НИКОЛАЙ ТРЯПКИН — НЕУСЛЫШАННОЕ ПРОРОЧЕСТВО

Как и всякий подлинный поэт, Тряпкин очень тонко чувствовал духовное состояние современного ему общества.

Поэтическая интуиция подсказывала ему, что те симптомы духовного и нравственного оскудения, которые всё заметнее проглядывают в мировоззрении современников, не могут в ближайшем будущем не привести Россию к огромным провалам и катастрофам. Тряпкин неоднократно выступает, как поэт-пророк. В этом отношении интересно стихотворение «А на земле мазурики…», написанное в 1966 году. Наверно, впервые Тряпкин ставит здесь диагноз духовного состояния советского общества. Позволю себе процитировать стихотворение полностью.

А на земле мазурики
живут себе, живут.
И дочек в щёчку чмокают
и замуж выдают.

И всё у них, мазуриков,
исправно как всегда:
И Лермонтов под пулею,
и должность хоть куда.

Живут они при дьяволах,
при ангелах живут,
И всё кругом при случае
как липку обдерут.

А ты, вояка-праведник!
ну кто ты есть такой?
Гуляешь, новый Лермонтов,
голодный и босой.

И каждый усмехается:
дурак ты, мол, дурак
Пророки все наказаны,
и всё теперь не так.

Всё стихотворение пронизывает подспудный поэтический диалог с гениальным «Пророком» Лермонтова.
Так же, как и Лермонтов Тряпкин противопоставляет пророка, праведника, провозглашающего «любви и правды чистые ученья», утопающим в невежественном самодовольстве современникам.
Однако противостояние происходит совсем на ином уровне, чем у Лермонтова. Осознанно или нет, Тряпкин снижает этот уровень, накал конфликта. Если у Лермонтова пророк чувствует себя посланником Бога, «вечного судии» на земле, то пророк Тряпкина, как бы и сам к себе относится с долей умаления, даже юродства: «А ты вояка-праведник, ну кто ты есть такой…» — говорят о нём «мазурики», которым праведник не отвечает, молчит, а молчание, как мы знаем знак согласия, пусть даже частичного.
«Ближние», среди которых приходится жить Лермонтову, это люди заблуждающиеся, но не мёртвые духовно. Они кидают бешено каменья в пророка, а, значит, готовы отстаивать своё видение истины, правильности устройства мира. В какой-то мере можно сказать, что лермонтовский пророк расплачивается за свою гордыню, за неумение снизойти до человеческих слабостей. Яростные заблуждения его гонителей, это шанс на духовное исправление в будущем. Ведь они живут в поле христианского мировосприятия.
Мазурики Тряпкина – мертвы духовно. Их устраивает мир, где можно «при случае» всё вокруг ободрать, как липку. Они самодовольно усмехаются в сторону вояки-праведника, будучи уверенными в том, что только «ловкость рук» и карьерно-материальное благополучие может иметь ценность в жизни. Мазурики, можно сказать, первовозвестники того общества потребления, в котором мы сейчас «благополучно» пребываем. Тряпкин здесь прозревает истину, которую в полной мере открыл для себя в начале 80-х годов: в обезбоженном обществе, лишённом духовных идеалов (коммунистические идеалы во второй половине 60-х годов уже сильно потускнели, потеряли былую убедительность даже для тех, кто верил, что они смогут заменить религию человечеству) свято место духовности рано или поздно будет заменено идеологией потребления, эгоцентризма, духовного, а впоследствии и физического саморазрушения.
Это открытие он художественно выражает в стихотворении «Песнь о российском храме». Речь в нём идёт, кстати, по всей видимости, о взорванном в тридцатые годы лотошинском храме, на месте которого: «…горят, услужая всеобщему благу, вымпела на шестах, да рекламы из ярких фанер…»

Вот это «всеобщее благо», которым пытались оправдать разрушения тысяч церквей и самих основ православного мировоззрения в России, и вылилось не во что иное, как подмену духовных ценностей гонкой за материальным преуспеванием.
У лермонтовского пророка есть место, где он спасается от порочного общества современников. Дисгармония мира людей во многом искупается миром природы, неизменного с библейских времён.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Для лирического героя Николая Тряпкина такой душеспасительной пустыней является Русский Север, окрестности, как он сам её называл. «деревнюшки» Пижмы.
Те самые места, где он впервые почувствовал в себе могучий поэтический дар.

Я уходил в леса такие,
Каких не сыщешь наяву,
И слушал вздохи колдовские,
И рвал нездешнюю траву.

И зарывался в мох косматый,
В духмяный морок, в дымный сон,
И был ни сватом, и ни братом –
Жилец Бог весть каких времён.

Однако Тряпкин, как ни кто иной понимал: дисгармония современного ему мира не может не сказываться и в «столь отдалённых» краях. Вот как писал он об этом в поэтической дилогии «Стихи в трудную минуту», созданной в середине переломных для его мировоззрения 70-х годов.

Уйти бы к пижемским крестам
Или в заморские пустыни…
А впрочем – гуси и гусыни
Орут ведь, сволочи, и там!

И нету нынче подворотни,
Где б не рычало кобельё…
И всё ж, глобальная поскотня,
Забыть бы царствие твоё!

И где-то в келье понемножку
Жевать бы чёрный сухарёк
И в камельке лесной сторожки
Раздуть вечерний уголёк.

Интересно, кстати, что эпиграфом к этой дилогии Тряпкин, использует строчку из стихотворения опять-таки Лермонтова «Молитва».
«И всё теперь не так». Этой строчкой заканчивается стихотворение «А на земле мазурики…». (Как тут не вспомнить строчку из популярной песни Владимира Высоцкого: «Всё не так ребята…»).
Приметы этого «не так», свидетельствующего об ухудшении морального и духовного здоровья общества, с начала 60-х годов постоянно встречаются в стихах Тряпкина. Приведу лишь несколько примеров.

И солидно кряхтишь, и глядишь достойно,
А в душе у меня что-то неспокойно…

Это строки из стихотворения «Песня» (1972 год), рассказывающего о старичке, который во времена коллективизации и раскулачивания: «… Сколько знал, подписал протоколов грозных? Сколько девок помял в закромах колхозных?…».
Характерно, что «неспокойно на душе» у поэта не оттого, что у «старичка пригожего» такое прошлое, а оттого, что «глядит достойно», не чувствует раскаяния за это прошлое, а, значит, не способен к духовному исправлению. И это говорится не столько об отдельно взятом человеке, сколько о нашем обществе в целом.
В стихотворении «Вечером» (1979 год) Тряпкин использует один из своих излюбленных в позднем творчестве приёмов — чёрный юмор.

Ах, ты милка, ах ты, Зина,
Златогривый мой конёк!
Ты скачи до магазина
Под названьем «Огонёк».

Время есть ещё покуда.
Только денег не даю.
Ты сама ведь пьёшь, паскуда,
Глянь-ка в сумочку свою…

Это о взаимоотношении двух супругов, так сказать любящих друг друга людей. Стоит ли удивляться, что чуть больше, чем через 10 лет в нашей стране появились миллионы так называемых «социальных» сирот при живых родителях.
Николай Тряпкин из числа тех органичных поэтов, которые практически никогда не «скатывались» на рифмованную (пусть и мастерски) публицистику, как это делали, к примеру, Евгений Евтушенко или Андрей Вознесенский. Однако поэт не уходил от злободневности в придуманный мир поэтических фантазий и образов. Нет, как раз в его стихах довольно часто встречаются приметы времени. Но при этом любое, даже бытового уровня событие он осмысливал в его связи с глубинными, происходящими в «подземных пластах» жизни переменами. Взять хотя бы стихотворение со столь актуальным для нас нынешних названием «Цены повышаются…»:

…Цены повышаются, облака снижаются
Дождик моросит.
Облака снижаются, люди укрываются
В свой домашний скит.
…Цены повышаются, цены повышаются,
Маятник стучит…
Кто-то появляется, кто-то приближается,
За углом стоит.
Это стихотворение написано в начале 80-х годов, в эпоху «заката» советской державы. Поэт напрямую не говорит в нём о размывании духовных ценностей, на которых веками, как на прочном фундаменте держалось наше государство. Однако в самой тональности этих строк запечатлено тревожное мироощущение многих советских людей накануне больших и трагических перемен в СССР.
«Песня всемирных кастаньет…», «И снова пьют, блюют, и падают в ухабе…», «В слободе у нас не в почёте квас…», «На все цветы и зарожденья…» все эти и многие другие стихи – вехи на пути к тому состоянию, когда поэт, с несвойственным его лире отчаянием буквально вопиет в пустыне:

«… Героев столько, что пестрит в глазах,
Куда не глянешь, всюду звездоносцы
И пиджаки с набором красных шпал.
А между тем — так трудно стало жить,
И так людей достойных не хватает,
И столько всяких пьянок и ножей!..
Россия-мать! Да что же это так?
За что всё это? За грехи какие?…
И трудно спать. И страшно просыпаться.
И стыдно жить. И не с чем помирать.»

Процитированные строки написаны в 1982 году. В этот же период Тряпкин вплотную подходит к пониманию того, что только через возвращение к христианству, к духовным ценностям Православия возможно залатать зияющие прорехи в мировосприятии современного человека, избежать будущих потрясений. Знаковым стало появление таких его стихотворений, как «Обращение неофита к народу у дверей первого христианского храма», уже упомянутой мной «Песни о российском храме», «Стихи о борьбе с религией» и другие.
И кто знает, если бы они были опубликованы вскоре после написания, а не лежали в столе до конца 80-х годов, их влияние на общество помогло бы избежать многих разрушительных последствий Перестройки. Дай Бог, заложенные в этих стихах зёрна возвращения к духовным истокам русской цивилизации дадут добрые всходы в душах наших современников и потомков.

Алексей Полубота

Читайте также: