НЕ ТОЛЬКО РУМЯНЕЦ: ТАЙНЫ ГОГОЛЕВСКИХ КРАСАВИЦ
ПРЕДИСЛОВИЕ АНАСТАСИИ ЧЕРНОВОЙ
к книге Георгия Дзюбы «Гоголь о девичьих смешинках и печалинках»
Женщины и девушки «Вечеров на хуторе близ Диканьки»… Какие они? Похожие друг на друга, схематичные красавицы с белым лицом и черными бровями – или же неповторимые, обладающие индивидуальным характером, полноценные героини?
При одном упоминании Татьяны Лариной, Наташи Ростовой, Настасьи Филипповны, всплывает целая палитра душевных переживаний, определенных надежд и крушений. О гоголевской девушке почти ничего не слышно.
До сих пор женские образы Гоголя словно спрятаны за красочной, богато расшитой тканью. Читатель видит тончайшие элементы узоров, когда каждая, даже малейшая сценка (а то и слово!) так и норовят обратиться в отдельный миф; чувствует звуки и волшебные краски и, увлеченный всем этим пиршеством, проходит мимо психологической сердцевины характера, так и не приподнимает таинственную ткань.
Параска, Оксана, Ганна, Пидорка… Большое искушение – ограничиться лишь общим обзором, перечнем их нарядов. Георгий Дзюба решил пойти дальше и поставил вопрос о своеобразии душевного склада героинь, о специфике проявления женского начала в сюжете повестей. Ведь гимн женской красоте, созданный Гоголем – «Все в ней венец создания» – далеко не исчерпывается шелковой сорочкой, яркими лентами и румянцем во всю щеку. Автор книги доказывает, что озорные, а порой печальные и даже несчастные девушки и женщины повестей Гоголя всегда восхитительны. И проявляется их характер через поступки, а значит, и через выбор того или иного пути. Возможность выбора отметает даже намек на марионеточность героинь. При некотором портретном сходстве их врожденные нравы и приобретенные манеры глубоко индивидуализированы. Вас ждет подлинное открытие целой галереи беспечных и красивых, но зачастую капризных девушек, домовитых или бестолковых, завистливых и сварливых баб, практикующих ведьм.
Три типа женских образов, которые выделяет Георгий Дзюба, проявляются в самых разных ипостасях. Для чего Оксана («Ночь перед Рождеством») просит у кузнеца золотые черевички, «которые носит царица»? Об ее интересе к нарядам питерских дизайнеров ничего не говорится. Смысл желания становится понятным, если посмотреть на событие сквозь призму сказочного сюжета. И вот уже принц спешит к своей Золушке, и приносит золотую туфельку…
Или, например, в «Сорочинской ярмарке» Георгий Дзюба прослеживает лейтмотив «Алых парусов» Александра Грина. Тема превращения сказочной мечты в счастливую реальность волнует человечество испокон веков. Каждый художник раскрывает этот сюжет по-своему. «Людям одинаково иррациональны, таинственны и непостижимы алые паруса, и лоскуты красной свитки…», – к такому неожиданному выводу приходит автор, обращаясь к художественным образам Гоголя и Грина. Словно ликующие финалы, наполненные радостью исполненной мечты, не могут скрыть до конца хрупкую условность сказочных событий.
Ганна в «Майской ночи» не только безумно влюблена, как Параска или как Оксана в конце святок – но и сильно сомневается в себе. Кто же принесет ей счастье? Молодость и красота или богатство и власть? Так вопрос еще никто не ставил.
Кстати, про счастье. Невозможно до конца согласиться с психологической концепцией, которую автор кладет в основу трактовки всех женских образов. Безальтернативно и без тени сомнений, например, утверждается, что «жажда нравиться мужчинам сопровождает женщину на протяжении всей жизни», что «в основе многих женских поступков лежит естественное женское качество – стремление нравиться; «девочки всегда мечтают о любви»; «любой нормальной женщине без мужчины жизни нет» и т.д. Все эти сомнительные утверждения звучат как аксиома. То, что существуют и другие девочки, которые совершенно не мечтают о любви, или девушки, жаждущие какой-то иной правды (как, например, героиня «Чистого понедельника» Бунина) и почти равнодушные к собственной внешности – даже не обсуждается. А жаль. Такой подход довольно сильно ограничивает возможности исследования женских образов, низводя все до банальных естественных инстинктов. Широта взглядов, умение воспринять женскую душу в самых разнообразных проявлениях, добавило бы повествованию бытийной глубины и неожиданных ракурсов. Впрочем, подобный подход, навязанный массовой культурой, и сегодня весьма распространен. И вот уже Солоха становится под исследовательской лупой Георгия Дзюбы привлекательной и очень приятной героиней, как будто собрать вокруг себя большое количество мужчин невесть какая заслуга и доблесть. Между тем анекдотическая ситуация с необходимостью прятать любовников в мешки – подается именно таковой. К концу текста уже как-то устаешь от постоянного смакования сексуальных деталей – не столько даже деталей, поскольку повествование «Вечеров…» достаточно целомудренно – но самого слова: «сексуальная чертовка», «сексуальный огонь», «сексуально привлекательные черты», «сексуальная хозяйка», «пик сексуальности» и т.д. Происходит замыливание этого понятия, а от его мельтешения уже рябит в глазах.
С другой стороны, перед нами своеобразная полемика. Ведь многие исследователи упрекают Гоголя в поверхностном понимании женских образов. Георгий Дзюба показывает читателю, что писатель-девственник изображал своих героинь «со знанием предмета». Именно он смог выразить все очарование и притягательность женской красоты, причем не только душевной (что вполне ожидаемо), но и физической.
Мы видим, что героини, действительно, разные (и даже контрастные!) по своему характеру и жизненным позициям. Нова сама постановка вопроса: каковы женские образы Гоголя. Возможно, это только начало, и скоро в литературоведении будут говорить о гоголевской девушке наравне с тургеневской. А образ Солохи станет таким же символичным и знаковым в мировой литературе как, например, женщина бальзаковского возраста. Все это такие горизонты, о которых мало кто прежде задумывался… Прочтите сами, чтобы в этом убедиться.
