О КНИГЕ ВАСИЛИЯ КИЛЯКОВА
«Где смиренье, любовь и печаль»…
О книге Василия Килякова «От истока к устью». — Воронеж, 2021
Стихотворения заветно полны любви к родной земле и ко Господу нашему!
Это классика современной поэзии. Есенин там, предполагаю, в восторге!
Сергей Пылев
Стихи Василия Килякова стали откровением для меня в 2021 году. Опубликовав подборку в журнале «Берега», а затем получив сборник из рук самого автора, открыла самодостаточный поэтический космос, обретя нечаянную радость, чувство плотности и надежности внутреннего мира русского православного человека.
Зная, что Василий Киляков — крепкий, талантливый, оригинальный прозаик и объективный критик, с теплом в душе увидела, что как поэт он обладает своим голосом и лирической интонацией, в которой трагические волны бытия обретают мощность симфонии. Вступительное слово к поэтическому сборнику написала вдумчивая Римма Лютая, определившая его как «лирическую стихию милосердной, внутренне чистой и доброй личности».
«По дороге неторной, ковыльной»
Исток жизненной реки лирического героя Василия Килякова — это светлая Русь и извилистый путь, как без него, без движения, путь неторный, ковыльный, а взгляд — чаще в небо, чем в землю, на отдалённые звёзды, на дальнее светило — луну, в «миры иных полей», чей холодный свет рождает желание прижаться к родной, тёплой почве, как к матери,
Куда направлен «коней торопливых очарованный бег»? А полет вольных журавлей? А куда мчит «фордик меж полей»? Нет ответа, никто не догонит, потому что не знаем, куда идём. Нам хочется пристальнее всмотреться в жизнь наших предков, наших мам, и не обнаружить там нынешней окаянности, а лишь святость:
Утром она, как святая,
Последним — голубок кормит.
Память подгоняет другие картины из прошлого, дарующего силы природы с избытком. Вот семья лосей переплывает Оку:
Потом на берег первозданный
Все выбрались —
И затрубил
Сохатый дико и гортанно
В избытке грозных, дерзких сил.
И вся Россия предстаёт океаном сюжетов и тем, глубинных, величавых, священных:
И такое волнение, братцы,
Словно в небо нырнул головой, а до дна
Ну, никак не добраться.
Вдруг, случайно встреченный человек видится родным:
Рукою доброй человека
Взял русский человек.
И это нормально, по-божески, душевно, вольно, широко.
И как овец печальный пастырь,
Пасёт три тучки небосвод,
под которым протекает «жизнь-веснянка в васильковом платьице».
«Млечный Путь пылит…», не от его ли пыли вдруг возникает желание странствий, неудовлетворённость существующим положением:
Уеду вдаль, уеду навсегда…
И вновь пойму, что я люблю Россию,
В которой счастье жить и умереть.
Власть земли, ее неизмеримая сила удерживает,
«коренная система любви
Да к земле крестьянская тяга».
Вспоминается сенокос, во время которого попадается птичье гнездо: «Обойду, окошку, сберегу…»
Острое чувство пронзительной нежности ко всему живому особенно сильно в деревне, где «лежу в стенах на сеновале —
и жизнь люблю», где «бойкий петух горланил,
И заря на ладонь легла», где «куры пьют из лужи//
небес голубизну», где «заря костром калины //Сентябрю рубаху сушит».
Это чудо русской стихотворной речи, сладостного бытия, когда заплечный груз легок, как перышко, а ты, как река, пробивая себе путь меж холмов и лесов, отражаешь в себе небо, его иконописные краски на заре.
«Мы разные, а путь у всех один…» — говорит поэт. Это путь поиска, ответов на извечные вопросы:
Под какою корявой звездой
Ты, Россия, плывешь в непокой?
Неужель, чтоб ожить, тебя мертвою
Сбрызнут водой —
А потом уж живою?
И вновь поэт бежит от «ожиревшей бабы Москвы», в деревню, которая «душу вылечит и разбудит,
Образ вымоет до новизны…
И вспыхнет светом «добро, что несёт она людям,
То, которому нет цены…»
Только бы хватило веры «в народ наш искренний», было бы «чувство Бога», а в неверии – гибель и «вселенский страх»!
«Неповторимое»
Что такое неповторимое? Это чувство любви, чувство остро увиденного бытия, неотвратимого, внезапно настигающего и переполняющего:
Заболеть бы непоправимо
Безответной любовью.
Снова стать гордым, нежным,
И счастливым — так ясно, так зримо.
И счастливо-безбрежно —
Непоправимо!
Это рука об руку идущая, восстановленная ненадолго действительно счастливо безбрежная гармония, предчувствующая несбывшееся:
Я постигаю этой жизни суть —
Увидеть сердцем, как не вечно
Всё, чем так люди дорожат.
И в теснинах горней души, на путях прощения и сердечного умиления, а также осознания неслиянности с той, кто знает пределы и муки, рождается молитва:
Я украдкой молюсь за тебя…
А в «саду гремит тишина», пронзённая соловьём среди жёлтых акаций, и пылает костром боль души: «Было! Было!» и, может быть, детская вера в Божественную доброту.
И в осмыслении целостности жизни, в осознании того, частью какого целого ты являешься, нет обид, безысходности, ощущения тупика, а есть вопросы, рождённые в напряжённом личностном пространстве поэта:
Кто же жизни выучит умных нас?
О Господи, зачем мы все не дети?
Зачем враги?
Мы все в пути…
В одном огне мы все горим…
«Дар и вечность»
Родная земля, Православная вера взрастили мудрого, мужественного и в то же время нежно и тонко чувствующего, любящего, благодарного сына, в сердце которого боль за утерянные смыслы, за погасшие источники света:
Третий Рим, проданная земля,
Толпа рассеяна, столица пьёт.
Родиной сорят… Жизнь – базар.
Его сердце в печали «за крест Христов», за потери, за «жизнь на тризне», оно жаждет «подвига и труда», совестливости, правды, нравственности… Его взгляд органичен и пристален, что даёт ощущение его не одинокости, а как одного из нас.
Ведь не зря:
Пригубил я святого питья
Окаянной душой поэта.
Это значит, что Василий Киляков получил творческий дар от вечности — противостоять худым временам погони за материальными достижениями, пренебрежения святыми ценностями, что равно движению по краю над пропастью, глубину которой дано постичь лишь творческому человеку.
Органично для русского поэта вписывание в себя мироздания по имени Россия, наполненного божественным духом, путь «в Небеса, где смиренье, любовь и печаль».
Радуясь за себя и за читателя, которому повезет встретить сборник поэзии Василия Килякова и постичь духовное ратоборство, я с любовью вчитываюсь в строчки о Божьей Матери «Спорительнице хлебов», о краюхе Господа, которой всем хватило, всматриваюсь в свет огней, в письмена голубиных перьев, вслушиваюсь в ангельское пенье, в дыхание без берегов, в тайну наших душ, потому что большая личность поэта прозревает корневое, фундаментальное, душеопорное, укрепляющее, удерживающее, прорывное посреди нынешнего хаоса, рядом с которым «мир в Боге и в детях».
