Елена Сузрюкова: Египетская тема в творчестве А.П. Чехова
В эпистолярной прозе писателя интерес к Египту обнаруживается в течение последних десяти лет жизни А.П. Чехова, что, несомненно, связано с болезнью автора.
Вот некоторые выдержки из писем: «Мечтаю о поездке в Испанию, в Египет или в Корфу, но мечты остаются мечтами и такими останутся, вероятно, до самой дохлой смерти» (Ф.О. Шехтелю от 26 мая 1984г., Мелихово) [Чехов, Письма, т. V, с.300]; «Ужасно хочется в тепло, куда-нибудь в Египет или на озеро Комо» (Н.М. Линтваревой от 6 сентября 1894 г., Феодосия) [Чехов, Письма, т. V, с.314]; «Теперь я дома, чувствую себя хорошо и, несмотря на верхушечный процесс (притупление и хрипы), кашляю только по утрам. К зиме, вероятно, уеду куда-нибудь — в Египет или в Сочи, теперь же нет надобности уезжать, так как мое общее состояние недурно, температура нормальная и в весе я не прибавляю» (Н.М. Линтваревой от 1 мая 1897 г., Мелихово) [Чехов, Письма, т. VI, с.345]; «Если будут деньги, то из Ниццы через Марсель поеду в Алжир и в Египет, где я еще не был» (Л.С. Мизиновой от 18 сентября 1897г., Биарриц) [Чехов, Письма, т. VII, с.53]; «Многоуважаемый Отец Архимандрит, до сих пор я еще не ответил на Ваше последнее письмо и не поблагодарил за книгу «Египет и египтяне», которую Вы прислали мне в ноябре» (С.А. Петрову (Архимандриту Сергию) от 27 мая 1989г., Мелихово)[Чехов, Письма, т. VII, с.218-219] ; «<…> в Африку я не поеду теперь, а буду работать. <…> Египет и Алжир я оставил до будущего года» (О.Л. Книппер от 17 декабря 1900г., Ницца) [Чехов, Письма, т. IХ, с.154]. Письма приведены в хронологической последовательности. Египет упоминается постоянно в ряду других теплых стран, чей климат благоприятен для больных чахоткой1. Присланная архимандритом книга о Египте также свидетельствует об интересе А.П. Чехова именно к этой стране. Однако поездка в Египет так и не состоялась.
Наряду с серьезной интонацией в письмах А.П. Чехова Египет фигурирует и в юмористическом ключе: «Дело еще не кончено, но переговоры ведутся настойчиво, и очень может быть, что когда ты будешь читать это письмо, то я буду уже продан в рабство во Египет» [Чехов, Письма, т. VIII, с. 27]. Речь идет о соглашении с издателем Марксом о его исключительном праве на печать произведений А.П. Чехова. Подобным образом — в шуточном смысле — египетская тема начинает звучать уже в ранних произведениях писателя. Так, в рассказе «Праздничные» эта тема возникает следующим образом: «Если же у него [обывателя] денег нет, то он делает заем; если же сделать заема почему-либо нельзя, то он берет свое семейство и бежит в Египет <…>» [Чехов, Сочинения, т. III, с. 214]. Здесь мотив бегства в Египет, восходящий к евангельской истории о спасении божественного Младенца от гнева Ирода, как и в письмах последних лет, обретает смысл избавления от несчастья, и контрастирует с мотивом нахождения в египетском плену, который мы наблюдали в письме о делах с Марксом.
Мотив бегства в Египет есть и в произведении зрелого творчества А.П. Чехова
Мотив бегства в Египет есть и в произведении зрелого творчества А.П. Чехова — повести «Мужики». Именно этот фрагмент из Евангелия читает по просьбе матери Саша: «<…> И бежи во Египет… и буди тамо, дондеже реку ти…» [Чехов, Сочинения, т. IХ, с. 289]. Дважды повторяется в тексте семантически рифмующийся с этим мотивом мотив ухода: в начале текста это отъезд из Москвы семейства Чикильдеевых, в конце — уход Ольги и Саши из деревни, мотив ухода, таким образом, «окольцовывает» текст. В Евангелии вынужденное оставление родных мест означало спасение и оставляло надежду на возвращение. В чеховском же повествовании история названной семьи драматична. Жуково не становится новым домом для Николая, Ольги и Саши. Уже без мужа — подобно евангельскому Иосифу Обручнику2, муж исчезает из повествования — Ольга и Саша вновь возвращаются в Москву. Сама деревня Жуково, которую характеризуют грязь, пьянство, немилосердное отношение людей друг к другу, сопоставима с Египтом: по словам блаж. Феофилакта Болгарского, «особенно два места были гнездом всякого нечестия — Вавилон и Египет; итак, от Вавилона Он принял поклонение волхвов, а Египет освятил Собственным присутствием» [Феофилакт Болгарский, 2010, с.72-73]. Ребенком, который несет благую весть заблудшим, в чеховской повести становится Саша, читавшая деревенским Евангелие. Сам церковнославянский язык прочитанного Сашей текста — знак принадлежности девочки миру иному, чем деревенские жители. «Среди других девочек, загоревших, дурно остриженных, одетых в длинные полинялые рубахи, она, беленькая, с большими, темными глазами, с красною ленточкой в волосах, казалась забавною, точно это был зверек, которого поймали в поле и принесли в избу» [Чехов, Сочинения, т. IХ, с. 289]. Сравнение с пойманным зверьком, как замечает З.С. Паперный, «не столь безобидно, как может показаться; в нем скрыто <…> ощущение неволи <…>» [Паперный, 1974, с.74]. В данном контексте уход Ольги и Саши из Жуково может быть осмыслен как освобождение от «египетского рабства», беспросветной деревенской жизни. Неслучайно, видимо, А.П. Чехов не включил в собрание сочинений продолжение этой повести, рассказывающей о несчастной жизни персонажей в Москве. Таким образом, мотив бегства в Египет в рассматриваемом нами произведении при соотнесении с уходом героев из Москвы оборачивается мотивом египетского рабства, пребыванием в несвободном положении, но завершение повести может быть прочитано как освобождение от этого рабства, надежда на новую, светлую жизнь, которая начинается скитаниями, что позволяет говорить еще об одном мотиве, связанном с египетской темой, — исходе из Египта. Неслучайно в некоторых исследованиях, касающихся рассмотренной нами повести, финал ее трактуется как ситуация перехода, сопряженная с «желанием радикальной перемены жизни, даже если речь идет о возвращении к прошлому» [Богодерова, 2010, с. 30].
По-иному звучит египетская тема в рассказе «Тоска». Она задана посредством эпиграфа, где цитируется первая строка из духовного стиха, полное название которого таково: «Плач Иосифа Прекрасного, егда продаша его братья во Египет». Тема тоски сопряжена здесь с мотивом смерти: причина страданий извозчика — смерть единственного сына. Скорбь ветхозаветного Иакова о любимом сыне Иосифе соотносится в рассказе через эпиграф с печалью Ионы об умершем сыне Кузьме. По мнению А. Ткачева, «<…> отношение к смерти есть та главная черта, которая выделяет египтян из остального мира» [Ткачев, 2014, с.298]. Смерть в Древнем Египте неизбежно связана с идеей новой жизни. В «Тоске» новую жизнь, без сына, начинает извозчик Иона. Абсолютно безнадежной эту жизнь все же считать нельзя: «в деревне осталась дочка Анисья» [Чехов, Сочинения, т. IV, с. 330]; текст завершается многоточием, а не точкой.
Египетская тема нередко сопряжена со смыслом умирания или состоянием внутренней мертвенности персонажей.
Но если в рассказе «Тоска» безысходность скорби находит свое разрешение, переживание смерти смягчается тем, что герой выражает свое горе, то в других произведениях А.П. Чехова египетская тема нередко сопряжена со смыслом умирания или состоянием внутренней мертвенности персонажей. К примеру, в рассказе «Из Сибири» старик, везущий рассказчика в тарантасике, «кряхтит, как египетский голубь» [Чехов, Сочинения, т. XIV-XV, с. 10]. Звуковая подробность подчеркивает возраст старика и его немощь. В рассказе «Учитель словесности» египетские голуби — часть антуража дома Шелестовых, они тоже обозначают свое присутствие через звук: эти голуби «уныло стонали в большой клетке на террасе» [Чехов, Сочинения, т. VIII, с. 313]. Данный стон, рождающий ассоциации с мотивами страдания и пленения, в сжатом виде иллюстрирует историю женитьбы Никитина, ставшего в результате случившегося несвободным и несчастным. Египетская тема усилена в рассказе образом Шебалдина, внешне похожего на мумию. «Звали его в городе мумией, так как он был высок, очень тощ, жилист и имел всегда торжественное выражение лица и тусклые неподвижные глаза» [Чехов, Сочинения, т. VIII, с. 316]. Именно Шебалдин, наделенный признаками персонажа из другого мира и другой культуры, напоминает Никитину о необходимости личностного развития.
Связанный с египетской темой мотив смерти появляется и в «Черном монахе», когда Коврин, обращаясь к Тане, иронически именует себя Иродом, а Таню и Егора Семеныча — «египетскими младенцами» [Чехов, Сочинения, т. VIII, с. 253]. Здесь наблюдается контаминация мотивов: Ирод избивал младенцев, но отнюдь не египетских; египетские младенцы напоминают о казнях египетских, которые были посланы за нежелание фараона отпустить еврейский народ. Эта смесь указывает на «расщепленное», нездоровое сознание главного героя и может служить иллюстрацией к «истории одной болезни».
Несколько раз в художественных и эпистолярных текстах А.П. Чехова встречается словосочетание «египетская казнь», под которым подразумевается то «безматериалье» (письмо Н.А. Лейкину от 12/13 февраля 1884г.) [Чехов, Письма, т. I, с.104], то разливы (письмо Н.А. Лейкину от 5 июня 1890г.) [Чехов, Письма, т. IV, с.101], то мошкара («Из Сибири») [Чехов, Сочинения, т. XIV-XV, с. 33]. «Египетская казнь», таким образом, приобретает в текстах писателя значение неких препятствий, не смертельных, однако неприятных или неудобных.
Кроме того, в письме Ал.П. Чехову от 2 января 1894г. есть шутливая подпись «Антон и Клеопатра» [Чехов, Письма, т. V, с.259], где имеется в виду, что Антон сам писатель, а Клеопатра — его жена, Ольга Леонардовна. Хотя мы не отрицаем комического характера этой подписи, отметим все же ее связь с одноименной шекспировской пьесой3, в которой Антоний трагически погибает из-за страсти к «роковой» женщине Клеопатре. В этом семантическом поле отчасти может быть осмыслена и судьба самого А.П. Чехова.
Антоний и Клеопатра как парные персонажи упоминаются в ранних произведениях А.П. Чехова «Контора объявлений Антоши Чехонте» и «Моя «она», где акцентируется любовная связь между ними то в форме представления публике невидимых сетей, их соединяющих, в качестве экспоната музея, то в образе ложа (здесь несомненно влияние пушкинских «Египетских ночей»). С Клеопатрой Египетской сравниваются некоторые героини рассказов и повестей А.П. Чехова, при этом подчеркиваются такие их качества, как «томность» [Чехов, Сочинения, т. V, с. 158] (рассказ «От нечего делать») и «манерность и странность» [Чехов, Сочинения, т. IX, с. 266] (повесть «Моя жизнь»). Наконец, Клеопатра — имя, которым наделены отдельные персонажи в произведениях писателя: «распущенная женщина» [Чехов, Сочинения, т. IV, с. 99], по определению супруги героя рассказа «Конь и трепетная лань», бывающая в их доме; мать несостоявшейся невесты (рассказ «Неудача»); Клеопатра Алексеевна, сестра главного героя повести «Моя жизнь», где это имя трактуется как алогичное и несообразное, соответствующее бесталанному стилю их отца.
Другой женский образ, связанный с Египтом, семантически полярный по отношению к Клеопатре и в то же время соотносимый с ним, также фигурирующий в произведениях А.П. Чехова, — Мария Египетская. С образом Клеопатры она может быть сопоставлена в рамках оппозиционных категорий «античность/христианский мир», более конкретно — в пределах категории «нераскаянная грешница4/кающаяся грешница». Мария Египетская упоминается в рассказе «Припадок» как потенциальная возможность измениться для женщин из публичного дома, а в рассказе «Панихида» — как пример получившей прощение блудницы. Как видим, семантика греха, связанная с этим образом, присутствует в текстах А.П. Чехова, но она неотделима от семантики покаяния, задающей высокую духовную перспективу для тех, кто сравнивается с преподобной Марией Египетской.
Итак, египетская тема реализуется в текстах писателя, с одной стороны, в мотивах бегства в Египет и исхода из Египта и имеет семантику спасения, с другой стороны, она сопряжена с мотивами скорби, несвободы и смерти, заданными мотивом египетского рабства. Также в произведениях и письмах А.П. Чехова присутствуют семантически полярные по отношению друг ко другу образы Клеопатры Египетской и Марии Египетской, связанные со смыслами греховной жизни и возможности покаяния соответственно.
Список литературы
1. Богодерова, А.А. Сюжетная ситуация ухода в творчестве А.П. Чехова / Сибирский филологический журнал. Новосибирск, 2010. № 2. С. 29-33.
2. Васильев, А.М. Египет и египтяне. М.: «Мысль», 1986, 255с.
3. Непомнящий, В. «Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный…». О некоторых современных толкованиях Пушкина / Новый мир. М., 1974. № 6. С. 248-266.
4. Паперный, З.С. «Мужики» — повесть и продолжение / В творческой лаборатории Чехова. М.: «Наука», 1974. С. 54-77.
5. Ткачев, А., прот. Мы вечны! Даже если этого не хотим. Книга 1. Симферополь: «Родное слово», 2014., 304с.
6. Феофилакт Болгарский, блаж. Толкования на Евангелие от Матфея / Феофилакт Болгарский, блаж. Благовестник: В 4 т. Т. 1. М.: Издательство Сретенского монастыря, 2010, 448с.
7. Чехов, А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. / Сочинения: В 18т. / Письма: В 12т. М.: «Наука», 1974-1982.
1«<…> климат Египта считается идеальным для лечения легочных болезней, особенно зимой. Египтяне крайне редко болеют туберкулезом» [Васильев, 1986, с. 10].
2Библейский Иосиф Обручник упоминается лишь в двух «деревенских» повестях А.П. Чехова — «Мужики» и «В овраге». В последнем случае старик Елизаров видит в св. Иосифе древнего носителя своей — плотницкой — профессии.
3А.П. Чехов в письме М.П. Чеховой от 17 марта 1891 г. отмечает блестящую игру итальянской актрисы Дузе в шекспировской «Клеопатре». Он пишет: «Я по-итальянски не понимаю, но она так хорошо играла, что мне казалось, что я понимаю каждое слово» [Чехов, Письма, т. IV, с.198]. Характерна здесь номинация пьесы Шекспира — по имени одной героини, без Антония, как центрального персонажа в трагедии.
4Ср. высказывание В. Непомнящего об «издавна преследующем Пушкина образе Клеопатры», которая определяется исследователем как «сладострастная убийца и самоубийца, продающая любовь за смерть» [Непомнящий, 1974, с.260].
