ИЛЬЯ ВИНОГРАДОВ: В НЕБЕСНОМ ПОЛЕ

Илья ВИНОГРАДОВ

Кола

Кола, древняя река ты,

К полюсу течение.

Сопки в ряд у переката

Круто подбоченились.

 

Словно клык, на Коле камень

Бередит воды стекло.

Имя «Кола», между нами,

Из санскрита вытекло,

 

Напитало влагой корни

Мудрые и старые:

Сосны взмыли непокорно —

Чистокровки-арии.

 

Солнце за полночь садится,

Выйдя до заутрени.

Валунов спит вереница,

В мех, как в мох, закутанных.

 

У излучины присяду

На подстилку хрусткую,

Сто веков покоя кряду

За спиной почувствую.

 

В небо взглядом опрокинусь,

В смоль ночную ясную.

Колыхнет Господь травинку,

Тайне сопричастную.

 

И, почуяв в миге вечность,

Вздрогну каждой косточкой.

Тело что? — огарок свечки

Пред душою-звездочкой.

 

Дом души — в небесном поле,

Где полоской пенною

Млечная впадает Кола

В Кольскую вселенную.

 

 

 ***

Про точность образов и слов

Мне сибирячка говорила.

И вечер, черен и суров,

Стремился птицей шумнокрылой

Над Подмосковьем за предел.

Я миллион мгновений кряду

В глаза сибирские глядел –

И понимал, что слов не надо.

Излишен шепот, хрупок крик

В тайге оснеженной бескрайней,

Где государственный язык –

Язык безмолвия и тайны,

Где времени тревожный бег

Неспешной приглушен порошей,

И если рядом человек –

То он красивый и хороший.

А вечер оперялся тьмой,

Светлей которой нету в мире.

И, образный нарушив строй,

Теплом тянуло из Сибири.

 

Перо

Стремясь пространство распороть

Скругленной кромкой цвета хрома,

Упруго, как живая плоть,

И, словно небо, невесомо,

Перо коснется вдруг руки

В непредсказуемом полете,

Причудливом, как вязь строки

Из книги в древнем переплете.

И я замру, навек пронзен

Тоской по промелькнувшей птице,

Недостижимой, словно сон,

Который дважды не приснится.

 

 

Хастинапур

Полетели до Дели вдвоем —

По священной земле погуляем,

В Тадж-Махал белоснежный махнем

И в заснеженные Гималаи.

 

Раздадим нищете пятаки,

Что с воды перебились на воду.

Поучиться еще у таких

Улыбаться в любую погоду.

 

Спросит рикша – его не жалей,

Нынче он на электромопеде –

Десять рупий. Нам – десять рублей,

Рубль теперь словно рупия беден.

 

Полетели любого числа!

Наш маршрут будет строго случаен.

Ты ж киваешь в ответ на дела

Иль вздыхаешь и не отвечаешь.

 

Что с того, что распахнута дверь

И повсюду дорожные сети?

Чудеса так доступные теперь,

Что как будто и нет их на свете.

 

Но для нас приберег я тропу,

Что уводит из дымного Дели

Сквозь печали, тревоги, метели

В приснопамятный Хастинапур.

 

 Южный крест

Ищу над царством вьюг

На небе Южный крест.

Мне возражает друг:

Тот крест – не с этих мест.

 

Ковш гнутый по ночам

Вычерпывает тьму.

А крест – не по плечам.

Но я назло всему

 

Ищу средь вьюжных снов,

Печальных, как зола,

То ль новых берегов,

То ль пятого угла.

 

Старец

Седина как писаний страница —

Чисто старец, блаженный вполне.

Клянчит мелочь с утра – похмелиться,

Мутным глазом елозя по мне.

 

Словно вязь на руках его вены,

Как сиянье вокруг перегар…

И в тот миг, словно в миг откровенья,

Я иные узрел берега.

 

Не цветастые райские кущи,

Не предвечный покой вековой –

Коммунальную бедную гущу,

Стен обшарпанных грязный конвой,

 

Одинокость убогой коморки,

А в толпе – одинокость вдвойне,

И чем дальше, тем более горький

Запах снов о далекой войне

 

Обездоленных лет вереница

В черной канет вот-вот полынье.

Седина как писаний страница —

Чисто старец, блаженный вполне.

 

Вор

Нет соседей, мыслей кроме —

Бродят строго невпопад.

До того безлюдно в доме –

Даже вору буду рад.

 

Расскажу ему, свой в доску,

Про тоску и тяжесть лет,

Про мечты, которых вдосталь,

Тех, с которых проку нет.

 

Про безмолвствующий ясень,

Про забвенья благодать…

Плюнет вор – и восвояси:

«Грех больного обижать»

 

 

 Памяти Глеба Горбовского

 

Дрогнул над Невой туман

И поплыл бесплотным воском

В улицы, залив, стакан –

За тебя, поэт Горбовский!

 

Жизнь — зачумленный вокзал:

Встречи, драмы, урки, лохи.

Вроде о себе сказал,

Оказалось – об эпохе.

 

Век был красен, черен, бел,

Весь чистилища навроде.

О себе как будто пел,

А на деле – о народе.

 

Но поэт и есть народ,

Той же масти – нищета ведь.

А страна спешит вперед

И поэтов не считает.

 

Полутьма и полусвет,

То ли поздно, то ли рано.

Над Невой идет поэт,

Над речной открытой раной,

Дрогнул под ногой туман…

 

 

Челнок

Сник рыбак в челне курносом,

На простор устав смотреть,

Весла осушил и бросил,

Выпростав, отбросил сеть.

 

Зыбь челнок едва колеблет,

Веют думы про судьбу:

Плыл – в начале – в колыбели,

Поплыву – в конце – в гробу.

 

За разлив зари вечерней,

Где водой стал небосвод

Молчаливое теченье

Челн задумчивый влечет.