КОГО БЛАГОДАРИТЬ ЗА ЧУДО?

К 80-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 ГОДА.

Тебякина Варвара Владимировна, МБОУ «Школа № 148 с углублённым изучением отдельных предметов имени Героя Советского Союза Михалёва В. П.» г. Самара, педагог Мурашкина Наталия Викторовна. III место (6-7 классы) в Международном литературном детско-юношеском конкурсе «Лето Господне»(XI сезон, 2025 год)

Я плохо помню весь период блокады, будто мозг на время отключился: не желал запоминать ужасы, которые здравомыслящему человеку трудно представить.

Но все же я хорошо помню нашу квартиру в Ленинграде. Мы с мамой и младшим братом ютились в одной комнатке, в углу которой размещалась печка, гревшая нас с братом ночами. Помню лавочку, полки с книгами на стене (полки крепил папа в той, другой, доблокадной жизни). Посередине комнаты стол, вокруг которого с начала блокады мы собирались реже: все равно на стол нечего было ставить. Деревянная скрипучая дверь, окошки, тонко звеневшие каждый раз, когда рядом взрывался снаряд.

В квартире напротив жила баба Рая. Она никого не пускала в свою обитель, но мы с братом все же старались хоть в замочную скважину увидеть бабыраину комнатку, но все старания оказывались напрасными: непроглядная темнота скрывала соседкины тайны. Старушка осталась одна: ее единственный сын ушел на фронт, а муж умер в первые полгода блокады. Строгая, всегда собранная, она всем казалась нелюдимой и холодной, но для семилетней меня она стала воплощением теплоты и света. Именно бабе Рае я я обязана жизнью.

Мама ночами пропадала на заводе, зарабатывая продовольственные карточки – шанс на выживание. Я помню, как радовалась, когда мама посылала меня за хлебом, доверяя серые картонки, которые были дороже денег, я прятала их в карман, сжимала рукой по пути в магазин, а потом приходила, улыбаясь до ушей, прижимая к себе хлебушек…

Тогда меня, как обычно, отправили за хлебом. Я думала поскорее вернуться, выложить на стол кусочки хлеба, сесть за стол рядом с братом и мамой – утолить наконец мучивший целый день голод. Но у этого дня были другие планы.

— Не задерживайся, — мама положила мне карточки в кармашек шубейки, улыбнулась и потрепала по голове. Кивнув, я быстро спустилась по лестнице, стараясь не глядеть на одеяльные кучки: знала, что там, внутри… Точнее, кто. Тётя Валя, бабка Анисья, дворничиха. Их забрала суровая блокадная зима. А хоронить некому: в доме остались дети и женщины – слабые, голодные, не донесут даже до улицы. Мама уже несколько раз ходила куда-то, грозила, уговаривала, умоляла предать земле умерших, но пока ответа не было, и нам приходилось торопливо и бережно обходить одеяльца-курганы, стараясь не потревожить покой тех, кто уже отстрадал.

И тут я вспомнила, что забыла взять карточку бабы Раи. Раиса Николаевн была не в состоянии сама ходить за хлебом, поэтому я всегда брала еще и ее карточку – мне доверяли. Но в тот я решила не возвращаться, не знаю, что мною двигало, будто голос какой твердил: «Торопись! Спеши!» Опустив ладошку в карман, нащупала три – как в сказке — карточки: свою, мамы и брата. Надежда трёх человек на завтрашний день.

На улице — запах гари и пороха, хорошо знакомый мне, в воздухе деловито сновали серо-белые пылинки – прах разбомбленных зданий. Пыль эта забивала нос, проникала в сознание: «В следующий раз бомба может упасть и на ваш дом…И тогда он тоже станет мною, я захвачу улицы вашего города… Будет он белым, безлюдным…» Я встряхнула головой, сжала в руке заветные картонки – страшные мысли рассеялись. Чтобы не было им возврата, стала думать о приятном: скоро блокаду снимут, привезут много-много еды, война закончится, папа вернется с фронта целый и невредимый, мама нарядится, папа посадит братишку на шею, возьмёт маму и меня за руки — и мы все пойдем по залитым солнцем и заполненным людьми улицам, станем есть мороженое, смеяться, слушать музыку…Тара-тим-та-там, тара –ти-там! -Там-там-там – вернул меня в реальность угнетающий метроном. Но мирное будущее не хотело сдаваться: воображение рисовало мне послевоенный Новый год. Я в розовом платье с кружевами, в моих руках кукла Маша в таком же, как на мне, платье, но чуть поменьше; братик Алеша улыбается, прижимая к себе что-то, завернутое в ярко-красную бумагу – наверное, подарок, о котором мечтал. Улыбка до ушей… Блокада разучила Лёшу улыбаться. Мы с мамой даже не заметили, где и когда обронил он свою заразительно-солнечную улыбку – уголки губ устремились вниз, на лице стали появляться морщинки. Яркие веснушки поблёкли, кожа стала прозрачной. Юный старичок. Призрак улыбки появлялся на его измученном лице только в моменты, когда я возвращалась домой. С хлебом. Поэтому я и стала отоваривать карточки: хотела самая первая увидеть, как братик ненадолго становится прежним.

Так я витала в облаках и не заметила, как маленькая серая фигурка приближалась ко мне. Странное существо, замотанное в остатки одеял, шалей и ещё какое-то тряпьё повалило меня. Я мешком упала на дорогу. Существо, оказавшееся мальчиком с синими губами и такими же синими – безумными – глазами, навалилось, прижало меня к земле. Руки этого призрака во плоти обстукивали мою одежду, шарили по карманам.

-Не смей! Слезь! – выдохнула я. — По-мо-ги-те!
Мне казалось, что я кричу на всю улицу, но, видимо, голос был не громче комариного писка: никто даже не выглянул из окошка, чтобы выяснить, что происходит. А может, с голосом всё было в порядке, только люди привыкли к таким вот маленьким трагедиям? Или просто не было сил для сочувствия, помощи? Кто знает…

Вот страшный мальчик ослабил хватку, отпустил меня и быстро зашагал во двор: видно, знал здесь всё как пять своих вороватых пальцев.

Кряхтя, я поднялась с земли, отряхнулась. Так было горько, обидно, страшно – словами не передать. А когда опустила руку в карман – расплакалась: продовольственные карточки пропали. Как же я могла так замечтаться, не увидеть опасности, не отстоять шанс на жизнь свой, мамин и брата? О послевоенном Новом годе думала – а теперь дожить бы до нового дня…

Дрожа, всхлипывая, я неохотно пошла домой. Мама обо всём узнает только завтра: она сейчас на смене. Но ведь всё равно узнает, расстроится…Голодный брат не сможет уснуть. А вдруг заболеет без еды? А вдруг?.. Метроном резал уши, город был погружён в мёртвую тишину, укутывавшую тревогой улицы, дома и сердца жителей. Мое же сердце билось так, будто хотело вылететь из груди.
Я нерешительно вошла в квартиру. Предательски скрипнула входная дверь.
-Долго же ты сегодня, — передо мной стояла баба Рая. –И, смотрю, без хлеба.
И тут из меня полились потоки обиды, страха, ярости – точно в три ручья. Рыдая, я рассказывала соседке о произошедшем, будто оправдываясь, будто вымаливая прощения. Уже и влага в глазах закончилась, а я всё всхлипывала и всхрипывала.

— О, Господи, — вздохнула Раиса Николаевна и помогла мне снять шубейку. -Горе ты луковое,- она прямо-таки потащила меня по коридору — и я оказалась у неё в комнате. О, как вчера я обрадовалась бы, переступив заветный порог! Но сейчас я не в состоянии была осознать, что сбылось одно из моих давних желаний.

Баба Рая усадила меня на высокую деревянную табуретку, а потом жестом циркового волшебника распахнула длинные тяжелые шторы. Темнота, хранившая тайну соседкиной квартиры, мгновенно расступилась. Комната озарилась сиянием, и я, тут же по-ребячьи забыв о горечи потери, с восторгом рассматривала полки с книгами, деревянные потемневшие шкафы с красивой резьбой, кружевную салфетку на столике, вязаное покрывало на кровати. И картины! Сколько же их здесь! А одна прямо светится! Будто лучики от неё отходят! Да это же… икона! Я даже задохнулась от неожиданности: это же запрещено! Это же надо уничтожать! Бога нет! Я изумлённо рассматривала икону, зажмуривала глаза – вдруг это сон? Но икона в золотой раме висела себе в уголке, который моя бабушка почему-то назвала «красным», рядом горела свечка. Она освещала смуглое, слегка вытянутое лицо, строгие и одновременно добрые глаза, вымученную улыбку – прямо как у моего брата… Рассматривая изображение, я даже не заметила, как перестала успокоилась, на время даже забыла о произошедшей всего каких-нибудь полчаса назад трагедии… Стало легко, тепло.

Баба Рая в это время что-то искала в книге, которую достала из глубины шкафа, вытащив несколько других – видно, это была какая-то секретная книга. Полистав её, старушка облегчённо вздохнула, подошла к иконе и перекрестилась. Вот это да! Но ещё больше изумило меня то, что сделала потом странная соседка: она протянула мне две заветные хлебные карточки!
— Вот тебе карточки. Не три, конечно, но ведь лучше, чем ничего?
— Я не …не могу их взять! Нет!
-Деточка, ты должна их взять. Тебе ещё жить, город этот к жизни возвращать. А ещё братцу и маме помочь надо. Они у тебя совсем прозрачные сделались, им без хлеба нельзя. А я потерплю, ничего. Господь терпел – и я потерплю.
Я слушала, как заворожённая. Ещё минуту назад над нашей маленькой семьёй витал призрак смерти – и вот спасение! Все, что сейчас я могла выдавить из себя:
-Но откуда две, бабушка Рая?
-Одна – моя, -спокойно ответила Рая, убирая волшебную книгу на полку, за другие книги, где она и скрывалась до моего прихода. — А вторая – Анисьи Григорьевны, дворника нашего, упокой Господь её душу. Она боялась оставлять карточки у себя в каморке, дверь, видишь ли, плохенькая, а мне доверяла. У меня надёжно, — она указала взглядом на икону.
— И что, правда помогает? – зашептала я. – Это же… нельзя!
Баба Рая улыбнулась:
— Отбоялась я уже, внученька. На сыночка похоронку получила (бабушка бросила быстрый взгляд на картины), мужа вот схоронила. Думала, с ума сойду, а Бог разум сберёг, да ещё дал возможность людям помочь. Нет, внученька, это (она выделила слово, как до этого выделила его я) можно и нужно. Видишь, и тебя Боженька, привёл ко мне для успокоения и спасения.
Я будто в сказке очутилась. Точнее, не в сказке, а в каком-то другом мире, существовавшем со мной рядом и сегодня, когда я особенно в этом нуждалась, открывшем себя
-Ого! – я сжимала в одной руке , а другой щипала себя: не сон ли? -Баба Рая, а куда вы прятали карточку? Что это за книга? –я осторожно указала на шкаф..
-Это Библия, деточка, спасительная Книга -ответила Рая.
— А можно?..- я не договорила, но соседка поняла меня без слов: извлекла из глубин шкафа заветную книгу, бережно передала мне. Я положила карточки на табуретку, погладила потрёпанный переплёт, поцеловала его – не знаю, почему, но очень захотелось так поступить.
-Правильно, внучка, -улыбнулась бабушка Рая. -Все будет хорошо, Бог всегда поможет, как сейчас. А теперь, беги в магазин, пока Лешка не проснулся.

Поблагодарив удивительную соседку, я выбежала из квартиры и помчалась за хлебом. Теперь я уже не мечтала, не ловила ворон – держала карточки крепко. Удивительно: в карман на этот раз я положила две карточки, а в магазине вытащила … три! Или мальчик не нашёл, или … я боялась подумать об этом…чудо?

***
После того дня я частенько наведывалась к бабе Рае, читала с ней заветную запретную книгу. Соседка объясняла мне непонятное, рассказывала о своей жизни, о сыне-художнике, погибшем в первый год войны. Научила меня молиться, и я, глядя в строгие глаза Спасителя, говорила ему о своих родных, близких, одноклассниках, учителях, том страшном мальчике, который украл у меня карточки – обо всех, кто страдал в этом городе. Он внимал и улыбался спокойно и кротко.
Блокада была долгой. Много ещё ужасов видела я в родном городе, но всё прошло, город выжил. Выжила и мы: мама, брат, я. Папа вернулся с фронта! И всё было как в моих мечтах: мама в красивом платье держала папу за руку, я в розовом костюмчике с кружевами держалась за другую, брат сидел у папы на шее – и улыбался! Все мы ели мороженое! Счастливая семья в счастливом городе. И я знала, Кого следует благодарить за это Чудо.

Автор рассказа — Варвара Тебякина