ВЯЧЕСЛАВ РУМЯНЦЕВ: ХРИСТИАНСКИЙ МИР ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА

Отношение отечественной и зарубежной критики к Диккенсу в разное время было неоднозначным, однако во все времена он оставался «amanforallseasons», «романистом для всех времён» (Э. Уилсон). Зарубежные исследователи склонны видеть несколько направлений в так называемой диккенсовской «индустрии» (Д. Гросс). Одна линия развивает фрейдистскую концепцию «темного, подсознательного» Диккенса, родоначальника образов Кафки, другая – продолжает реалистическую традицию. В конце XIX – начале ХХ в. О. Уайльд и эстеты кружка «Блумсбери» (В. Вульф) поддерживали реакцию против Диккенса. В 10-30-е годы ХХ в. популярность английского писателя опустилась до самого низкого уровня, его считали исключительно детским автором, акцентируя внимание на примитивизме его творчества. Этот факт неудивителен, так как начало ХХ в. в Западной Европе было связано с бурным развитием декадентских течений, модернистского романа, идейно и стилистически противопоставивших себя не только христианству, но и реалистической литературе с её традиционализмом.

Негативное отношение к творчеству Диккенса высказывали и авторы жанра утопии-антиутопии (Д. Оруэлл). Диккенс со своими традиционными человеческими ценностями (культом семьи и домашнего очага) не укладывался в их систему вывернутого, извращенного и «опрокинутого» мира (Ф. Кинг) «всех для всех», «каждого для каждого», общественных жён и детей из «инкубаториев» (О. Хаксли) и прочих «конвейерных» антиценностей. Это можно объяснить тем, что Д. Оруэлл, характеризующий Диккенса как «радикала старого образца», «человека невысокого интеллекта» и называющий его образы «необыкновенными химерами», находится в противоположной Диккенсу, гуманистической (не христианской) ценностной системе. Для него, как и для С. Цвейга, английский писатель является всего-навсего выразителем «мещанской мелкоты».

Волна нового интереса к Диккенсу, поднявшаяся после второй мировой войны, связана с открытием его творчества «сердитыми» молодыми людьми, мятежным студенчеством второго поколения «потерянных».

Очевидно, что данный интерес был вызван вакуумом человеческих ценностей, христианских в своей основе, которые секуляризованная Европа утратила в долгих спорах между религиозными конфессиями, христианством и философией, но которые, как оказалось, сохранил для нее на века в духовной копилке своих романов Диккенс.

Примечательно, что зарубежная критика ХХ в., отмечавшая у английского писателя «острый ум», способность «проникнуть в самые сложные явления общественной обстановки своего времени», понимание экономических законов развития общества (Э. Джонсон), оставляла в стороне важную особенность Диккенса – писателя и человека – его преданность Христу-Спасителю, «перед жизнью и учением которого он испытывал благоговение» [2. Т. 30. С. 281], который «направлял его мысль и укреплял в вере» [2. Т. 29. С. 120], как писал он в одном из писем.

На наш взгляд, Диккенс – один из немногих западных писателей, кто сумел воплотить в своем творчестве мир христианских ценностей, мир, живущий согласно евангельским заповедям, где добро и зло измеряются не общественными законами, а верой Христовой.

Вопрос о вере для Диккенса имел принципиальное значение. Так, в письмах он отмечал, что Новый Завет, по сравнению с Ветхим, «имеет собственную ценность» [2. Т. 30. С. 112]. Выделяя «католичество как самую лучшую из всех (религий)» (письмо к Д. Форстеру от 30.09.1844 – 2, т. 29, с. 190), он в то же время демонстрирует пуританские взгляды, признавая «христианскую религию в том виде, в каком она исходит от самого Христа» [2. Т. 30. С. 253]. Для английского писателя особенно важно, что христианство воспитывает в человеке «смирение» и «усердие», не позволяет ему «уклониться от истинного пути» [2. Т. 30. С. 253]. Этими качествами Диккенс наделяет своих положительных героев (Поль, Флоренс, Тутс из романа «Домби и сын»). Истинным для английского писателя, как и для Ф. Достоевского, который с большим уважением относится к Ч. Диккенсу, является путь с Христом, поэтому его положительные герои – это не отвлеченно-идеализированные персонажи, а люди, верящие в Спасителя. Герои Диккенса, такие как Флоренс Домби («Домби и сын»), являясь христианским типом личности, наделены большинством христианских добродетелей (у диккенсовских героев это католические дары благодати – «кротость», «усердие», «терпение», «смирение», «невинность» и др.), максимально приближающих их к православному архетипу.

Однако герои Ч. Диккенса, живя в западном христианском мире, несут в себе и его специфику. Например, Флоренс, обладая избытком даров благодати, согласно католическим догматам, спасает своего отца, давая ему своеобразную духовную индульгенцию своих добродетелей. Под воздействием её безграничной любви к ближнему перерождаются «железный» человек мистер Домби и гордая Эдит, глубже ощущает свое ничтожество мистер Каркер, свет её добрых дел освещает так или иначе всех героев романа.

Таким образом, Флоренс в романе «Домби и сын» можно рассматривать как христианский тип личности. Она сохраняет духовную стойкость, несмотря на «уединенную жизнь». Безразличие, а порой и ненависть отца «не ожесточают её кроткого нрава» [2. Т. 14. С. 265]. В трудные минуты Флоренс обращается к евангельской молитве: «Мысленно она молила Бога благословить ее отца и смягчить его сердце, если может оно смягчиться, или просить его, если он не прав, и простить ей эту молитву, которая казалась почти нечестивой» [2. Т. 14. С. 211].

Думается, что Диккенс в своём творчестве не избежал воздействия протестантского интуитизма, что сказалось в пиетическом общении его героев с Богом (в противовес православно-соборному). Диккенсовские персонажи благопристойно соблюдают все церковные обряды, однако этим все и ограничивается, ни крещение, вызвавшее болезнь Поля Домби, ни венчание Эдит (она сбежала от мистера Домби), не приносят героям счастья, скорее, повергают их в еще большие страдания. Не оказывают эти христианские обряды и благодатного воздействия, что позволяет говорить о протестантских особенностях поиска человеком общения с Богом через внецерковное, интуитивно-чувственное познание. Влияние протестантской идеи о предопределении сказалось, на наш взгляд, и в некоторой схематической заданности положительных и отрицательных персонажей, в «рождественских» концовках, в частичной замене внутренней характеристики героев внешней или пространными авторскими комментариями. Однако это ни в коей мере не умаляет духовно-нравственного значения творчества Диккенса для западноевропейской и мировой литературы.

В христианском художественном мире Диккенса, сверяемом с евангельскими заповедями, понятия любви, совести, страдания, сострадания, прощения, терпения, смирения, кротости, гордыни получают категориальное значение в формировании и определении христианского типа личности и познании Истины – Христа. Так, муки совести для Скруджа, героя «Рождественской песни в прозе», становятся категориально определяющими в переходе его личности гуманистического типа к христианскому, что позволяет трактовать его перерождение не как «рождественно-сказочное», как это делает гуманистическая критика, а как естественный процесс обретения человеком божественной Благодати в результате мучительного раскаяния и переоценки ценностей. «Добрый Дух …» – с этими словами Скрудж обращается не к абстрактным духам прошлого, настоящего и будущего, здесь можно говорить о его внутренней молитве к Богу, интуитивно-пиетическом ощущении Христа. «Добрый Дух <…>. Скажи же, что, изменив свою жизнь, я могу ещё спастись от участи, которая мне уготована» [1. С. 68].

В образе мистера Домби из романа «Домби и сын» определяющей категорией характера становится грех гордыни, который им самим достаточно четко сознается. Важно, что гордыня Домби рассматривается и осуждается писателем как тяжкий грех, обрекающий не только самого человека, но и окружающих его людей на мучительные страдания. Диккенс показывает раскаяние героя под воздействием благодатной любви дочери, «верное сердце» которой «обратилось к нему» [2. Т. 14. С. 247]. В христианском мире Диккенса основополагающей истиной в обретении человеком образа Божьего становится не страдание, а сострадательная любовь к ближнему. Именно такая любовь дочери спасает Домби от греха самоубийства и способствует преображению его личности. Христианский тип личности Флоренс тесно связан с категорией евангельской любви, которая «долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражает, не мыслит зла, не радуется неправде, а сообразуется истине; / Все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит». (Новый Завет. 1-е послание к Коринфянам).

Как христианский писатель, Диккенс призывает каждого человека к ответственности перед Богом за грехи всех: «за детство, чуждое невинности, юность, лишенную скромности и стыда, зрелость, в которой нет ничего зрелого, кроме страданий и греха, гнусную старость, позорящую образ человеческий (2, т. 14, с. 236). Эти пороки писатель-христианин рассматривает как порождение «свиты ангела разрушителя», борьбу с которым Диккенс ведет «обоюдоострым мечом» евангельской Истины. Не случайно христианская основа творчества Диккенса была высоко оценена Ф. Достоевским, который отметил близость взглядов английского писателя православному сознанию: «…мы на русском языке понимаем Диккенса, я уверен, почти так же, как и англичане, даже, может быть, со всеми оттенками, даже, может быть, любим его не меньше его соотечественников» [3. Т. 3. С. 154].

Однако следует указать и на то, что не только соотечественники писателя, но и Запад зачастую не только не воспринимает христианскую основу творчества Диккенса, но и намеренно искажает её, находясь в другой (антропоцентрической) гуманистической системе ценностей.

Например, С. Цвейг, анализируя творчество Диккенса с гуманистических позиций, выхолащивает смысл христианских понятий смирения и сострадания, придавая им негативно-индивидуалистический оттенок. «Если он и готов подняться выше, – пишет С. Цвейг о Диккенсе, – то сострадание каждый раз грузом висит на нем. Всякий раз масло сострадания (часто прогорклое масло) смиряет ураган вызванных им стихий; сентиментальная традиция английского романа берет верх над волей к величавому» [4. Т. 4. С. 65]. Думается, что христианский мир Диккенса имеет мало общего с «сентиментальной традицией» английского романа атеистической и рационалистической эпохи Просвещения XVIII в. Кроме того, гуманистический взгляд С. Цвейга не позволяет ему осознать, что то, что с его точки зрения является отрицательной характеристикой английского писателя, в системе христианских ценностей становится достоинством Диккенса-писателя. И это смирение и сострадание. Сострадание, как любовь к ближнему, не позволяет человеку возвыситься в своей гордыне индивидуализма, а «смирение урагана» страстей ограждает и отводит его от многих грехов, прежде всего от невоздержанности, прелюбодеяния и гордыни.

Вячеслав РУМЯНЦЕВ 

Читайте также: