БОТИНКИ

Павел ПОНОМАРЁВ

Ботинки

Накануне 98-го мои старые ботинки пришли в негодность и я начал мечтать о новых – кожаных, теплых, с натуральным мехом. Купить обувь – значило месяц кормиться из погреба. Купить обувь – значило событие бытия и праздник. Купить обувь – значило не облажаться.

В школе могли простить немодный портфель (ходили с пакетами), спортивные штаны в паре со свитером – пофиг, в общем и целом как у всех. На обувь же, особенно зимнюю, всегда обращали внимание. Хороша ли, каков материал, фасон. Высунут ли меховой язычок наружу для понта. Куда вдеваются шнурки: в ушки обычные или металлические с клёпками, имеется ли система быстрой шнуровки с крючками вверху. Протектор на подошве – отдельная вселенная и тема эстетических споров: с обычными ли полосками или ёлочкой, с замысловатыми ли лабиринтами или почти голый со стрёмными пупырышками… Смешно подумать, но выпавший снег для кого-то мог стать поводом для торжества, а для кого-то серьезной драмой в жестоком подростковом мире. Каков след, таков и ответ.

Протектор на подошве – отдельная вселенная и тема эстетических споров: с обычными ли полосками или ёлочкой, с замысловатыми ли лабиринтами или почти голый со стрёмными пупырышками… Смешно подумать, но выпавший снег для кого-то мог стать поводом для торжества, а для кого-то серьезной драмой в жестоком подростковом мире. Каков след, таков и ответ.

Обувью в Рубцовске торговали на северной стороне центрального рынка. Валенки, бурки, сапоги, ботинки всех мастей стояли на ступенчатых прилавках, закрытых тентом от снега. Стал присматриваться. Разумеется кожаные, разумеется с натуральным мехом, потому как и сумма вроде бы позволяла. По возрасту мне давалась полная свобода выбора. «Главное, чтоб тебе нравились».

Я уже знал как отличить натуральную кожу от искусственной, пацаны научили – затушить об нее спичку или пройтись зажигалкой. Если прожжешь – липа. Но такой эксперимент, коту понятно, на рынке невозможен. Тут либо смотреть на цену, либо довериться уверениям торгаша, на заросшем лице которого не читалось ничего кроме похмелья. Мех тоже следовало подпалить, но его природу легче определить на глаз.

В условиях естественного отбора, усиленного предновогодней суетой, запахом хвóи и смутными надеждами о будущем, следовало быть особенно осторожным. Как известно, плоды Лоха серебристого, даже после крещенских морозов, значительно уступают ближневосточным финикам.

Однако ясному и беспристрастному выбору мешала «мечта». То растревоженное возможностью человеческого счастья ожидание, готовое сорваться ломающимся подростковым «ура». Пока мечта поживала себе в сторонке, мозг работал и анализировал, отбирал возможные варианты. Когда же я увидел прилавки с обувью, почуял на морозе едковатый запах крашеной кожи, рассудок уступил сомнительным ощущениям. Мне вдруг взбрело в голову, что ботинки непременно должны быть черного цвета, с клепаными отверстиями для шнурков, на толстой узорчатой подошве. Суровые, производящие впечатление ботинки (типа «гриндерсы», о которых тогда не знал), чтобы каждый снегопад был непременно моим с уходящими вдаль глубокими многозначительными следами. Практически сотканные из грез ботинки тут же попались мне на глаза и выбор пал на них.

Я был уверен, что черным ботинкам с мощной подошвой, оставляющей внушительный тракторный след не то что сносу нет, а я просто вырвал из рук того мутного торгаша удачу. Может, он даже тосковал потом, наблюдая с табурета в товарную прореху медленный снег. Ботинки я носил всюду. Возил на санях воду с колонки за две улицы – домой и в баню, а в баню требовалось не менее пяти ходок. Чистил в них снег, тогда как были рабочие валенки, лазил по сугробам в забоке. Никто не препятствовал моей безоглядной щенячьей радости.

В школе пацаны уважительно и немногословно заценили покупку, не переставая долбить ладонями по жвачным вкладышам на столах в целях перевернуть. Такая была игра. В ботинках стало проще выходить к доске на нелюбимых уроках, «почва» не терялась под ногами, но ощущалась как никогда. Так продолжалось какое-то время, пока однажды на изгибе ботинка, образовавшемся от частой ходьбы, не обнаружились мелкие подозрительные трещины. Не естественные и где-то даже стильные морщинки, подтверждающие качество натурального материала, а подлые злокачественные трещины. Да и сам изгиб больше походил на излом, будто след тупого колуна, что никак не свидетельствовало в пользу эластичности вещества, если бы то оказалось кожей.

Эйфория мигом улетучилась. Хотелось поскорее сбежать из школы, оказаться дома, уединиться и тщательно осмотреть ботинки, чтобы оценить насколько там всё печально. Или показалось… Бывает же так, что показалось, налипло что-то, а вовсе не белые тканевые волокна, наспех крашеные китайским рабочим, ехидно торчат. Давление там после шести-то уроков, усталость лютая, что аж в глазах рябит, как «Апокалипсис сегодня» на «Горизонте»… Опасения подтвердились. Стоило лишь немного согнуть ботинок, как он щерился дрянным изломом, носком указывая на перспективу долгой сибирской зимы, которую следовало как-то проходить.

К весне я стал неплохим танатопрактиком, колдуя с обувными кремами, красками и клеем, так что мои «франкенштейны» выглядели хоть и подозрительно, но сносно, как улыбающийся терминатор. В школе, когда не прятались под партой, ноги освоили все возможные хореографические позиции, уклоняясь от чужих глаз.

Дотянув до первого тепла, ботинки рассыпались в прах. Я переобулся в надежные демисезонные туфли, но осадочек остался. И когда много позже, студентом, я получил первую зарплату дворника, подметая осенние дворы, то решил потратить ее на хорошие ботинки – кожаные, теплые, с натуральным мехом. Нужнее были дорогие французские струны для академического концерта, но прошлое не оставляло. Прокуренная бороденка торгаша где-то там трепыхалась на морозном ветру, шелестели миновавшие младшую сестру гостинцы, белели указующие персты одноклассников… «Такие глупости, когда под шум куцей метлы в голове звучит «Сарабанда» Баха», – оправдывалось настоящее.

Ботинки я купил удачно и просто на старом барнаульском рынке. Приценился, ощупал обувь, хитро переглянулся с продавцом для общего удовольствия (хоть и серебримся на морозе, а не лохи), упаковал в сумку обнову и похрустел дальше. Ботинки прослужили три года с хвостиком. Оставалось немного денег, зашел в закусочную, выпил стопку водки, согрелся, порозовел. Подумал: «Может, оно и ничего, что струны старые? Как-нибудь обойдется…»