЕ ВЕЧЕРНЕЙ
Ещё ты слышишь небеса,
и взгляд лишь тайну созерцает,
но улица – движенье вся –
жестикулирует, толкает.
Ещё в тебе церковный хор
парит сквозь крики площадные,
ты, будто храмина, собор –
вмещаешь выси неземные.
И сумерек прощальный пляс,
как старое кино немое,
ты любишь, любишь в этот час,
и всё земное… неземное…
* * *
Разреши им тебя не любить,
отрекаться без счёта, злословить,
и тогда обретёшь, может быть,
ясноокую, мирную совесть.
Прошепчи им сердечный отпуст
из своей гефсиманской печали,
не сломив запечатанных уст.
И Царя твоего предавали.
ПЕРВАЯ ЛИСТВА
Изумрудные тучи волшебных стрекоз
по-над лесом трепещут, сияя,
налетевшие из пламенеющих грёз
первобытного, вечного рая…
У весны нет печали и горести нет,
лишь парящие купы, мерцанье —
перепончатых крылышек трепет и свет
и небесных щедрот прорицанье…