ТУВИНСКИЙ ЗАЯЦ

Генеральный секретарь Тувинской Народно-Революционной партии Салчак Тока, учась в Москве, подружился с одним Генералом из соседней Монголии.
          И вот однажды Генерал со свитой прибыл в гости в столицу Тувинской Народной Республики — Кызыл. Генеральный секретарь решил порадовать гостя чем-то необычным. Но чем? Природой Генерала не удивишь — в Монголии не хуже; дворцов, памятников архитектуры в Кызыле нет. Да и после красавицы-Москвы с ее Кремлем, Красной площадью, собором Василия Блаженного разве можно этим удивить? Остается одно — роскошный стол. Благо при нем служил хороший повар — кореец по имени И Го.
          Генеральный секретарь пригласил И Го к себе в кабинет:
          —   Скажи, дарга*, чем можно порадовать дорогого гостя? — спросил у корейца Тока.
          Повар задумался.  Любое блюдо он мог приготовить вкусно, поэтому И Го пожал плечами и тихим голосом сказал:
           —   Как скажите, Салчак Колбахорекович, а я постараюсь. Вы меня знаете, — со скромным достоинством произнес он.
          —  Знаю, знаю, — доброжелательно сказал генеральный секретарь. Он не спеша встал с удобного кожаного стула, медленно вышел из-за большого красивого дубового стола, неслышно ступая по толстому ковру с тувинским орнаментом, подошел к повару и фамильярно положил ему руку на плечо. Тока знал этого сухощавого сутулого, но талантливого корейца уже много лет — с тех пор, когда И Го пришел с Сибирской армией  командиров Щетинкина и Кравченко в Урянхайский край*.
          —   И Го, сколько дней вы  шли из Красной республики Степного Баджея до Белоцарска*? — задал генеральный секретарь традиционный уже в их отношениях вопрос.
          Кореец улыбнулся, он знал, что Большой дарга задаст этот вопрос.
          —  Тридцать четыре, Салчак Колбахорекович.

          —  Тридцать четыре, — удовлетворенно повторил генеральный секретарь. Он покровительственно улыбнулся своему повару, снял руку с его плеча и не спеша с чувством собственного достоинства двинулся по ковру, заложив руки за спину. — Знаю, знаю, — задумчиво и доброжелательно повторил Тока… — Баран ему и дома надоел, марал у них тоже водится… Рыба, балычок, икра? — у тувинцев и у монголов эти блюда не в большом почете, хотя, конечно, на столе и они будут — на закуску. А вот, так сказать, основное блюдо?! Вокруг которого и разговор должен оживиться и чтоб запомнилось оно надолго, — генеральный секретарь замолчал подошел к широкому окну, и посмотрел  на серую, сталью отливающую под хмурым октябрьским небом, реку.
           В кабинете было хорошо натоплено, но Салчак Колбахорекович зябко передернулся — он, глядя на ледяные воды Улуг-Хема*,   вспомнил, как в детстве, в своем урочище, ходил на охоту.  Не от хорошей жизни, конечно, он пошел на охоту в тот холодный с хиусом* день — есть было нечего. И ему повезло — вернулся с добычей. Авай* тут же зажарила длинноухого. Он ел зайца, облизывал пальцы, и ему казалось, что в мире нет ничего вкуснее…
          Салчак Колбахорекович вернулся к своему столу.
          — А зайца можешь приготовить?
          — Могу, — не задумываясь ответил И Го. — Только у нас зайцев нет.
         —    Будет, иди, — генеральный секретарь снял тяжелую трубку большого черного телефона, сказал по-тувински. — Мерген, поймай зайца и отдай повару. Немедленно! — Тока плавно опустил на рычаг трубку, задумался.
          По распоряжению Большого дарги был снаряжен отряд из десяти всадников министерства обороны ТНР. Всадники, проскакав по пыльной центральной улице мимо первого в городе двухэтажного здания бывшего переселенческого управления, на балконе которого когда-то любил пить китайский чай царский комиссар по делам Урянхайского края — Григорьев, выехали к войлочным юртам, стоявшим на краю столицы. Старший  — полковник  Мерген Оюн подскакал к ближайшей юрте, плеткой огрел лаявшую собаку и спросил у хозяина, выглянувшего из-за тонкого войлочного полога, прикрывающего вход:
          — Зайцев где-нибудь в округе видел?
          —  Да, да, — закивал радостно хозяин юрты. — Вон там, у подножия тех гор. — Он показал рукой на невысокую из песчаника горную гряду, покрытую карагатником.
          Полковник отпустил уздечку, хлестнул по крупу низкорослого монгольского жеребца, вынул из ножен шашку и понесся галопом.               

          Если честно, то работы у полковника Мергена Оюна, несмотря на высокую его должность в государстве — начальника личной охраны Большого дарги, было немного, и поэтому он рьяно старался выполнить каждое редкое поручение генерального секретаря ТНРП и члена Президиума Малого Хурала ТНР. Ко всему прочему, он, как и каждый настоящий тувинец, любил охоту. Потому и понеслись на всем скаку всадники под его началом, оставляя после себя выбитую копытами дернину да клубы пыли. Мерген нисколько не сомневался, что выполнит приказ Большого дарги — хоть из-под земли, но найдет и загонит зайца. Единственное, что его беспокоило в команде Салчака Колбакорековича, — слово: «Немедленно!» Сколько это «немедленно» — час, два, день? И не осерчает ли Большой дарга, если «немедленно» генерального секретаря не совпадет с его «немедленно»?..
          К счастью для полковника Мергена Оюна, уже у березового колка, который находился на полпути от юрты арата*, собаку которого он отхлестал плеткой, до гор из песчаника всадники вспугнули косого. Заяц оказался крупным с длинными сильными лапами, которые понесли его прочь. Но длинноухий уже почти отлинял и выделялся ярко-белым пятном  на серо-желтом фоне невысокой травы, полусъеденной и вытоптанной овцами еще летом.
          И потому заяц вскоре был загнан и почетно доставлен на кухню к корейцу И Го.
          У корейца И Го на кухне был порядок идеальный,  хотя помощников у него было всего двое. Два Василия. Один — русский парень по имени Вася — истопник, и водовоз, и поваренок в одном лице. Второй — огромный сибирский кот  Васька — сторож провизии. Васька ловил мышей, и, конечно, был любим небольшим коллективом кухни.
          И Го с детства любил кошек, но на Сахалине, где он родился, их большая семья еле-еле сводила концы с концами — на детей еды не хватало. Потом пришли японцы, и И Го с родителями переехал на материк. На материке с десяти лет он начал работать на кухне у трактирщика — богатого корейца Кима. Потом началась революция и Гражданская война. И Го ушел от Кима к партизанам. За годы войны он постепенно перекочевал в Восточную Сибирь, откуда вместе с Сибирской армией  красных командиров Щетинкина и Кравченко, в которой он служил поваром, пришел в Урянхай, где и обосновался в Белоцарске — маленьком, но столичном городке края, где в основном проживали  русские, но где, к своему удивлению, он встретил скромную, но сразу запавшую в душу, кореяночку, выросшую в бедной русской семье, — Машу. Поженились, на краю городка И Го вырыл землянку, рядом разбил огород, ну теперь, казалось, можно было и кошку завести, но его пригласил на работу сам Большой дарга, партия которого к тому времени пришла к власти в Урянхае, а потом начали рождаться дочери и, хотя огород и кухня давали достаточно пищи, чтоб прокормить большую семью, — землянка была тесной. На настоящий же дом средств не было.
          Так маленькая детская мечта о кошке и осталась бы не осуществленной, если бы однажды в дверь кухни не постучал мальчик-оборваныш и не попросил хлеба. И Го пожалел его, накормил, потом нагрел воды на плите. И вот тут, когда мальчишка снимал свои лохмотья, кореец услышал странный звук: жалостливый и тихий. И Го сунул руку в лохмотья и вытащил из них маленький серый комок, который испуганно замяукал, пытаясь уцепиться острыми коготками хоть за что-нибудь, а так как, кроме руки корейца, которой он держал котенка на весу, поблизости ничего не было, котенок вцепился в руку И Го. Кореец от неожиданности вскрикнул, но тут же засмеялся и прижал беззащитное животное к себе.
          Оборваныш смыл грязь и оказался белобрысым русским мальчиком.
          — А я думал, что ты китайса, — пошутил И Го. — А звать тебя как?
          — Вася.
          — Откуда, ты, Вася?
          — Из Верхне-Никольского Подхребтинского района.
          — А родители где?
          Мальчик стал смотреть в окно, по щекам потекли слезы.
          — А его как звать? — Кореец с улыбкой посмотрел на прижавшееся к нему крохотное существо.
          — Васька, — сглотнув ком, вставший в горле, сказал мальчик…

          Заяц был крупным. И Го положил освежеванную тушку в чан, залил ее холодной колодезной водой, добавил уксуса. Конечно, можно было сделать проще: сначала отварить зайца, а потом сверху обжарить — так было бы гораздо быстрее, но вкус  был бы совсем иным.  И Го не мог себе этого позволить. И даже не потому, что ему бы Большой дарга или кто-нибудь из гостей сделал замечание — заяц был бы все равно вкусным, а потому что со времен работы у богатого корейца Кима, (а может быть, это было у него врожденным?), он привык все делать на совесть — чтобы не было возможности  даже в мыслях, даже во сне себя в чем-то упрекнуть.
          Через три часа И Го вернулся к зайцу: достал его из чана, нашпиговал тушку бараньим жиром, натер солью, обложил чесноком, луком и только ему известными очищенными и нарезанными кореньями, полил маслом и поставил в духовку жарить.
           —  Вася, прикрой поддувало и пока дров не подкладывай, — сказал он  своему помощнику.
          Во время жаренья И Го поливал зайца с ложки соком, образовавшимся на противне. 
          Наконец заяц был готов. Повар поставил аппетитную тушку на стол остывать. Оставалось его только переложить на красивое блюдо, украсить зеленью, добавить соуса, и можно есть. К зайцу И Го решил приготовить не менее пяти соусов. Вася во дворе рубил дрова, поэтому он сам пошел в кладовую, где  хранилась провизия, чтобы выбрать нужную для особого привкуса соуса траву, которая в засушенном виде пучками висела под потолком.
          И Го был доволен  собой: и заяц прожарился равномерно и в меру, и трава у него была заготовлена впрок, и порядок у него был отменный и на кухне, и в кладовой, и помощники у него хорошие: мешки все целы, не прогрызаны, да что там говорить, мышами здесь даже и не пахло, и Васе уже можно поручать готовить некоторые блюда самостоятельно — хороший парень:  аккуратный и уважительный — настоящий повар получится… И Го задумался:
          » Вот и старшая дочка Аришка подрастает, симпатичная, вся в мать, не успеешь оглянуться, и уж замуж невтерпеж. Это и хорошо. Лишь бы парень хороший достался. Вот Вася. Хоть и русский, а работящий, как кореец,- И Го вздохнул. — Вот только жить им негде». — И Го давно уже собирался поговорить с Большим даргой, чтобы ему помогли с кругляком да разрешение дали на строительство. Лучше на том же месте. Поставил бы сруб вокруг землянки, крышей накрыл, окна пропилил, рамы вставил, а там бы разобрал старую землянку, пол настелил, а на месте землянки погреб бы вырыл. Всем бы места хватило и Аришке с Васей. — Ну все, сегодня пусть гуляют, зайца едят, а завтра пойду к самому Токе решил для себя И Го.
          Повар выбрал траву для добавки в соусы, наложил в ковшик густой сметаны, вернулся на кухню, и, еще закрывая за собой входную дверь, услышал знакомый звук. Звук, к которому он привык за много лет и поэтому на который кореец И Го не сразу обратил внимание. И Го прошел мимо плиты к большому столу, поставил на него ковшик со сметаной, положил пучок травы и лишь после этого посмотрел в ту сторону, откуда раздавался звук. Посмотрел и замер от увиденного. Что с ним  происходило в это мгновение, можно описывать бесконечно долго, а если коротко: кореец умер — на мгновение, потом сердце опять забилось, бросило в артерии огромное количество крови с адреналином, кровь ударила в голову и, не помня себя, И Го, схватив разделочный острый нож,  рубанул по шее урчавшего от удовольствия кота,  пожиравшего зайца.
          Когда Вася с охапкой березовых полешек вошел на кухню, он удивился тишине, стоявшей там. Его шеф, которого Вася почитал за приемного отца, хоть и старался все  делать   без лишней суеты и уж тем более без лишнего шума, своей неутомимой ежесекундной, ежеминутной работой создавал на кухне особую атмосферу созидания, в которой обязательно присутствовали звуки режущего ножа, размешивающей ложки, бульканья варева на плите, шипения на сковороде или потрескивания дров в
печи.
          На кухне стояла непривычная тишина, и лишь редкие капли, ударяющие о чисто вымытый деревянный пол, словно ход часов, напоминали о том, что жизнь продолжается, что время все равно идет, независимо ни от чьего-либо желания; ни остановить его, ни, тем более, повернуть вспять.
          Вася положил дрова возле печи и подошел к корейцу, сидевшему на большой кастрюле с крышкой возле стола, на котором лежал заяц с обглоданной задней лапой, а рядом на боку вытянулся кот. Из-под кота стекала кровь, которая большими красными каплями падала со стола на пол. Кореец сидел, опустив голову в натруженные неутомимые руки, и был недвижим.
          — И Го, — тихо сказал Вася. — Папа! — в следующий момент вырвалось у него. — Папа! — парень, опустился на колени перед поваром и неумело обнял его за плечи.
          Кореец И Го словно очнулся, отстранил Васю, встал, осмотрел стол, на котором лежали заяц и убитый кот. Времени до ужина генерального секретаря с монгольским Генералом  оставалось уже мало.
          » Пока начнут, разомнуться закусками, поедят под водочку с лимоном хан*, тут и поспеет», — размышлял повар.
          — Вася, обдери кота, — сказал И Го…

          Стол был великолепен, а после конной прогулки с генералом аппетит у генерального секретаря был просто ошеломляющим. А приготовлено было как?!
          Да, повезло ему с поваром, повезло, — довольный, размышлял Салчак Колбахорекович. Генералу из Монголии тоже все очень нравилось, и особенно понравился заяц.
          —   Какой жирный, — покачивая головой от удовольствия, говорил гость, уплетая основное блюдо. — У нас в Монголии заяц не такой.

         —   Это тувинский заяц! — с гордостью за свой прием, за свое государство, за своего повара — корейца И Го,  сказал Тока…
          На следующий день, после бессонной ночи, кореец И Го пришел на прием к начальнику личной охраны генерального секретаря полковнику Мергену Оюну и попросил, чтобы его уволили. Уговоры ни полковника Оюна, ни Большого дарги, к которому повар был приглашен, не подействовали. Причину, по которой он увольнялся, кореец И Го никому тогда не сказал.
           Лишь через пятнадцать лет, после того как ТНР добровольно вошла в состав России, мой отец, направленный служить в республику и живший на квартире у корейца, узнал  про этот случай.
          Вася же женился на дочери И Го Арише, работал поваром в обкоме партии и получил большую благоустроенную квартиру в том районе, где проживали одни «шишки». А потом его забрал с собой в Москву приехавший с проверкой в Туву большой человек из Центрального Комитета. Говорят, что в умении готовить, Вася превзошел самого И Го.
          А И Го, похоронив свою единственную любовь — кореяночку с русским именем — Маша, и вырастив дочерей, которые разлетелись кто куда, доживал свою долгую жизнь один, в землянке, построенной еще в пору своей молодости и революционных преобразований, от зари  до зари копошась в своем огороде. Кошку он так и не завел и от предложений переселиться к кому-либо из дочерей отказывался — не мог жить без своего огорода.
          А когда, заболев, слег, Василий ИГоревич увез его все-таки в Москву, определил на лечение в стационар 4-го Медицинского управления, где он умер. Похоронили корейца И Го на московском престижном кладбище.


Примечание:

Дарга — начальник.
Урянхай, Урянхайский край — до революционное название Тувы.
Улуг-Хем — тувинское название Енисея, переводиться как — Великая река.
Авай — мама.
Хиус — ветер холодный пронизывающий, с песком и снегом.
Белоцарск — дореволюционное название Кызыла — столицы Тувы.
ТНР — Тувинская Народная Республика — добровольно вернулась в состав России 11 октября 1944 года на правах автономной области (сейчас Республика Тыва)
Арат — чабан, пастух, кореной житель Тувы, ведущий кочевой образ жизни.
Хан — тувинская кровяная колбаса.

 

Читайте также: