ИРИНА МИТРОФАНОВА: НЕЛОВКИЕ ДУШИ

Волшебный колодец и прочие глупости

О книге Ирины Митрофановой «Неловкие души»

Нет-нет, никакого волшебного колодца в этой книжке нет. Что вы. Хотя… Конечно же, да – есть. Омут. Зазеркальная кроличья нора, пруд, озеро, провал, как угодно… Прозрачные двери восприятия, в которые ныряешь и постепенно погружаешься, читая эту книгу. Впрочем… опять-таки — не то. Не так. Всё мягче, нежнее, даже призрачнее, магически происходит. И прежде чем читать – нужно погрузиться в тишину. В ту самую тишину созерцания, о которой говорил Григорий Померанц, а до него многие восточные и западные философы-мыслители. Отключите фейсбуки, телеэкраны, все эти повседневные гонки-заботы, неудовлетворенности собственной жизнью, сбегите куда-нибудь, в девственную тишину, не беспокойтесь, не тревожьтесь и лучше заройте в речной песок свой мобильный телефон.
Послушайте. Прислушайтесь. Слышите? Как медленно, вечно, чудесно, неспешно вращается наш Земной шар, и мы, все мы, на нем тихо движемся, шелестим. Плывем куда-то. Это он, шуршащий, напоминающий шум моря, глубинный звук жизни.
Ну вот, а теперь открывайте книгу «Неловкие души». И когда начнете читать – почувствуете, что пуповина, когда-то соединяющая вас с праматеринским лоном, которую вам (или вы сами) зачем-то перерезали, вновь появилась.
Гм.. легко сказать, да? Погрузиться в тишину… Невозможно ведь. Но жизнь как раз и есть невозможная вещь. Всего-то черточка на могильном камне между двумя датами – но сколько же в ней километров Марианской впадины. Не ныряли? Да-да, вот так и надо, не только читать, но и вообще все самое главное в жизни делать – в блаженном отстранении от наносной чепухи. И тогда:
«Круг света на траве, с серыми пятнами и разводами, похож на луну, может, это она и свалилась. Встаю в этот круг, ногам тепло. А вокруг ничего не видно, чернота, выставляю руки за границу света, они в темноте тонут, будто тают. Но нет, пальцы шевелятся, на месте руки, только там им не жарко, не холодно, не тепло, не прохладно, никак. И тут я понимаю, что за пределами моего круга ничего нет, в пустоте он висит. Смотрю себе под ноги, свет начинает бледнеть и уже не греет, и, когда он погаснет, я упаду, и буду падать долго-долго, нет, всегда буду падать. Но я не боюсь, я хочу этого… Хочу… Проснулась раньше, чем круг растаял».
И я хотел, и я проснулся раньше, чем круг растаял – когда книжка закончилась. А если честно: вообще не хотелось просыпаться. Хотя, может, и не сон это? А настоящее, подлинный мир, в котором только и надо людям жить? Чтобы не было злобы, дрязг, чванства, презрений, войн, гордынь, чтобы не мерялись, кто лучше, а кто хуже. Все – лучше! Только попав в долго едущий поезд, на верхнюю полку купе, один – то есть окутавшись той самой тишиной – только тогда я по-настоящему зачитался «Неловкими душами». Читал, легко обрывал на полуслове, и удивительно: совсем не зудело узнать, что будет дальше. Потом, когда вновь начинало мерно убаюкивать, и за окном опять бежали поля и невидимые города, я снова погружался в этот волшебный колодец, стенки которого раздвигались, и плыл навстречу, снизу, беспрестанно расширяющийся мир детства, взросления, любви-нелюбви, «тоски-нетоски» (помните, как в фильме «Андеграунд», в конце, когда герой нырял и плыл?), и русалочка пела из омута, затягивая всё дальше, но я не боялся, плыл и плыл, и заплывал в самые глубинные дали. Даже до смерти – заплывал.
Нет, не пугайтесь (я ж не испугался) – нет там про плохое, про загробное. Там с улыбкой все, с очень доброй улыбкой, какая бывает у детей и у хороших задумчивых взрослых. Такая улыбка, как у настоящих мудрых стариков и старух.
«- Ну, сколько Бог даст, поживем, конечно, — улыбнулась баба Вера, — но о смерти–то ведь забывать нельзя, смерть — дело серьезное».
Странное ощущение: начинается сборник с рассказов о детстве – «Элимонец и прочие глупости», «Кошкина любовь», «Пашкино кладбище», «Море-мычало», — и появляется вдруг в этих историях какая-то трагическая взрослость. А потом, когда пошли новеллы о взрослой жизни – «Кукла Катя», «Женщины», «Гидра», «Имя на двоих», «Случайный человек», «Монолог разлюбившей» — возникает атмосфера робкого, упрямого детства. И при этом — никакой слюнявой девичьей сентиментальности! Напротив, местами даже жестко, безжалостно, именно как бывает у детей и понимающих всё (хотя и мало что умеющих) взрослых. И еще – не та какая-то тут любовь описывается, не общепринятая, что ли, не сытная, не яркая, без страстей. Не та любовь, что раз, вспышка – и навсегда, до смертного одра – с криками, ссорами, разборками, уходами, возвращениями. Она какая-то…Чистая…
«И мне захотелось тебе раннее детство подарить, когда жизнь со сказкой смешивается… Мне хотелось взять тебя за руку и повести на экскурсию в свое прошлое, я бы показала тебе всё самое дорогое, самое сокровенное, а потом мы бы отправились в твоё. Впрочем, неважно — в чью страну сначала. Всё живое с тобой будто проснулось и умылось чистой холодной водой. И глаза заблестели, и все такое яркое кругом, четкое. Проявилось вдруг, будто пыли больше нет и нет стекла, настолько чистое. Может, помнишь, как раньше фотографии делали дома. Бумага намокает, свет розоватый, и потом – очертания робкие, а потом все увереннее и увереннее, и вдруг картинка, главное – не передержать. Рождение маленького мира. Мне бы хотелось с тобой так, проявиться на фотографии…».
Да, да. Проявляется всё, как на фотографии. Той самой, которую ты создаешь один, в темноте. Магическое, волшебное действо. Вроде всё понарошку – но вдруг появляются очертания людей, лиц, вещей, милых глупостей, которыми увешана комната дедушки и которые так нужны нам во взрослости, потому что без этих глупостей – холодная пустота.
Куклы в «Неловких душах» стареют и седеют, как люди, а герои живут не в одной какой-то стране, в собственных странах-мирах живут, которые нередко живее, реальнее, чудеснее и честнее нашей тусклой реальности. Все не «по-детскому» и не по-взрослому, а по-вечному. Как, собственно, и должно быть. Что? Разве забыли вы, что существует еще и такой особенный возраст – вечный? Вот об этом «Неловкие души». О млечном пути человеческом – без возраста, статуса, старости, смерти – о вечном пути.
«И вот мы летим: черное и белое перо в ясной ночи. Неслышно кружимся в такт, скользим по бликам серебряным, нет, фиолетовым, дымчатым; всё живое, меняется, кружится, кружится… Раствориться бы в темноте, расплескаться по млечному пути, туда – в бьющийся хрусталь, исчезнуть совсем в звездной пыли…»

ВАЛЕРИЙ БЫЛИНСКИЙ