ВЫЙДУ РАНО УТРОМ НА ЛИЦЗЯН

ЛУЧИ
(Из Гао Синя)

Пока настраиваешь оптику,
панорама исчезает: стираются тропинки,
сгущаются облака, покрывая вершины,
наступает белая пустота.
Осень прячется в опавшей листве
наедине с горечью последних плодов,
золотые оттенки предсказывают только распад,
ибо слишком хрупки даже для мелкого дождя,
мечущего иглы в мои грёзы.
Бессонная деревня на холодном ветру
наполняется лаем собак
и с замиранием ждёт рассвета.
И вот – Пекинская опера – зовущая дорога
и солнце в первобытном своём обличье.
Едва доносится шёпот растений:
иди, иди – когда лучи восстанут,
ты вряд ли узнаешь лицо мира.

В ШАНХАЕ

Взгляни, как весело от грусти
в ночи неоновой Шанхая,
я говорю с тобой по-русски,
на память горький смог вдыхая.

Бродяга-дождь развесил нитки
вдоль гнутых крыш и ограждений,
велосипедные накидки
мелькают, словно привиденья.

Блестит река раздольем тёмным,
и лавой замирают воды,
в гирляндах, с новогодним звоном,
сплавляют время теплоходы.

Я говорю с тобой по-русски,
когда веселье желтооко —
мерцают небоскрёбы грусти,
горит Жемчужина Востока!
2008

I. РЕКА ВЭЙ
Раздаётся где-то рык воловий,
хрипнет голос ветра на лету…
Шёлковые нити цвета крови
я для Императора плету.

О Вэйхэ, давно не вижусь с сыном
на придворном, каменном житье –
всё нефрит с отливом петушиным
лажу на туманном я шитье.

Не успею в срок исполнить дела –
пусть казнят зазубренным клинком,
не дороже колотого перла
эта жизнь в темнице, над станком.

Вырос мой малыш круглоголовый –
сам, наверно, удит на плоту…
Шёлковые нити цвета крови,
о Вэйхэ, давно к нему плету!

II. РЕКА ЛИ
Выйду рано утром на Лицзян
и на ветер песню повяжу,
у воды жасминовый туман
понимает – милого я жду.

Хоть на черепахе приезжай,
скоро дождевая хлынет тишь,
без прикрас ответь про урожай –
сколько лодок рисом отягчишь?

Разузнаю про гусей, волов,
не в мечтаньях женятся – всерьёз! –
пусть живые башенки холмов
сочиняют водопады грёз.

Расскажи ещё один секрет –
ты наследник или младший сын? –
и забрезжит розоватый свет
по зигзагам тонущих вершин.

Выйду рано утром на Лицзян,
по волнам я косу распущу,
лишь не отцветающий туман
знает, что о милом я грущу.

НОЧНОЙ ПРИЧАЛ ФЕН ЦЯО
(Из Чжана Цзи)

Крик ворон леденит лунный шлейф на воде,
огонёк рыбака будит мрак под ветлой;
далеко от причала обитель Ханшан –
но в паломничьей лодке качается звон.

РЕКА В СНЕГОПАД
(Из Лю Цзунъюаня)

Тысяча гор потеряли из виду птичьи пути,
десять тысяч тропинок забыли людские следы;
спит бамбуковый плот и соломенный плащ старика,
что рыбачит один на студёной реке в снегопад.

ВОЗВРАЩЕНИЕ
(Из Хэ Чжи-чжана)

Юношей дом свой покинул и стариком возвратился,
не изменил здешней речи, но добела изменился,
вот и дитя на пороге не угадает, конечно, –
спросит с улыбкою гостя: «Кто ты? Откуда приехал?»

ЦИНЬ
(Из Лю Чанцина)
Так глубоко поют семь задумчивых струн,
будто ветер касается звонкой сосны,
и мелодия древности дарит покой,
но ценителей вряд ли найдёшь в эти дни.

ВЕСЕННИЙ ВОСХОД
(Из Мэна Хао-жаня)

Весенний сон не чувствует рассвета,
хотя повсюду птицы распевают.
В ночи остался шум дождя и ветра,
терзавших без числа бутоны сливы.

ПЕСНЯ БАМБУКОВОЙ ВЕТВИ
(Из Лю Юй-си)

В подножии бамбука дремлет зелёная вода,
и слышится мне песня милой на дальнем берегу;
восходит солнце на востоке, на западе льёт дождь –
померкло для меня светило, хоть ты всегда светла.

КИТАЙСКОЙ ТУШЬЮ

Не поймать мысли, ни одной не поймать –
словно золотые карпы в пруду расходятся…
Сколько же будет сердце повелевать,
вон как кричит петухом оно и колотится?!
Сколько бамбуковых стеблей канет в пруд,
сколько нежных слёз пионов ещё осыплется?
Не оставь же, Владыко, одну – я тут,
соловьем живым пусть сердце к Тебе восхитится…

МАМА
(Из Гао Синя)

Одевайся теплее в это время года, –
на расстоянии шестисот миль говорит Мама.
Десятки лет она повторяет эти слова
каждый раз, когда приходит осень –
неважно, где я, сколько дней рождения миновало.
Словно по тайному соглашению
или участвуя в ритуале,
каждый раз я жду того дня,
когда эти слова будут произнесены,
я готов отдать дань и Маме, и себе самому –
и вполне ощутить жест теплых чувств.
Каждый раз, когда я слышу эти слова,
жгучее тепло наполняет мои глаза,
и я забываю все существующие диалекты
и просто киваю, шевеля губами: я знаю, я знаю.

* * *
Ты прислал из Китая печаль –
дорогой непонятный подарок…
Долго я созерцала печать,
иероглифы звёздчатых марок

и решилась раскрыть наконец,
сей трофей стоумового бонзы,
а внутри – деревянный ларец
в завитках нестареющей бронзы –

там, во чреве пурпурном его,
спал цветок, ароматно белея.
Я вдохнула, не зная того,
что печалью твоей заболею.
2009