



БЕСКОНЕЧНЫЙ СОН
Он несся по степи, рассекая высокую, иссушенную солнцем траву. Чувствовал, как перекатываются мощные, тугие мышцы, как легко ступают крепкие лапы, как упругое тело ловко огибает колючие кусты и стволы редких деревьев, а после расправляется в летящую стрелу, приближаясь к цели. Вот, опоенный скоростью и хищным азартом, он уже улавливает жаркое от безумного бега и страха дыхание мчащегося впереди живого существа; всем естеством осознав тот единственный нужный момент, в ликующем прыжке настигает жертву, подминает и впивается в судорожно извивающуюся горячую плоть, глотая куски мяса и кровь. Толчками вытекающие из растерзанных артерий силы переходят в него, наполняя каждую частицу созданного для погони организма, этого совершенного орудия, невыразимым наслаждением, которое постепенно превращается в умиротворенность. Он растягивается рядом с тушей молодой антилопы, лениво лижет вязкие красные пятна на своей рыжей в черных полосках шкуре и сквозь дремоту ощущает жар поднимающегося в небо яркого диска. Он готов сколько угодно находиться в этом состоянии медлительности и притупления чувств.
Солнце стоит в зените, разливая жар, земля раскалена. Он медлителен и отгорожен от большей части окружающего мира – тело упрятано в прочную раковину, чьи спирали закручены по правилу золотого сечения. Но он не имеет никакого понятия ни о золотом сечении, ни о раковине, ни вообще о чем-либо вокруг и даже почти ничего не чувствует. Есть лишь бесформенное, бессильное желание добраться до прохладного пятна травы, которое различают глаза, сидящие на длинных щупальцах над головой. Но, в отсутствии иных ощущений, это притупленное стремление становится всеохватным и заставляет ползти к цели, миллиметр за миллиметром, чертя полоску слизи. Вдруг внимание увлекает запах воды, пойманный парой других, коротких щупалец. Он разворачивается, начинает двигаться к его источнику – и кружится на одном месте, не в силах забраться в узкую трещину в камне, сохранившую влагу дождя. Мучительно высыхает на раскаленной плоскости, но и этого не осознает; только где-то в глубине существа неуловимая его часть хочет избавиться от бесполезной сейчас тяжести раковины, такой же твердой и раскаленной, как поверхность под ним.
Снизу и сверху от него лишь прохладный упругий ветер. Вместо тяжести – ощущение свободы. Зоркий взгляд различает малейшее движение в желтом море раскинувшейся в сотнях метров внизу степи. Расправленные широкие крылья опираются на потоки восходящего воздуха; потом, сложившись, позволяют молнией скользнуть почти до земли и в последний момент вновь подхватывают легкое тело. Весь мир лежит перед ним, впереди сверкают вершины гор. Но и они не станут препятствием для беспредельного, как жизнь, полета, прервать который сможет только неодолимая старость. Если, конечно, быть достаточно осторожным и быстрым, чтобы раньше не встретить зубы хищника или стрелу охотника. Такая смертоносная стрела уже как-то прочертила шрам на его лапе, заставив почувствовать: лучше родиться тем, кто выпускает стрелы. Родиться в племени охотников.
Он любил рассматривать отраженную в отполированном бронзовом щите свою женственную и одновременно сильную фигуру – тонкую шею с ожерельем из зубов тигра и высокую грудь под накидкой из тигриной шкуры, длинные руки с широкими браслетами. Радовался, видя, как, привлеченные ее красотой, самые отважные мужчины готовы драться, не жалея сил и крови, за право стать мужем. Он был дочерью вождя охотничьего племени, которая сполна наслаждалась почтением и влюбленным вниманием всех окружавших, проводя в веселых развлечениях дни и годы. Это длилось долго, но потом духи-покровители за что-то разгневались на охотников и наслали голод. Согласно обычаю, духи требовали отдать лучшую девушку племени. И вот нежная кожа спины почувствовала острия копий: недавно превозносившие ее соплеменники теперь подгоняли жертву, пока она не ступила на искусно замаскированный тонкий настил из травы и веток, скрывающий глубокую яму с торчащими со дна кольями. Исполненный ужаса и отчаяния крик полетел в небо, а в груди сквозь раздирающий страх успело мелькнуть ощущение, что ему откуда-то знакомо это чувство свободного падения.
Все это он вспомнил в огромном прекрасном храме, высеченном в скале и таком высоком, что бесчисленные свечи не могли развеять налитого в купол сумрака. Он сидел, скрестив ноги, и длинные одежды из белой ткани, спадая с плеч, рисовали на темном каменном полу неровный круг. Напротив возвышались величественные Божества в гирляндах из свежих цветов. Из их неподвижных уст лились голоса, которые объясняли: он видел себя в разных телах, потому что желал насладиться теми или иными ощущениями, и каждый раз проходил через рождение, борьбу за существование и неизбежную смерть. Так во сне мы погружаемся в иллюзорные картины и вживаемся в различные роли, хотя наутро понимаем, что все это не имеет к нам никакого отношения. Но следующей ночью нереализованные желания создают новый мир, и тот захватывает сознание, заставляя забыть самих себя.
«Но ведь это был не сон!» – услышал он собственный крик.
«Это был не сон», – прозвучало в ответ, будто эхо. Но голоса продолжили: «Происходящее сейчас – тоже не сон. Но что ты подумаешь, когда это закончится? И разве не забудешь?»
И он забыл. Забыл о Божествах в храме, о равнинах и горах, полетах и падениях. Он сидел перед компьютером на скрипящем стуле. Ломал голову, как закончить в срок работу и получить место начальника отдела, о чем давно мечталось. Но сосредоточиться было непросто: беспокоил желудок, неприятно тяжелый из-за жирной пищи, которая почему-то так нравилась, от неудобной позы ныла слабая спина. Иногда с какой-то досадой начинал думать: почему человеческое тело не такое крепкое и выносливое, как у диких животных? Где-то в глубине существа ему хотелось все бросить – умчаться далеко-далеко, променяв обыденный комфорт на бесприютную свободу, или хотя бы отгородиться от всех забот непроницаемой, неприступной стеной… И было неизвестно, какое из этих желаний возьмет верх и определит его следующий сон.
Илья Виноградов