ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ И ПЛАСТИЧЕСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ В ПОЭЗИИ Н. ЗАБОЛОЦКОГО
Анна РЕТЕЮМ
Впервые поэзия Н. Заболоцкого поразила меня ещё в «бунтарские» студенческие годы, но тогда его художественный язык казался будто бы недостаточно сложным, охлаждал и некоторый уклон в рациональность. С возрастом начинаешь ценить оригинальные мысли превыше новаторских трюков и объёма выдыхаемого пафоса, и становится очевидно, что по глубине, сложности и масштабу философско-поэтической системы равных среди советских стихотворцев ХХ века Н. Заболоцкому нет.
Зрелое его творчество вообще вызывает стабильный читательский и исследовательский интерес, поскольку автор сумел найти подходящие способы выражения для своих нетривиальных идей, и способы эти отнюдь не ломают русскую речь, но часто делают нас свидетелями космогонии внутри довольно небольших по размеру текстов.
В 1937 году, ещё до ареста, ссылки и других трагедий, Николай Алексеевич создает стихотворение «Метаморфозы», как сказали бы в учебниках истории литературы, программное, поскольку он уже не первый год развивает поэтику и философию изменения формы на экзистенциальном уровне (что близко, но не эквивалентно представлениям о матампсихозе) и на пластическом – как совокупности приёмов экспрессии, показывающих активную трансформацию материи.
Идея метаморфозы пронизывает лучшие стихи Н. Заболоцкого, и, благодаря онтологической точке зрения, где сходятся пространство и движение, есть приёмы сопоставленной статики и динамики, а значит, особой системы времени, художественно-зримой пластической смены форм и смены форм существований, данных в образах рассеяния и перерождения, он удивительно обогащает свои произведения.
По свидетельствам многих современников, Николай Алексеевич особенно увлекался живописью фламандца П. Брейгеля, и это, вероятно, повлияло на его художественную точку зрения: издалека и сверху открываются многофигурные сложные картины, в них включаются и небесные процессы (вертикаль), и земные ландшафты (горизонталь), и микрокосм – до мелких подробностей жизни людей, соседствующих животных; поэт добавляет ещё и образы мельчайших форм жизни (насекомых, микробов, растений и проч.).
А я всё жив! Всё чище и полней
Объемлет дух скопленье чудных тварей.
Жива природа. Жив среди камней
И злак живой, и мёртвый мой гербарий.
Звено в звено и форма в форму. Мир
Во всей его живой архитектуре –
Орган поющий, море труб, клавир,
Не умирающий ни в радости, ни в буре.
Как всё меняется! Что было раньше птицей,
Теперь лежит написанной страницей;
Мысль некогда была простым цветком;
Поэма шествовала за быком;
А то, что было мною, то, быть может,
Опять растёт и мир растений множит.
Вот так, с трудом пытаясь развивать
Как бы клубок какой-то сложной пряжи,
Вдруг и увидишь то, что должно называть
Бессмертием. О, суеверья наши!
«Метаморфозы» (1937)
Находя некоторые переклички с идеями К. Тимирязева о «метаморфозе вещества, который совершается в организмах по тем же законам, как и вне их», поэт считал, что сознание, личность остаются в мире и после смерти, таинственно наполняя и, может быть, даже совершенствуя новые жизни растений, животных, участвуя в явлениях природы, это видно, например, в стихах «Завещание», «Прощание с друзьями», в вышеупомянутых «Метаморфозах» и других произведениях.
Когда на склоне лет иссякнет жизнь моя
Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьёт, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
Чтоб над той они из тьмы веков повисли
И ты причастен был к сознанью моему.
Над головой твоей далёкий правнук мой,
Я в небе пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
«Завещание» (1947)
Прежде чем стать новой формой жизни, человеческое существование проходит через начальный этап метаморфозы – растворение, рассеяние, смешение, короче говоря, диффузию:
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито…
«Прощание с друзьями» (1952)
Бывший человек становится частью вселенского разумного начала – тут и вспоминается увлечение поэта идеями В. Вернадского о ноосфере – но, независимо от приобретенных научных установок, в масштабных образах обратного рассеивания космического потока жизни передаётся очень близкое к религиозному переживание всепроникающего, вездесущего действия Духа Божиего, чему не стоит удивляться, – в отроческие годы будущий стихотворец часто посещал церковь вместе со своими одноклассниками, так заведено было в образцовом Уржумском реальном училище, и более всего, по собственным воспоминаниям, он любил вечерние службы. Когда читаешь стихотворение «Я воспитан природой суровой…», на ум приходят слова великого учёного и святого Луки Крымского из книги «Дух, душа и тело», что «духовной энергией проникнута вся неорганическая природа, всё мироздание. Но только в высших формах развития (творения) эта энергия достигает значения свободного, самосознающего духа».
Жизнь потоком светящейся пыли
Всё текла бы, текла сквозь листы,
И туманные звёзды светили,
Заливая лучами кусты.
И, внимая весеннему шуму
Посреди очарованных трав,
Всё лежал бы и думал я думу
Беспредельных полей дубрав.
«Я воспитан природой суровой…» (1957)
В тексте «Светляки» слова – «подобья насекомых», «одушевленный прах» возводятся в исконное божественное достоинство как воплощение великих космических сил. Думается, благодаря идеям о вездесущем разумном начале Николаю Алексеевичу было свойственно трепетное отношение ко всему живому, к самым мелким и низшим формам существования, к некоторому даже пренебрежению биологической иерархией. Растение, бактерия, планета, насекомое, зверь, птица, человек – в каком-то смысле уравнены в своих правах перед лицом бесконечной Вселенной и её невообразимыми энергиями:
Но для бездн, где летят метеоры,
Ни большого, ни малого нет,
И равно беспредельны просторы
Для микробов, людей и планет.
«Сквозь волшебный прибор Левенгука» (1957)
В художественном мире Н. Заболоцкого насекомые и животные могут становиться царьками, божками, то есть их существование воспринимается весьма значимо, более того, персонально:
Потом трубит в свой маленький рожок
И вновь скрывается, как маленький божок…
«Осень» (1932)
И гордый пес, как божество спокоен,
Узнав меня, улегся предо мной…
«Ночь в Пасанаури» (1947)
Пред тобой, как лесные царьки,
Золотые песцы и куницы…
«Тбилисские ночи» (1947)
Но максимальной экспрессии, на мой взгляд, достигает приём пластической пространственной метаморфозы, когда посреди открытых миров происходит некое борение материи, что тоже труднообъяснимо без представления о воле, о работе духовных энергий, как пишет святитель Лука, дух связан с формой. Вообще очень интересны находки Н. Заболоцкого, показывающие напряжённые действия скручивания, свивания, движения наискосок, книзу головой, то есть с несвойственными, нехарактерными ровному, спокойному укладу процессами:
Медленно земля поворотилась
В сторону, несвойственную ей…
«Медленно земля поворотилась…» (1957)
Из облаков изваянные розы
Свиваются, волнуются и вдруг,
Меняя очертания и позы,
Уносятся на запад и на юг.
«Летний вечер» (1957)
Что-то там и рвалось, и кипело,
И сплеталось, и снова рвалось,
И скалы опрокинутой тело
Пробивало над нами насквозь.
«Морская прогулка» (1953)
Шумит над миром и дымится
Сырая хижина дождя.
И я стою в переплетенье
Прохладных вытянутых тел,
«Осенние пейзажи» (1955)
Сто тысяч листьев, как сто тысяч тел,
Переплетались в воздухе осеннем…
«Ночной сад» (1936)
Там по пространству двигались ко мне
Сплетения каких-то матерьялов,
Мосты в необозримой вышине
Висели над ущельями провалов.
Я хорошо запомнил внешний вид
Всех этих тел, плывущих из пространства:
Сплетенье ферм, и выпуклости плит,
И дикость первобытного убранства.
«Сон» (1953)
Пластическое напряжение таких действий, развивающихся в большом пространстве и глубоко поражающих воображение читателя, предполагает огромную демиургическую энергию, которая стоит за скобками происходящего в поэтическом мире Н. Заболоцкого. Для него это силы природы, часто слепые и враждебные по отношению к маленькому человеку, и созидательные, творящие – если автор встаёт на более объективную точку зрения. Сопоставление, противопоставление микро- и макрокосма – очень важный и частотный мотив в стихах Заболоцкого: «Казбек», «Лесная сторожка», «Возвращение с работы», «Сквозь волшебный прибор Левенгука» и проч.
Иногда безличные формы и конструкции с глаголом в среднем роде становятся дополнительным средством выразительности, которое подчёркивает непостижимую и жестокую стихийность природных сил.
Что-то там и рвалось, и кипело,
И сплеталось, и снова рвалось…
«Морская прогулка» (1953)
Скрипело, свистало и выло в лесу…
Он знал, что покой – только призрак покоя,
Он знал, что, когда полыхает гроза,
Всё тяжко-животное, злобно-живое
Встаёт и глядит человеку в глаза…
«Лесная сторожка» (1957)
Но есть и пластические образы, не связанные с большими объёмами зримой материи, их можно назвать динамикой в статике, они как след некоего мощного неблагоприятного воздействия на объект, знак тяжёлой судьбы, по создаваемому впечатлению очень близки образам боли:
Там в ответ не шепчется береза,
Корневищем вправленная в лёд.
«Воспоминание» (1952)
В кизиловой чаще кровавые жилы
Топорщил кустарник…
«Гомборский лес» (1957)
С опрокинутым в небо лицом…
«Слепой» (1946)
Но скрученные намертво суставы
Он так развил, что, кажется, ударь –
И запоёт он колоколом славы,
И из ствола закапает янтарь.
«Одинокий дуб» (1957)
Ещё одна художественная перипетия возникает при чередовании, сопоставлении статики и динамики – таким образом, на мой взгляд, в стихах появляется внутренний темп, сложная природа времени, что очень подробно разработано в музыкальном искусстве. Внезапные замедления улавливаются конкретно на языковом уровне в вариациях слова «медленный» или синонимичных ему, в глаголах с семантикой замедленного действия или бездействия (плыть, бродить, стоять, сидеть и проч.), и часто происходящее связано с событиями на небе:
Дыхание фанфар и бубнов незнакомых
Там медленно гудит и бродит в вышине…
«Светляки» (1949)
И медленно дышат на тело
Последним теплом небеса.
«Осенние пейзажи» (1955)
И тонкий свет исчезнувшей земли
Отталкивал рукой неторопливой.
«Сон» (1953)
Я в небе пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница…
«Завещание» (1947)
А леса, как ночь, стоят за домом,
А овсы, как бешеные, прут…
«Поэт» (1953)
Со времени жизни и творчества Ф. Тютчева онтологический потенциал поэзии не развивался с такой силой и широтой, как в произведениях оригинального советского автора. Вспомним, насколько точно классические строки постулируют космогонию Н. Заболоцкого, хотя, возможно, в реальности, практически, на его поэзию больше повлияло знакомство с работами с К. Циолковского.
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены…
«Сны» (1829)
Полнозначных слов в этом отрывке из стихотворения Фёдора Ивановича всего семь, но какова картина: пространство бесконечно во все стороны, оно «пылающее», то есть активное и недружелюбное (по основному значению), лирический герой говорит от всех людей «земного шара», находящихся в движении относительно «пылающей бездны», движение это замедлено – «плывём», а также лишено человеческого волевого импульса.
У М. Хайдеггера есть ценная мысль о поэзии как бытии, и она особенно верна в отношении к зрелому творчеству Н. Заболоцкого: космическая необъятность, экзистенциальные и пространственно-пластические метаморфозы, обусловленные действием творящих, но и часто очень опасных для человека стихий, конфликт микро- и макрокосма, образы времени, данные через замедления-ускорения, – создают неповторимую поэтическую глубину, своеобразный рациональный мистицизм и напряжённую выразительность. Возникает уверенное впечатление, что самому поэту никогда не давала покоя эта двойственность: архетипическое, исконно русское ощущение мира как Божиего творения, наполняемого непостижимыми энергиями высшей воли, и ожесточённое тяжёлыми испытаниями, рационализированное новинками науки сознание (выдающееся!) человека советской эпохи. В каких бы пропорциях и трагическом столкновении ни находились эти два начала позднего творчества Н. Заболоцкого, оригинальность и глубина его философско-поэтической мысли заслуживает самого пристального внимания читателей и исследователей.
