СОКРОВЕННАЯ РОССИЯ: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

22 марта в библиотеке им. Достоевского состоялась очередная встреча Клуба прозаиков. На этот раз темой обсуждения стала почти архетипическая идея «внутренней» России, которая является выражением личного понимания России, возникающего в периоды сильных общественных потрясений, каким стала Октябрьская Революция. Так в душе мыслителей формируется собственный «островок» той самой чаемой России, ценностные ориентиры которой уходят из-под ног в тяжелые периоды кардинальных изменений всех сфер жизни.

Одной из самых ярких фигур, занимавшихся этой темой в русском интеллектуальном пространстве, стал Сергей Николаевич Дурылин, известный как священник, писатель, поэт, литературовед, театральный критик, педагог.

Евгения Коршунова, заместитель директора по научной работе дома-музея С.Н. Дурылина в Болшеве, представила основные идеи творчества писателя, проблемы изучения его наследия и трактовки. Личность Сергия Дурылина является малознакомой современной широкой публике, однако, специалисты ставят его в один ряд с Розановым, Пришвиным, Шмелевым. Только сейчас начинают издавать статьи и исследования Дурылина, а также комплекс его работ об образе «незримого Града Китежа». Естественно, Дурылин не принимает революцию, но остается в России, поэтому его называют писателем «внутренней эмиграции». На протяжении многих лет он работает над записями под названием «В своем углу» (1924-1939 ), которые трудно назвать сюжетным повествованием, скорее это жанр литературно-философских размышлений в стиле «Опавших листьев» Розанова, широко представленный в русской философской мысли. Здесь Дурылин осмысляет, в том числе, трагедию Революции, размышляет над дальнейшими путями развития России, русской мысли и дела.

Евгения Коршунова поделилась своими размышлениями о заочном, но очень значимом творческом диалоге Сергея Дурылина и Ивана Бунина, развернувшемся на страницах их произведений. Эта тема мало изучена в современной исследовательской литературе. Безусловно, Дурылин не принимает описание России, которое представлено Буниным в повести «Деревня». Дурылин отвергает такой одномерный взгляд лишь на бытовую неустроенность русской жизни и изображение народа как несчастного, находящегося под патриархальным гнетом. Он критиковал Бунина за то, что тот не улавливает чистых, «сказочных» порывов народа к идеалу, находящегося в драматическом конфликте с «правдой жизни». Этот конфликт свидетельствует о том, что в народе отсутствует желания лишь бытового стяжания. Однако Дурылин, видимо, был не знаком с поздним произведением Бунина «Жизнь Арсеньева», в которой писатель уже совсем по-другому смотрит на Россию и уже видит архетипические черты русских, которые интуитивно чувствуют настоящую подлинную жизнь и дух «сокровенной России».

Вопрос отношения Ивана Бунина к крестьянской деревне подняла так же Марина Кошелева, директор Центра общественного просветительства «Бирюзовый дом» (Москва), создавшего филиал в селе Никольском, духовной родине поэта Н.Рубцова. Она, сопоставила творчество Бунина, Дурылина и Рубцова, заметив, что Бунин судил о крестьянстве лишь по центральной России и не знал Русского Севера, где жили вольные черносошные крестьяне. Кошелева призвала всех обратить пристальное внимание на деревню в российской глубинке, так как «глушь» часто и является местом сохранения «сокровенной России» в ее исконном виде.
Филолог Елена Кнорре (Константинова), преподаватель богословского факультета ПСТГУ, сравнила идеи Дурылина, такие как противопоставление «внутренней» и «внешней» России, с основными мотивами дневников Михаила Пришвина. С одной стороны, «сокровенная Россия» после революции как бы ушла под воду, ушли ее видимые очертания, но, с другой стороны, мы подошли к размышлениям: может, это не Россия ушла, а мы утратили к ней путь? Обретение Китежа («России личной»), по словам Е. Кнорре, – это внутренний путь личности, «взятие креста»: открытие мира Бога рядом, в повседневности, возвращение человека к радостному чувству мира. В этой идее проявляется ощутимое родство Пришвина с Дурылиным: оба мыслителя возможность проявления «своей» России видят в настоящем, тогда как для Бунина – это далекий утраченный мир прошлого (ретроспективная утопия).

В этой связи важным оказывается образ «завесы бытия» – ключевой лейтмотив дневников Пришвина периода Первой мировой и гражданской войн. «В голодно-холодной кровавой завесе мира вырисовывается для большинства людей лик врага», – пишет Пришвин в дневнике 1920 года. Снятие «завесы греха» – это внутренний путь личности, обращение к себе: « <…> да кто же мой враг, кому не простить, не виноват ли я сам во враге своем?» По словам Е. Кнорре, «исповедальные мотивы переключают сюжетную доминанту с образа стихийного «я», бунтующего, вопрошающего и нуждающегося в защите своих границ в мире «общечеловека» на раз-личаемый в сплошь враждебной действительности образ «другого» как брата, как родственное “ты”».

По мнению Е. Кнорре, «обличительная линия в дневниках, выявление недостатков новой власти (сатирическое изображение большевиков, стремящихся к творчеству «общечеловека») сочетается с темой покаяния, обращенной к пространству личности и воплощенной в евангельском образе разбойника. Покаянный образ разбойника открывает другое видение мира: не обвинение и бунт, а сострадающее принятие “другого”» . В этом контексте особое значение приобретает суждение Анны Резниченко о Дурылине. «Незримый град» в работах Дурылина, по мнению А. Резниченко, – это форма присутствия Бога в мире: «Летом 1916 в «Богословском вестнике» о.Павла Флоренского была опубликована работа Дурылина «Начальник тишины», в которой впервые звучит тема Оптиной пустыни как реального воплощении «Града Незримого» — и «ласки Церкви» («жалости») как формы присутствия Бога в мире, невозможной в старообрядческом учении о Невидимом Граде: раскольнический Китеж — Царство Божие ушло под воду не столько из-за Батыя, сколько из-за оскудения благодати на земле. Именно поэтому оно незримо — недоступно для взгляда грешника» . «Смысл Оптинои? пустыни для Д. <урылина> в том, что она зрима, в снятии, всегда индивидуальном и личном и —одновременно — универсальном, общечеловеческого греха».
Диакон Сергий Правдолюбов в ответной реплике обратил внимание на различие между концепциями Пришвина и Дурылина. На его взгляд, Дурылин видел Град Китеж в пантеистической идее Софии, а Пришвин искал этот град в себе, эта внутренняя утрата не зависит от внешних обстоятельств.

Искусствовед, научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи, Марина Петрова коснулась темы духовности в русском искусстве. Очень ярким смысловым моментом здесь является художественное воплощение образа утраченной России, реализованное в творчестве Михаила Нестерова.

В 1905 году появляется его картина «Святая Русь», предвосхитившая проблему утраты ценностей России. После выхода картина была удостоена неоднозначной реакции со стороны интеллигенции. Например, Розанов критиковал ее, Дурылин тоже не остался в стороне от обсуждения. Только Толстой услышал в картине «могильный звон колоколов панихиды по православию», что и стало очевидно всем после кровавых событий Революции. Петрова высказала точку зрения, что характерной чертой русского изобразительного искусства является «его исповедальность как откровение своей религиозной души». Впервые эта высокая исповедальная нота зазвучала в знаменитой картине Александра Иванова «Явление Христа народу», а затем была услышана и подхвачена не только нашими историческими живописцами, но художниками, работавшими в самых разных жанрах. Само искусство всегда воспринималось русским художником как духовная лествица, и потому творчество всегда являло собой своего рода духовное восхождение, отметила Петрова.
Анастасия Чернова, ведущая Клуба, вспомнила одно из стихотворений Николая Рубцова, где прослеживаются сходные мотивы сохранения сокровенного: метафорически изображается образ храма, который скрывается меж полей, как видение.
По мнению диакона Сергия Правдолюбова, имеет место явная переоценка творчества Дурылина как на литературном, так и на религиозно-философском поле. Творчество С. Дурылина не является определяющим ни для Серебряного века русской литературы, ни для последующих литературных процессов. Его философские изыскания неоригинальны и повторяют без развития общее направление религиозно-философской мысли начала XX в. Вопрос к литературоведам: на кого из современников или более поздних писателей творчество С. Дурылина оказало значимое влияние? «По теме же остается добавить, что это не С. Дурылин оказал влияние на идею сокровенной России и Града-Китежа, а Град-Китеж оказал влияние на Дурылина, увы, не вылившееся в сколько-нибудь значимое открытие на поприще литературы и философии», — сказал отец Сергий. (ПОДРОБНЕЕ, СМ. ПРИЛОЖЕНИЕ)
Лола Звонарева, доктор исторических наук, назвала близких Дурылину по духу художника М. Шемякина и писателя В. Петроченкова, которых тоже терзали духовные поиски в революционной России. Оба в итоге эмигрировали, но чувствовали себя глубоко чужими на Западе, по-прежнему сохраняя православную идентичность.
В завершении встречи Марина Кошелева представила книги «Что вспомню я?» о творчестве Н. Рубцова, и «У лебединых перепутий», посвященную поэту Н. Клюеву.

ПРИЛОЖЕНИЕ

КОММЕНТАРИЙ ДИАКОНА СЕРГИЯ ПРАВДОЛЮБОВА
Диакон Сергий Правдолюбов отметил, что идея Града-Китежа, а позже и некоей сокровенной России возникает в той среде, которая утратила связь с реальным духовным миром: старообрядцы-беспоповцы. Что это за связь и участие в духовной жизни? Таинства Святой Церкви, и главное таинство – евхаристия. Огромная трагедия для любой человеческой души утратить реальную живую связь со своим Творцом. Можно сколько угодно ходить «посолонь» и креститься двумя перстами, но душу не обманешь. Какая бы не была, с точки зрения раскольников, Церковь, но только в Ней человек может соединиться с Богом в причастии. Отсутствие такой связи и порождает ту страшную духовную тоску, которая заставляет придумывать различные мифы и искать суррогаты истинного духовного бытия.
Ключом к пониманию идеи града Китежа С. Дурылин считает идею Софии, которую развивали В. Соловьев и свящ. С. Булгаков и свящ. П. Флоренский. Как и с идеей града, так и с софианским учением Дурылин не может предстать самостоятельным мыслителем, так как все его идеи – заимствования преимущественно из Соловьева. Кратко: София-премудрость божия, творческий логос, женское творящее начало, действующий в мире и проводящий божественные идеи, как бы материализуя их. Как аналог: Платоновское: эйдос эманирующий из универсума через нус (ум) и дающий благо. Далее эту идею подхватили гностики первых веков христианства, откуда и черпали вдохновения Соловьев и Булгаков. После эта идея жила в различных неоплатонических школах. По большому счету – это грубый пантеизм, ничего общего не имеющий с православным учением и догматикой, в которой: «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость… (Первое послание к Коринфянам 1:23,24). В православном учении София есть второе лицо Св. Троицы, т.е. Бог Сын, Христос, Слово Божие: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.» (Св. Евангелие от Иоанна 1:1). Поэтому Софийские соборы на Руси – это соборы в честь Второго лица Св. Троицы – Христа.
Развитие соловьевского учения о Софии находит продолжение в имяславии – учении, в котором само имя Бога считается богом. Ярким, по-настоящему, представителем ереси имяславия был знаменитый профессор Лосев.
Вернемся к С. Дурылину. Так вот Китеж-Град для него и есть повсеместное присутствие софии в мире, так называемая, душевная тоска по Китежу происходит от непонимания природы самого Китежа, который есть софия (нет не православная, а соловьевская). Однако философской разработки этой идеи мы у Дурылина не находим, как и других самостоятельных философских изысканий.
Штрихи к портрету.
Любой добросовестный исследователь воспринимает ту или иную личность в совокупности ее деяний: творчества, жизненного пути и т.д. Все-таки не можем мы обойти стороной и биографию человека, которого нам предлагают в качестве носителя великих идей и проч. Итак, в 1919 году Дурылин переселился в Сергиев Посад — занимался описью лаврских реликвий XVII века и готовился к принятию священнического сана. Был рукоположен в целибатные священники в марте 1920 года, служил в Церкви Николая Чудотворца в Клённиках, под руководством о. Алексея Мечёва. Здесь Дурылин познакомился со своей будущей женой — Ириной Алексеевной Комисаровой. Здесь и далее прослеживается последовательная приверженность Дурылина философии пола в изложении Розанова (отдельная неизученная тема, которая многое бы объяснила в творчестве Дурылина). В 1921 году по неясным причинам (конфликт?) он переходит в другой храм. 20 июня 1922 года последовал арест Сергия Дурылина. Затем полгода Бутырская и Владимирская тюрьмы и последующая ссылка в Челябинск, где до 1924 года он заведовал археологическим отделом Челябинского музея (исходя из реалий того времени, больше похоже не на ссылку, а на договор).
Позже Дурылин получил участок в Болшево (район современного Королева), где построил, как рассказывают экскурсоводы дома-музея, домик из кирпичей разрушенного Страстного монастыря. А еще, по словам заместителя директора по научной работе дома-музея Дурылина, он окормлял узкие театральные круги и даже кого-то причащал!
В 1944 году С. Н. Дурылину было присвоено звание доктора филологических наук; с 1945 года он — профессор, заведующий кафедрой истории русского и советского театра ГИТИСа; также, старший научный сотрудник сектора истории театра вновь организованного Института истории искусств АН СССР.
В 1949 году за исследования в области русской классической драматургии, сценической истории пьес, изучение проблем актёрского творчества Дурылин был награждён орденом Трудового Красного Знамени.
К сожалению, остался без ответа главный вопрос, что же было делом всей жизни Дурылина, что главное: его театральная деятельность или случайные записки, которые сейчас преподносятся как откровение?

В беседе принимали участие:
Коршунова Евгения – канд. филол. наук, зам.директора по научной работе Мемориального Дома-музея С.Н.Дурылина в Болшеве.
Кошелева Марина, директор Центра общественного просветительства «Бирюзовый дом», член Союза писателей России.
Звонарева Лола, доктор исторических наук, литературовед, искусствовед, профессор.

Петрова Марина, кандидат искусствоведения, научный сотрудник Государственной Третьяковской галереи
Диакон Сергий Правдолюбов, магистр богословия, автор, редактор газеты «Православная Москва»
Кнорре Елена (Константинова), филолог, преподаватель Богословского факультета кафедры Философии религии и религиозных аспектов культуры Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ), специалист по творчеству Пришвина
Котелкина Елена, писательница, балерина
Лу Вэнья, аспирантка факультета филологии, МГУ
Варава Маргарита – выпускница Института философии РАН
И другие.

Отчет подготовила МАРГАРИТА ВАРАВА