РОМАН КРУГЛОВ: ВРЕМЕННОЕ ЯВЛЕНИЕ
Наблюдение за жизнью «сквозь культурный контекст» было присуще литературе задолго до постмодернизма, из русских писателей в этом больше всех преуспел Пушкин. Германн имеет явные черты маленького человека и романтического злодея – жизнь впитала в себя литературные типы и вернула их в новом качестве. Ирония, игра на сопоставлении разностилевых элементов – пушкинские приемы («Господний раб и бригадир, // Под камнем сим вкушает мир»). «Маленьким трагедии», «Повести Белкина» – не просто опора на традицию, а вовлечение читателя в ее переосмысление. Так в чем же новизна так называемой постмодернистской литературы? Постмодернизм утверждает свое право на вторичность («все уже сказано»), в этом и состоит его новое слово. Это слово о тщетности всего.
Постмодернизм как художественная идеология ориентирован на исчерпание ценностей, вместо них – фальшаки (Бодрийяр), вместо ценностной вертикали – горизонталь (Делез и Гваттари). Как удачно обобщил А.Л. Казин, и человек уже не личность и, тем более, не образ и подобие Божие, а складка, поверхность, тело без органов. Будучи ориентированным на исчерпание смысла, постмодернизм ни к чему другому и не может привести. Ирина Роднянская выразила надежду на то, что Пелевина вывезут ирония и нутро артиста – не вывезли. Слишком ощущается в его поздних вещах, что автор устает от собственной задумки, не дописав до середины и заполняет оставшийся объем более или менее остроумным фантазированием. В каждой новой книге стандартный набор: измененное сознание, экзотика (Япония, Египет, Вавилон, Китай – не важно), вариации на тему истории и что-нибудь недавно нашумевшее, модное. Постмодернизм стремится к развлекательным формам, это закономерно – игра ради игры не может совершаться без коммерческих причин, поскольку не имеет внутренних. Постмодернизм исчерпал себя, поскольку был исчерпан изначально – по своей теоретической сути. Ему нечего сказать. Однако НИЧЕГО – это и есть ответ пустоты.
Временное ли это явление? О конце постмодернизма говорят очень давно (так же, как и о конце чернухи) – с конца 90-х годов, но обе установки современного массового чтива и зрелища никуда не делись. Каковы же эстетические переживания потребителя постмодернистского продукта? Ему прикольно. Для описания этого не подойдут существующие эстетические категории, необходимо ввести новую – «прикольное». Принцип мировосприятия пост-человека замечательно проиллюстрирован нашумевшей игрой «Pokemon go» – игрок в реальном мире ловит виртуальных монстров, видных через экран айфона. В этой охоте нет логики, покемон может появиться где угодно (кому-то… не важно). Зачем, почему надо ловить покемона – размышление не подразумевается. По сути, человек сам переселяет себя в виртуальную реальность, сам становится виртуальным монстром. С каждым пойманным покемоном в человеке все меньше от человека и все больше от покемона. Возможно, скоро покемоны и оставшиеся люди сойдутся в последней битве.
Самое оптимистичное положение статьи Вячеслава Лютого в том, что «людей с ясным духовным зрением – множество по всему миру, даже в самых очаговых, исключительно плотных сосредоточениях постмодернизма». Очевидно, говорить о литературе постмодернизма безотносительно его «антропологии» непродуктивно. Литература будет играть в вымышленную жизнь до тех пор, пока современному человеку прикольно. Однако это, безусловно, временное явление, поскольку все, что имело начало, будет иметь конец.
