ГОД ТАВОЛГИ

Артем ПОПОВ

Указатель с названием деревни «Павшино» как будто нарочно замаскирован ветками буйной ивы – издалека и не увидеть. Пришлось нажать на тормоз, чтобы не проехать мимо. С асфальта сворачиваю на узкую лесную дорогу. Бывший зимник, припорошенный старыми иголками и шишками, в середине лета стоял сухим. По сторонам дороги то тут, то там глубокие ямы, словно ловушки для медведей.

Ищу деревню Павшино, где, по рассказам бабушки, жил гончар. Она покупала у мастера крынки, миски, кружки и прочую посуду для хозяйства. Говорила, что в глиняной посуде молоко долго сохранялось свежим. А вдруг старик жив до сих пор? Или дети, внуки остались в Павшине, и они повспоминают мастера?

Дорога из бора вывела к реке василькового цвета, почти на самом бережку которой стояла иномарка. Около неё копошилась молодая парочка, доставая из багажника закуску. Парень в облегающих плавочках, довольный собой и своей спутницей в открытом купальнике. Не рады меня видеть: уединились, а тут я.

– Нет, мы не местные. Не слыхали ни о каком Павшине, – парень смотрит весёлыми, с хмельным блеском глазами.

Я дошёл до воды по чистейшему, белому, словно мука, песку. А в реке прохлаждается пакет с банками пива, привязанный к коряге. Тут же валяется одна уже опустошённая и сдавленная жестянка. Эта парочка хорошо подготовилась. Да, глиняной крынки не найти, а вот железные пивные банки долго будут напоминать о нашем поколении.

Как мне рассказали перед поездкой знающие люди, Павшино стоит на берегу озера, точнее не совсем озера, а на старице – старом русле полноводной реки. Давным-давно, лет двести назад, здесь был изгиб реки, на её берегу располагалось несколько густонаселённых деревень: Павшино, Павлово, Наволок, Исток. Со временем река изменила русло и ушла в сторону, где и сейчас благополучно протекает, а старое русло, которое местные называют озером, потихонечку зарастает.

Обычно деревни с названием Наволок стояли у излучины реки. Чтобы не плыть на лодках против течения, здесь их перетаскивали волоком по берегу, а на месте, где останавливались на отдых, и основывали деревни.

Подпрыгивая в машине на сосновых корнях, выбрался обратно на асфальтовую дорогу. Через минуту из-за поворота увидел велосипедистку лет пятидесяти, а то и больше. Она была в длинном платье, наверное, мешающем ей крутить педали, но так женщина прятала голые ноги от комаров и оводов. На руле прикреплена берестяная корзина – по грибы по ягоды отправилась. Вблизи женщина чем-то напоминала сову: и без того большие умные её глаза ещё увеличивали толстые стёкла очков. Притормозил. Женщина тоже остановилась.

– Вы в Павшино? Так там никто не живёт, – расстроила меня сразу. – Поезжайте лучше в Павлово, оно перед Павшином. Там хоть люди есть.

Познакомились. Наталья, так она назвалась, – дачница из деревни Наволок. Купили с супругом дом ещё в 90-х годах.

– Воздух здесь чистейший! Из-за природы мы в этих местах и обосновались, хотя сами родом издалека. Муж мой рыбак и охотник, для него тут раздолье: щуки, окуни, утки, глухари. А ведь мы могли и не остаться здесь жить… Так испугалась я в первую ночь в новом доме, точнее, новом для нас – пятистенку-то лет сто, не меньше. Сейчас думаю: как я решилась остаться ночевать одна? Молодая ещё была.

И Наталья рассказала леденящую душу историю своего заселения.

– На входных дверях кольцо такое большое металлическое и засов. Кто откроет – слышно далеко. Ну вот, задвинула я засов, потом в саму избу тоже дверь на крючок закрыла, – погрузилась в воспоминания Наталья. – Легла и начала уже с устатку вроде засыпать, как вдруг слышу: кольцо в сенях загрохотало. Август стоял, темень непроглядная. Тяжёлые шаги в сенях. Я вся сделалась ни жива ни мертва. Кто-то скидывает крючок в самой избе… Я смотреть в сторону дверей боюсь, глаза зажмурила. А через минуту меня кто-то словно рукой начал мягко за ногу тянуть с кровати! Рука не тёплая и не холодная, как будто ватная. Боже мой! Я начала читать «Отче наш», единственную молитву, которую помню наизусть.

На улице поднялся ветер, завыло, будто февральская метель: «Ууу!». Старый тополь у дома зашумел листвой, казалось, ещё немного и его вырвет с корнем. Невидимая рука вдруг резко отпустила меня. Ветер так же резко стих, как и начался. Я, наверное, поседела за эти минуты. Еле встала с кровати, дрожащими руками включила свет. Так до утра больше не уснула.

– А двери, двери-то закрыты были? – кажется, за время рассказа волосы у меня встали дыбом.

– Как раз открыты! Соседка, баба Маша, сразу сказала, что это прежние хозяева приходили знакомиться. Посоветовала мне свечку в церкви купить, зажечь, святой водой всё окропить и никогда в доме одной не ночевать. Так и сделала. Больше никто не приходил. Зато каждую весну, как только приедем и затопим печку, неизвестно откуда к нам на дымок тут же является чёрный кот с белым галстуком на грудке. Старый, шерсть местами свалялась, местами облезла, глаза слезятся. Кот-старик. Но важный какой! Вечером заберётся на колени и смешно шевелит усиками, пока я семечки ем. Ему тоже чищу. А он что, хуже человеков? Тоже страсть у него к семкам.

С Натальей мы успели поговорить о прежних обитателях соседних деревень. В Истоке жил в последние годы один-единственный житель – инвалид Миша.

– Очень плохо ходил, хромал. Называли его Миша Француз: речь никто не мог понять, была у него какая-то болезнь. За ним присматривала сестра, чтобы не упился. Раз в месяц почтальонка приносила Мише пенсию по инвалидности. И эту пенсию иногда отнимали у него какие-то приезжие из райцентра, отморозки. А в Павлове жил его дружок – Толян по прозвищу Брокер: за свою работу – траву покосить, грядку вскопать, дрова поколоть – всегда просил немалую денежку. Пропивал всё потом с Мишей Французом. В деревнях с 90-х годов, как не стало совхозов, пили почти все мужики. Толян тоже помер вслед за Мишей…

Как рассказала Наталья, от Павлова и Наволока сегодня осталось насколько домов. А раньше и в той, и в другой деревне насчитывалось дворов по восемьдесят, по три порядка – так по-деревенски называли улицы. Зажиточно жили. У многих были срублены пятистенки из лиственницы. И в Павлове, и в Наволоке были свой клуб, магазин, пекарня, начальная школа, скотный двор. В полях сеяли ячмень и другие культуры. Ничего теперь нет, некоторые крепкие лиственничные дома увезли на продажу.

– И озеро начало зарастать. Сосед Никола чистил немного, но потом забросил, вот и забивается оно потихоньку телорезом. Так мы называем растения, которые водятся на озёрной поверхности, ими запросто можно порезаться, – предупреждает Наталья.

– Так может добраться до вашего Наволока на машине?

– Нет, не получится, у нас там протекает ручей Каменный, автомобильного моста через него нет. Издалека только посмотрите. В центре деревни муж поставил на флагштоке российский триколор. Живёт деревня! Высокий колодец-журавль ещё увидите. Оттуда для питья воду берём. Вот так сидишь в доме, пьёшь чай из блюдца, как раньше бабушка, а мимо то лодочка проплывёт, то уточки, то лебеди… Проболтала я с вами!

Наталья засобиралась в путь.

– Вы лучше таволги себе нарвите, белая трава, все луга в ней сейгод. Насушите, – посоветовала Наталья. – Мы собираем эти цветы, завариваем с другими травами в термосе и всю зиму пьем вместо заварки, получается полезный вкусный чай. Пахнет мёдом… Сладкий, можно без сахара пить. И от комаров помогает, если протереть кожу.

Последние слова она прокричала уже на ходу, быстро крутя педали скрипящего велосипеда. Задержал её со своими расспросами.

Потом долго, до сумерек, блуждал по приречным лугам, на которых разлилось белое море таволги с островками сиреневых колокольчиков и миниатюрных гвоздик. Не нашёл я ни Павшина, ни Истока. Не увидел деревень – знать, даже остатки срубов утонули в зарослях таволги. И правда, год таволги! Я сорвал несколько соцветий этого чудо-растения, протёр, по совету Натальи, лицо, шею. И комары-звери отступили.

…Павлово, Павшино. Два похожих названия. Может, в честь апостола Павла, испокон веков так любимого крестьянами? И ещё подумал, что, конечно, и ночное видение, и старый блуждающий кот неслучайны. Души бывших жителей деревень навещают свои дома, тревожатся. И там им нет покоя…