ВЛАДИМИР СОРОКАЖЕРДЬЕВ. ТАМ, ЗА ПАЗУХОЙ ХРИСТА…
КОСТЁР
Он играет, он греет меня,
Вспоминая прошедшие годы.
Мы – вдвоём, хорошо у огня!
А деревья ведут хороводы.
Низок круг малолетних сестёр,
Тех берёзок, пригодных на веник.
Но чем ярче горит мой костёр,
Тем огромней бегущие тени.
ЛУНА
Гости красили скатерть винцом
И гадали: а что над сараем?
То ли баба с багровым лицом,
То ли мальчик с большим караваем?
Чем окончилась светлая ночь?
Я там был, на салатницу падал.
То ли местного фермера дочь,
То ли бабу багровую гладил.
А луна, бросив звёздочек горсть,
На небесном растаяла блюде,
Чтоб не видеть, как вместе и врозь
Просыпались на празднике люди…
ЗАБОР
Нет, не преграда для влюбленных
И вороватой ребятни.
Забор – предмет одушевлённый,
Согласье можно бы найти.
В вишнёво-яблоневой чаще
Мы стали крепче и тесней.
Чем дальше в сад – добыча слаще,
Разнообразнее, вкусней.
Мы повзрослели, не забыли
Заборов строгую черту,
Как мы из детства выходили
С вишнёвой косточкой во рту.
ЗЕМЛЯ
Земля любую боль услышит,
Переживёт любое зло.
Где глухомань – свободно дышит,
Где суета – ей тяжело.
У ней задымленная шуба,
Перемазучена вода.
А сколько пакости и шума
Несут эфир и провода.
Не приодеться, не умыться,
И никакой надежды нет,
Чтоб в лучшем облике явится
На завтрашний Парад планет.
***
«… все ушибленные Севером».
Бор. Пильняк.
Они мечтали, громко верили
В киношный миф, былинный сказ,
Они, ушибленные Севером,
И тем похожие на нас.
Романтики и трудоголики,
Вождей послушные гонцы,
Поставили палатки-домики,
А после – фабрики, дворцы.
На коротко
или надолго,
Морозом, летнею зарёй.
Мы все ушибленные Волгой,
Хибинами и Ангарой.
И в том, наверное, наивны мы,
За горизонтами спеша.
А если б не были ушиблены,
Чего творила бы душа?..
ЧАГА
В лес вхожу я без лишнего шага
Под прицелами птиц и зверья.
Не чернеет ли где-нибудь чага,
Питьевая голуба моя?
Пью совсем не в ущерб, не в убыток
Тем лесам – с малолетства был вхож.
Удивительный чайный напиток!
— Только чем он, скажите, хорош?
С его вкусом осеннего дыма,
С его силой живётся легко –
Он и солнце быстрее поднимет,
А под вечер задержит его!
ГОРОД
Но буду ли жить я по-прежнему,
Молиться беспутному городу?
А ну его, пьяного, к лешему,
А ну его – в синюю бороду!
Обросший дымами-волосьями,
В поступках своих неуверенный,
Шуршит по асфальту колёсами,
Грозит высотой гулливеровой.
Уйдём в заозерье, подружка,
Надевши рубахи посконные.
На курьих ногах там избушка,
А правая ножка надломлена.
Там много осеннего золота –
И всаднику хватит, и пешему.
Тоску не бери в свою голову,
А ну её, грешную, к лешему!..
***
Н.Рубцову
Впереди недорисованные дали.
В дождь ли, облако опять я завернусь,
Оглянусь – и никого, друзья отстали,
Задержались, отдыхают, ну и пусть…
То ли памятное утро, то ли вечер
Позови назад, калитку отвори,
И узнаешь, у отставших – отдых вечен,
Дорогие вы попутчики мои!
Дорогие… Молодые лица-рожи!
Торопиться жить нисколько не виню.
Хоть и горько на душе, но всё же, всё же,
Что-то вспомню и улыбку уроню
***
В юношеских далях мы легки,
Песнями наполнены и риском.
Днём таскал тяжёлые мешки,
Вечером на танцах девок тискал.
Память, словно ветер дикий, вдруг
Сдует пыль, с годов далёких стружку,
Помнит теплоту нахальных рук
В глубине панельных стен старушка.
Задувает за окном снежок,
Приглашая: — Старче, поживее!..
Только давит возраста мешок,
А цемента он потяжелее.
КАМНИ
Со времён незапамятных, давних,
Мы благое занятье нашли –
От греха убираются камни,
Выправляется лоно земли.
Но выходит из тьмы чудо-юдо,
Раскрывая горячую пасть,
Снова камни летят ниоткуда,
Чтобы снова споткнуться, упасть.
Камни – часть человечьей породы.
Это мы охмурить их смогли,
Чтоб летели они в огороды,
Чтоб кружились они у Земли!
ПСИНА
Этот чёрный, как ноченька, пёс
Не таращил на публику зенки.
А хозяюшки сумочку нёс,
Зубы – лучший охранник, где деньги.
Очень важный! Ему ещё б трость.
Треугольная морда резная.
А где денежки, пряталась кость –
Аппетитная ножка свиная.
Будет псине на вечер мосол!
А сейчас – хоть немножечко славы:
Гордо сумку несёт как посол
Молодой африканской державы.
СПУТНИК
Он вырос на сейдовских нарах,
На мхах, меж камней и берёз.
Совсем не худой, а поджарый,
От лайки случившийся пёс.
Скажи-ка, мой спутник, кто папа,
Породы какой удалец?
Он машет приятельски лапой,
Мол, ты мне и друг, и отец.
Следит и во всём подражает,
Старательно гладит усы,
Как я, вечерами зевает,
А утром глядит на часы.
Весна! Светлой майскою ночью
Бродить по округе мастак.
Вся жизнь у него – многоточье,
А хвост – вопросительный знак.
ОХОТА
Охотник по округе кружит,
Оставит ли кого в живых?
Чем дальше в лес, тем больше ружей
И запахов пороховых.
Октябрь. Лес отданный на откуп
Ватаге буйной боевой.
Чем дальше в лес, тем крепче водка.
Эй, кто остался ли живой?
Чем дальше в лес, собаки злее,
И медлить более нельзя,
Разделать важного трофея,
Пока не высохли глаза.
ВНУЧКЕ УЛЬЯНЕ
Продолжается роман –
Чувств наполненная чаша.
Парень с Мурмана – Роман,
С енисейской выси – Саша.
Время сблизило сердца.
Словно вышли из тумана
Два зелёных деревца
И ещё одно – Ульяна.
Под родительским крылом
Нет девчушечки милее!
И живут они втроём
На яру у Енисея.
Пусть живут они до ста
В стороне от свар и рисков
Там, за пазухой Христа,
В глубине земли Сибирской.
Владимир Васильевич Сорокажердьев. Родился в городе Кирове (Вятке) в июле 1946 года. В юности переехал в Мурманскую область, где живёт и поныне. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. На сегодняшний день является одним из наиболее самобытных и заслуженных заполярных поэтов. В 2013-2016 годах возглавлял Мурманскую организацию Союза писателей России. Автор сборников стихов и многих историко-документальных книг о Кольском Севере, публиковавшхися в Мурманске и Москве. Стихи печатал в журналах «Дон», «Молодая гвардия», «Новый мир», «Наш современник», «Север», «Юность». Лауреат Международной литературной премии им. В. Пикуля. Почетный гражданин города Колы. Награжден медалью Рубцова. Живёт в Мурманске.
