АНАСТАСИЯ ЧЕРНОВА: ПОСТМОДЕРНИЗМ — ЭТО ВЧЕРАШНИЙ ДЕНЬ
Для того, чтобы рассуждать о постмодернизме, сначала необходимо разобраться с тем, что же понимается под модернизмом. Если совсем кратко: интуиция модерна родилась в кружках итальянских гуманистов 16 века. Модерн – это победа апполоновского начала над дионисийским, примат формы над содержанием и вытекающий из этого усиленный эстетизм. Сущность модерна как духовной эпохи выражается в том, что субъект выступает в качестве центрального и последнего источника знаний о мире, в качестве выразителя его насущных проблем и преобразователя. Вся жизнь строится на одной единственной ценности – разуме. Подобная великая западная традиция идет еще от древних греков, когда Протагор провозгласил: «Человек – мера всех вещей». Все кажется разумным и понятным. Осталось только творить в этой системе координат. Однако… Что-то пошло не так.
Первыми забили тревогу французские философы еще в 1960-х годах. Можно ли продолжать писать художественные произведения так, как это было раньше, до появления концлагерей? Ужасы других эпох в сравнение не идут. Те же арены со львами в первые века христианства были явлением иного порядка: тогда языческая культура боролась с христианством. Теперь ситуация принципиально изменилась. Плодами просвещения и всемирной классической культуры пользовался если не каждый, то многие. Но цветущее искусство, грамотность, прочие достижения цивилизации – не предотвратили появление ГУЛАГА. Получается, грош-цена такой культуре. Можно, конечно, закрыть глаза и представить, что все хорошо. Можно продолжать работать в добрых классических традициях, словно ничего не случилось. Только все это будет неправдой.
По мнению французского философа-постмодерниста Лиотара, наше знание организовывали и направляли три мифа или метарассказа: идея эмансипации человека, теология духа (когда у истории есть направление и цель, что сформулировал Гегель), герменевтика смысла (т.е. интерпретация текста). Теперь эти три мифа уже не кажутся убедительными, и Новое время закончилось. Исчерпанность идеализаций сказалось как на культуре, так и на личности. Постмодерн – это не новая эпоха, не новая культура, это не новая система ценностей; это, прежде всего, состояние культуры после того, как модерн состоялся. Другими словами, постмодерн – это модерн, зализывающий раны.
Можем ли мы согласиться с подобным раскладом? Конечно, почему нет. Глубокий кризис всего гуманистического мышления закономерен: построенное на песке рассыпается при малейших сознательных, целенаправленных и случайных воздействиях. Да, в обществах, опирающихся на гуманизм, утвердилась диктатура, истребляющая людей по национальному или классовому признаку. Да, нужно было срочно искать пути выживания после разрушения идеалов и метарассказов. Только возникает один вопрос: а подлинная русская культура здесь причем?
Еще Ф.М. Достоевский писал о том, что гуманизм – неосновательное понятие в русском мире: оно не укорено в национальном сознании, отвлеченно и беспочвенно. Это атеистическое обоснование морали, добродетель без Бога и Христа. Русская же литература держалась на других основаниях – на категории любви и милосердия.
При всей стройности рассуждений философов-постмодернистов Лиотара, Хабермаса, Гвардини, Фидлера, Кеслера, Баумана, Беньямина, Деррида, Рорти, Андре Грюгсмана и др. – понятие тут же рассыпается, как только мы поставим вопрос о месте Бога во всей этой концепции. Постмодернизм (как и модернизм, где человек – в центре всего) произрастает из реальности, которая не предполагает в жизни иного, божественного, измерения. Эта оценка постмодернизма актуальна для российских писателей, опирающихся на западные традиции, а также для советской культуры, которая тоже вполне вписывается в парадигму гуманистического поиска. Не случайно, кстати, почти все видные теоретики постмодернизма были и убежденными марксистами.
Но сейчас – «цвет времени» вновь изменился. Коммунизм потерял свои позиции, западный и советский художественный поиск, как минимум, уже не является главным и единственным. А это значит, что не только дискуссия закончилась, но и сам дискуссионный материал становится постепенно достоянием истории.
