ПРИЗВАНИЕ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА В XXI ВЕКЕ. ЧТО ЗНАЧИТ БЫТЬ ПРАВОСЛАВНЫМ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Кристина ВЛАСОВА

На всю Третьяковку раздался визг, быстро сменившийся воплем. Женщина упала на колени, её рот разорвался в крике, а руки до побеления костяшек сжали волосы.

— Распяли! Распяли!

Подскочили охранники, стали оттаскивать её, но она рванулась вперёд, точно намереваясь расцарапать картину. Распяли! Звериный вопль, с которым медведица оплакивает погибших детей. Распяли! Слёзы, похожие на кислоту, прожигающую щёки. Распяли! Руки, практически дотянувшиеся до холста в желании схватить, вырвать из рамы.

Женщину увели. Такой сцены перед картиной Александра Иванова ещё никто никогда не видел. После того, как нарушительницу вывели из зала, крики стихли, превратившись в сдавленное рыдание.

Через пару дней на новостном сайте появилась статья с названием «Мы убили Бога». Если быть кратким, там писали следующее:

«20 мая Третьяковская галерея содрогнулась от криков. Женщина каталась по полу и кричала о распятии перед картиной «Явление Христа народу». Нарушительница спокойствия попыталась прорываться к картине, дабы её разорвать, но охране удалось вывести её из помещения. После этого женщина долго не могла прийти в себя, говоря: «Мы убили Бога». Нарушительницей оказалась учительница истории из местного лицей Мария…»

Дальше читать мне не захотелось, ведь уже в самом начале они успели наврать. История с распятием быстро расползлась по новостным каналам, многие назвали учительницу фанатичкой и сумасшедшей. Люди вообще очень любят вешать подобные ярлыки, так удобнее. Но никто не смотрел на её фото. Никто не видел её взгляд, мелькающий на несильно качественных снимках, которые успели сделать посетители галереи. А я видел. Сумасшедшие люди так не смотрят. В их глазах не бывает столько осмысленности и боли. В них не бывает столько смирения.

Я вновь пришёл в тот зал, сел напротив картины и долго смотрел, пытаясь понять… Что могло заставить её кричать?

— Вам нравится? – я не сразу понял, что обращаются ко мне, но незнакомец понимающе ждал.

— Что?

— Вам нравится картина?

— Нет, — не раздумывая ответил я.

Мужчина сел рядом, поправляя полы своего пиджака. Его серо-голубые глаза излучали спокойствие, тихий восторг и усталость.

— Это правильно. Пока рано.

На подобный выпад я раздражённо поджал губы.

— Знаете, она ведь никому и не нравилась. Автор долго работал, всё не мог закончить. А во время этого его обвиняли во всех грехах мира, — собеседник как-то по-старчески посмеялся. – А потом на Родину вернулся с такой махиной, а его и раскритиковали. Это никому, видите ли, не нужно. Библейские сюжеты уже устарели и тому подобное.

— А ещё говорят, что это сейчас веры нет, — я слишком уж открыто позлорадствовал, но незнакомец лишь улыбнулся.

— Так говорили и будут говорить про каждое время, друг мой, — на подобное обращение я вновь поморщился.

— И всё же его картина висит тут, разве нет?

— Висит, — мужчина с невероятной любовью и благоговением скользнул глазами по гигантскому холсту. Затем неспешно поднялся, собираясь уходить.

— И что же случилось потом?

— Автора распяли.

***

«Умер из-за болезни», сверился я с множеством сайтов, но нигде не было и слова про казнь Иванова. Всё это складывалось в глупую картину. На мгновение мне даже показалось, что я попал в сюрреалистический мир. Загадка с «Явлением Христа народу» и распятием не отпускала. Я столько раз возвращался обратно, смотрел на холст, читал о нём, но никак не мог понять, что заставило учительницу истории падать перед ним на колени. А ведь было ощущение, что перед ней действительно предстал сам Бог. Да и картину она рвать не собиралась. Скорее, ей хотелось прижаться к ней, слиться воедино, извиниться и пожалеть…

Может, она действительно была нездорова? Или это я уже окончательно тронулся головой?

***

Мы с подругой вновь посетили Третьяковку спустя полгода. Я уже подзабыл всё случившееся, а март не переставал радовать тёплыми днями. Мы прошли уже несколько залов, даже миновали Иванова, когда я застыл…

Моя знакомая ненавязчиво тащила меня дальше: творчество Крамского несильно нравилось, что можно было понять по бегающему и рассеянному взгляду. Она начало что-то говорить, но я уже ничего не слышал.

Я смотрел в смутно знакомые лица. Она были полны страдания и осознания, осуждения и жалости, скорби и приятия. С такими глазами женщина пыталась вцепиться в холст. Такими глазами Христос смотрел на меня с картины.

Мы ехали в метро, меня потряхивало не то от качки, не то от мыслей, что стучали молотками по мозгу. Распяли. И Иисуса распяли. И Иванова распяли. И скольких ещё…

Наверное, мне тоже захотелось тогда закричать. Тоже хотелось упасть перед «Христом в пустыне» или перед «Явлением…» Мне нравилась картина. Но было уже поздно. Мы вновь убили Бога.

КОНКУРС 2022 года (2 место)