МИРОЛЁТ

Дарья МОСКВИНА

НЕДЕЛЯ ДЕТСКОЙ КНИГИ 


1
Это была необычная ссора.
А какие они, обычные ссоры между родителями?
Однажды у мамы не пропекся пирог, а папа неуместно пошутил, и мама тогда кинула в папу этим самым непропекшимся пирогом. А папа налил холодной воды в салатник и окатил маму с головы до ног. Ну… тогда, я считаю, ссора все же была обычная. Очень громкая, конечно, но без подводных камней – с криками, дракой, слезами и последующими тремя днями игры в молчанку.
Эта ссора была совсем не такая.

Я не знаю, как она началась. Я не слышал всего разговора мамы с папой. Тем субботним вечером я очнулся от дневного сна (помню, после обеда одолела страшная слабость, и я тюленем повалился на кровать). Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, и ноябрьские сумерки пронизывал свет торшера. Мне было видно краешек дивана и маму, сидящую вполоборота. В своей странной неподвижности она была похожа на сфинкса. Жалостливо поскрипывал паркет – по комнате прохаживался папа.
— Так, значит, ты окончательно решила?
— Я же сказала – да.
— А Димка?
— Что — Димка? Разумеется, я тебе его не отдам.
— Он уже не малыш. Ты знаешь, он сам может выбрать, с кем…
— Ой, и ты думаешь, что он побежит за тобой? Ерунды не говори.
— Да я и не говорю.
— Говоришь. Всю нашу совместную жизнь.
— Прекрати.
— Уже прекращаю! Скоро ты меня не будешь ни видеть, ни слышать. Отдохнешь.
Что все это значит? Я поежился под своим клетчатым пледом, посидел под ним пару минут, собираясь с мыслями, и встал.
— Дима… — сказала мама, когда я вышел из комнаты, и запнулась.
— Я скажу ему, — жестом показал маме папа и обратился ко мне: — Сын, видишь ли, какая вещь… Мы с мамой разводимся.

Какое это, оказывается, страшное слово! Оно навалилось на меня и пропечатало, как пресс – неотвратимо, бесчеловечно. У меня было чувство, как будто я бумажный и кто-то отрывает от меня огромную часть, чуть ли не половину.
Мама вскочила с дивана, подбежала ко мне:
— Боже мой, Дима, как побледнел! Да он сознание сейчас потеряет! — и крикнула папе: — Вот чтО ты опять наделал, чудовище? Кто так с ребенком говорит?
— За языком следи! Еще разобраться надо, кто из нас чудовище! – огрызнулся папа.
Мама забыла про меня, ринулась к папе и залепила ему пощечину.
Тут я не выдержал.

Не в силах переварить эту отвратительную сцену, я тихо прошел в прихожую. Меня никто не окликнул. Из комнаты доносились приглушенные папины реплики и мамины всхлипывания.
Я оделся и вышел из квартиры.

2
В ноябре темнота наваливается неожиданно и безжалостно. На окраине города сложно понять, существует ли еще мир вокруг или исчез – за широкой магистралью, за последней колонной фонарей туман обрывает видимость, и не угадаешь, поле там, улица, ручей или край света. Это Я знаю, что там сначала рощица, потом ручей, потом поле, а уж за полем, возможно, и нет ничего… Хотя мама постоянно злится и обрывает эти разговоры про край света.

— Дима, ну сколько можно? Какой край света? В четвертый класс уже ходишь, не говори ерунды.
Я перешел магистраль, направился в рощицу. Дождь как будто застыл в воздухе и едва касался земли. Я чувствовал, что дышу водой. Между хлипеньких стволов, как золотой дым, танцевал отсвет фонарей.
Вот и ручей. Здесь, за рощицей, почти полная темнота. Темнее воздуха только берег, а еще темнее – вода. Морозов пока не было, и ручей не застыл. А это ива с длинным стволом над самой водой… Я чуть не споткнулся об нее. Как я любил сидеть здесь в начале летних каникул с удочкой и сачком! Летом светло до полуночи, и вода не черная, а сиренево-голубая, гладкая, как небо.

Я влез на ствол вслепую, по памяти. Устроиться поудобнее, если это возможно… Не окунуть бы ноги в воду. И самому не свалиться.
Что это белеет там, между тонких веточек?
Ай, скользко… Сейчас навернусь. Нет, не навернулся. Согнулся в три погибели, шатаюсь, как мачта на корабле, но держусь. Тянусь, насколько позволяет рука…
Да это же самолетик!
Бедняга. Из простого тетрадного листка – на ощупь его ни с чем не спутаешь. Запутался в ветвях, и, похоже, повредил крыло. Не отпущу его, буду держать в руках и думать обо всем на свете. Тогда мне станет не так плохо и одиноко.
— Осторожнее, пожалуйста!
Кто здесь? Чей это голос?..
— Умоляю, осторожнее! Я тут, вот я!..
Я всматривался сквозь темноту в самолет у меня на ладонях, силясь разглядеть того, кто это сказал.
Ого!!!
В самолете сидел бумажный летчик.
Это был крошечный человечек, склеенный из такого же точно тетрадного листка, что и самолет. Мой большой палец был всего в паре миллиметров от него, и я действительно чуть не раздавил… то есть, чуть не помял его. Недаром он закричал так пронзительно.
— Ничего себе! Привет! Как тебя зовут?
— Бум. А ты Дима, да?
— Да! А откуда ты знаешь?
— Знаю – и все, — деловито проворчал Бум. – Я летел к тебе и – видишь, какое несчастье? – врезался в это дерево в темноте и сломал крыло. Что делать теперь – ума не приложу.
— Летел ко мне, ты сказал?! Да ладно! Зачем это?
— Именно к тебе. И можно подумать, ты сам не знаешь, зачем. У тебя родители поссорились?
— Поссорились.
— Значит, правильно прилетел. Миротворец – знаешь такое слово?
Я покачал головой.
— Ну, по смыслу-то догадайся!
— Мир творить… Боюсь, Бум, в нашей семье уже мир не сотворишь.
— А как насчет мира в твоей душе? – хитро спросил Бум и ухмыльнулся.
— В моей душе… Но что ты можешь сделать?
— Со сломанным крылом, считай, ничего. Хотя… У нас единственный выход. Думаю, если не подниматься слишком высоко, мы должны долететь. Придется заскочить ТУДА.
— Куда – туда?
— Скоро узнаешь! Не болтай по пустякам, у нас мало времени. Поставь самолет на ровную поверхность и слушай меня.
Я бережно опустил самолет на ствол рядом с собой и стал следить, чтобы его не унесло ветром.
А Бум пропел:

Тайна-тайна-тайна-тай,
Ростом тай и весом тай,
Ранки в сердце залатай,
Выше облака взлетай!

Я сам не заметил, как очутился в самолете с Бумом плечом к плечу. Теперь я был такого же роста, как он, и мог хорошо разглядеть его.

3
Мы поднялись сквозь туман над ручьем и полетели куда-то в сторону центра города. Больное крыло махрилось и трепетало на ветру, мне было страшно смотреть на него, но Бум знал, что делать, и не взмывал в облака. Мы летели, чуть не задевая провода. Под нами сновали машины, я отчетливо видел шапки и капюшоны поздних пешеходов. Теперь они казались великанами. Да что там! Даже кошки, которым взбрело в голову прогуляться ближе к ночи, и те были похожи на пушистых длиннохвостых слонов… На мамонтов? Может быть!

Ближе к центру города, где дома были старыми и низенькими, я смог разглядеть крыши, мансарды и трубы. Мы пролетали над водосточными желобами, что тянулись по самому краю кровель, и это было как путешествие на дельтаплане над каналами где-нибудь в Венеции. Через бумажный борт я видел отражение нашего самолета в дождевой воде, которая скопилась в желобах.

И вдруг мы с разбегу… или с разлету? – в общем, и вдруг мы окунулись в распахнутое настежь мансардное окно. Нас тут же окутал апельсиновый, бархатный свет, как от множества свечей, и наш самолет спланировал на дощатый пол, устланный соломой. Я увидел, что вокруг стояло по крайней мере двадцать бумажных самолетов разной величины. Только сейчас я обнаружил, что наш самолет, как и все остальные, был разрисован цветными карандашами. Узор на каждом был свой; у нас с Бумом на крыльях красовались земляничные заросли.

Не успели мы с Бумом выпрыгнуть из самолета, как к нам подоспела шустрая старушенция, такая же крошечная, как мы. Одета она была в суровый комбинезон цвета хаки, но на нос водрузила малиновые очки, а седые кудельки не преминула заплести в две косички и перевязать их атласными ленточками.
— Эт-то что такое, пилот Бум? – грозно брякнула старушка. – Что вы себе позволяете? Вы что, забыли главное правило Летайны?
— Не забыл, госпожа Альба! – по-солдатски отчеканил Бум. – Но…
— Никаких НО! Вы проникли на территорию Летайны с подопечным, вы знаете, чем это чревато?
— Знаю, госпожа Альба… Но мое крыло…
— Вы немедленно выдворяетесь с территории Летайны, и дело с концом! Воможно, ваш подопечный позаботится о вас. Что это? Крыло? О, бедня-ага! – Альба тут же изменилась в лице. – О да, я вижу, вы рисковали собой и подопечным, могли погибнуть… Конечно, в таких случаях экскурсия по небу над ночным городом отменяется.
— Экскурсия по небу? – выпалил я.
— Да, молодой человек! Открою уж секрет, коль вы здесь, — Альба совсем смягчилась и улыбалась, как будто приходилась мне двоюродной бабушкой. – Летайна – это страна бумажных самолетов. Мои ребята, бумажные летчики, по специальному радару узнают, в каких семьях дети сильно грустят, и приходят на помощь. Точнее, прилетают на помощь. Они превращают малышей в… в совсем-совсем крохотулек, вот как тебя, и целую ночь катают их над городом на наших расписных аэробусах. При этом они болтают обо всем на свете, и к утру от горя у ребенка и следа не остается. А наутро все дети, как это положено, просыпаются (вернувшись к своим человеческим размерам), и идут кто куда – кто в школу, кто в садик, — как ни в чем не бывало!..
— Вот здорово! — воскликнул я. – Жаль, мы с Бумом не налетались… А то мне так грустно, вы не представляете…
— Ну, это не беда, — сказала Альба. – Дело за малым. Сейчас склеим крыло – и…
Крыло было починено опытным мастером Летайны всего через какие-то полчаса с помощью пары маленьких ведер клея ПВА.
И вот я и Бум вылетаем из окна мансарды и ныряем в сизое ноябрьское небо. Я оглядываюсь – и вижу в апельсиновом свете госпожу Альбу, задорно махнувшую мне на прощание кончиками седых кос.

4
— Дима!
— Господи, Димочка! Очнулся!!! Милый, я здесь! Ты слышишь меня?
Я открыл глаза и увидел маму с папой. Они сидели на краю моей кровати и держались за руки. Стоп… А кровать-то не моя! Где я?
— Ты в больнице, сын, — сказал папа. – Прости нас… Мы даже не заметили, как ты ушел тогда.
— Просочился тихо, как уж, — сказала мама и заплакала.
— Тихо, тихо, Катюша, — ласково сказал папа и погладил маму по спине. – Мы виноваты, что напугали тебя. Что ты так замерз там, над ручьем. Что и сам не помнишь, как добрался до дома. Что схватил пневмонию… Эта неделя была самой страшной в нашей жизни.
— Но вы не разведетесь? – первое, что я смог вымолвить.
Мама покачала головой и улыбнулась сквозь слезы.


ОБ АВТОРЕ:

Москвина Дарья Михайловна, г.Санкт-Петербург. Родилась в Ленинграде в 1988 году. По специальности – детский врач, пульмонолог. Пытаюсь совмещать лечебную работу, преподавание, семью и при этом выкраивать хотя бы капельку времени на литературу. Дается это нелегко, но я не сдаюсь.
Публикации: 2018 год — журнал «Жирафовый свет»; 2019 г. — журнал «Фантастическая среда» (финалист конкурса сказок, сентябрь 2018 г.); 2020 г. — публикация в специальном выпуске «Жирафового света» (календарь); журнал «Соты»; 2021 г. – журнал «Соты» в рамках Недели детской книги. Участие в литературных конкурсах: 2019 г. — лонг-лист конкурса короткого рассказа от издательства «Настя и Никита»; 2020 г. — шорт-лист конкурса «Будь человеком» от проекта «Добрая книга». Участие в литературных семинарах: участник семинара «Как хорошо уметь писать — 2020», г.Санкт-Петербург; участник Литературного семинара молодых авторов в рамках Беловских чтений – 2020 и 2021 гг., г.Вологда; участник ежегодного Всероссийского совещания молодых литераторов СПР в Химках – 2021 г.
В настоящее время продолжаю свои литературные искания и размышления над тем, о чем мне неплохо было бы написать. Буду работать и думать – а там уж как Бог даст.

Читайте также: