ОБЛОМОВ И ГОНЧАРОВ

1.1. В мире бесконечных отражений Обломову ничего не оставалось, как написать роман «Гончаров», но ему нелегко было растолкать себя до чего-нибудь осмысленного, да и Гончарова он знал весьма посредственно, и потому он считал себя вправе умалчивать о своём знакомце столько, сколько было нужно для того, чтобы не писать о нём вовсе.
1.2. Предчувствуя подобную неблагодарность, Гончаров сделал Обломова более убийственным лежебокой, нежели он был на самом деле. Поэтому роман ещё долго казался окружающим шаржем на русскую действительность, ничего такого, по сути, в себе не содержащую.
1.3. Когда Обломов, уязвлённый звучанием романа в обществе и той посредственной славой, которая начала его преследовать, решился, наконец, сесть за сочинение, он полностью отверг гиперреалистические методы Гончарова и начал его жизнеописание с фраз, характеризующих героя как полнокровного семьянина и отменного работника, чем не привлёк к сочинению ни малейших толков.
1.4. Мы, остающиеся хранителями обоих романов, ни в коей мере не согласны с мнением, что второй возвращает нас к некой норме бытия, тем более является родоначальником бюрократического реализма, но всё же помечаем на полях следующее: человек, созданный для дивана, есть порождение цивилизации весьма совершенной. Мнения его могут не учитываться, но вся наша героическая традиция так и норовит поднять его с одра и отрядить в какое-либо путешествие с не предречённым исходом («Слово о полку Игоревом» рисует нам всю тщету подобных предприятий).
1.5. Но даже отряженный в поход невесть за чем человек-диван останется высшим социальным достижением, которое можно уморить внешним голодом, сорвать с места и замучить, но никогда, никогда, никогда не прервать его нахождения в лучшей из обителей — наедине с собственным (?) сном, переходящим временами в воистину несносную явь.

 

Сергей АРУТЮНОВ

Читайте также: