ИЗ БЛОКНОТА ВОЕННОГО КОРРЕСПОНДЕНТА. ДНЕВНИК

Из блокнота военного корреспондента. Дневник
В «Крымскую весну» и обратно
Соленый ветер Байдарских ворот

Ничто так не портит настроение, как воткнутый под ребра ствол автомата. А ведь еще двое суток назад оно было светлее неба над Байдарскими воротами и наряднее садов, которые розовым туманом стекали в Балаклавскую бухту.
Обычно дневные впечатления записываю чуть позже. Когда окажусь под крышей. Но в этот раз отступил от правила. Уж больно симпатичным выдался денек, а швартовая пушка на причале показалась удобнее мягкого кресла.
И потом, хотелось сохранить в походном блокноте то, ЧТО могут заслонить яркие, как корабельные флаги расцвечивания, события. Итак, этюд, который я назвал «Старый рыбак и гагара»…
«В Балаклавскую бухту солнечной бригантиной входила весна, которой рукоплескал каждый, кто не ослеп душой. Оставив по левому борту беззубый зев базы подводных лодок, гостья беззвучно отдала породивший радугу якорь, и сразу же за казенными палисадами началось движение.
Приход парусника приветствовали простуженные флюгеры и деревья миндаля. Все в розовом, они напоминали разнаряженных барышень, которые из боязни пропустить дивное зрелище, привстали на цыпочки.
Лишь старый рыбак на причале выглядел безучастным. Он был слишком занят распутыванием сбившейся в ком лески, а его глаза цвета вылинявшего воротника матросской рубахи, похоже, утратили способность замечать солнечные бригантины.
Присаживаюсь рядом на швартовую пушку и протягиваю старику пачку сигарет. Покосившись на иностранное название, он молча выцарапывает сигарету и тянется к зажигалке. При этом щетина на его щеке от соприкосновения с воротником куртки издает соломенный шорох.
— Что за птица? — киваю на резвящееся в ладонях бухты пернатое.
— Гагара,- раздраженно, будто отряхивая просыпавшийся на брюки табак, отвечает рыбак.- Сволочь, на мальков кефали охотится.
Словно поняв, что о ней речь, гагара скашивает на нас глаза. В них — озорство и азарт. Покрасовавшись несколько мгновений перед объективом, она ныряет.
Ее полет в согретой солнцем глубине подобен волнообразному движению руки парящей над подмостками индийской танцовщицы. Но старик не видит ни подводных пируэтов, ни парусов бригантины. Он все еще пытается наладить снасть, такую же всклокоченную, как и одинокое облачко над Балаклавской бухтой».
Эти, спонтанно выплеснувшиеся в походный блокнот строки могли родиться только здесь, на обласканном солнцем берегу. Но и они лишь отчасти передают настрой души, которую будоражило предчувствие перемен и рвущийся через теснину Байдарских ворот соленый ветер

Синдром утерянной пуговицы

Правда, признаки зарождающейся эйфории появились чуть позже. А несколькими часами ранее экипаж без остатка растерявшего на дорогах второстепенного назначения былую прыть зеленого «козлика» пребывал в тревожном ожидании.
— Вот увидите,- каркал водитель Генка,- выпишут крымчане каждому из нас по персональному пендалю и полетим мы взад быстрее собственного визга.
Второй член экипажа, он же владелец «козлика» Анатолий на заявление кормчего отреагировал презрительным хмыканьем. Похоже, сомневался, что на полуострове сыщется сапог такого калибра, который способен придать поступательное движение ста двадцати килограммам живого веса. Однако подозреваю, у самого внутри сидела холодная жаба. Такая же объемная, как и брюшко владельца «козлика». И вела она себя настолько беспардонно, что вначале сам по себе развязался галстук, а чуть позже рубаха принялась отстреливать пуговицы. Одна из них, скользнув по лобовому стеклу, вылетела через окошко на обочину Чонгарского перешейка.
— Хреновая примета,- каркнул во второй раз Геннадий.- Еще моя бабушка говорила, что потерять пуговицу — значит получить ремня по другую сторону штанов.
— И что,- робко поинтересовался я,- сбывалось?
— Не знаю, у кого как, но меня пороли. Не за утрату пуговицы, конечно. За более серьезные грешки… А вам, граждане начальники, я советую убрать табличку «Пресса» и на всякий случай разработать убедительную версию относительно цели поездки. Крымчане, если верить слухам, журналистов с Украины особо не жалуют.
Кандидату сельскохозяйственных наук Анатолию ничего придумывать не надо. Тем более, имея в кармане приглашение в Никитский ботсад на выставку тюльпанов.
Однако и я особо не горюю. Крым для Донбасса испокон веков ближе Львова. А что смирился с самостийным тризубом, так кошка до поры до времени не обращает внимание на блох. Сидят смирно — ну и ладушки, принялись дырявить шкуру — извините-подвиньтесь.

Ваше Превосходительство

На Чонгарском перешейке пестро от флагов, казачьих лампасов и оружия всех систем. Берданки, трехлинейки Мосина, дробовики. Не хватает только пищалей времен царствования Иоанна Грозного.
Правда, у взявшегося проверять наши документы подхорунжего, погон с сиротской звездочкой придавлен ремнем укороченного автомата, а карманы «разгрузки» трещат от обойм.
Впрочем, это не придает ему агрессивности, да и сапожки, как я успел заметить, явно не сорок пятого калибра. Такие точно не годятся, чтобы отправить в обратный путь кандидата сельскохозяйственных наук.
— Цель поездки?- цедит сквозь зубы подхорунжий.
Берет у меня из рук паспорт, а у самого на лице гримаса. Похоже, молодой человек не испытывает верноподданнических чувств при виде тризуба на обложке, который является копией тамги Хазарского каганата.
И здесь происходит то, что в корне опровергло примету Генкиной бабушки относительно утраченной пуговицы.
— Здравия желаю, ваше превосходительство! — рявкнул подхорунжий.- Разрешите от имени защитников передового блокпоста поприветствовать вас на крымской земле!
— Граждане начальники,- подал голос кормчий после того, как разукрашенный Чонгар остался за кормой нашего «козлика»,- может, объясните, кто такой, этот «ваше превосходительство»? И почему подхорунжий не соизволил проверить паспорта остальных?
Пришлось признаться, что на подъезде к перешейку я сунул в паспорт удостоверение генерал-майора войска казачьего, в надежде на его пробивную силу. И, как оказалось, не ошибся.

Десять плетей за бутылку водки

Ощущение причастности к чему-то свежему начало заполнять наши души еще на Чонгаре, у берегов которого толпились обласканные весенним теплом и поэтому казавшиеся праздничными волны Сиваша.

Собственно, праздновала вся крымская земля. Сооружавшие гнезда на чахлых деревцах обочин искусницы сороки, пригревшийся под боком у наполовину ушедшего в почву железобетонного дота времен Великой Отечественной синеокий пролесок и мужик с такой колючей щетиной на под¬бородке, что им можно было соскабливать ржавчину с бампера нашего «козлика».
И хотя мужик был занят делом, пас за сельской околицей отощавших коров, его глаза блестели, словно от стакана огненной воды.
Однако спиртным от мужика не пахло. Да и не могло пахнуть. Накануне нашего приезда казаки запретили владельцам сельмагов торговать спирт-ным. И заодно назначили штраф: за каждую проданную бутылку водки — десять плетей.
— Здесь не радоваться, плакать надо,- отреагировал на прискорбную новость кормчий.- Где такое видано, чтобы гражданам столь бесцеремонно испортили праздник?
— Настоящий праздник, как и красивая молодица, хороши и без водки,- возразил новый знакомый.- А желающих его испортить — хоть пруд пруди.
Говорят, в Киеве под парами стоит поезд с молодчиками, которые горазды булыги и коктейли Молотова метать. А таких, с позволения сказать, гостей следует на трезвую голову и во всеоружии встретить.
— Небось, откопал припрятанный в огороде «шмайсер»?- съехидничал Ген¬надий.- А, может, И целый миномет?..
— Я, мил человек, вот этим кнутом могу так перетянуть любого майданутого, что он сходит по большому и по маленькому. Не снимая штанов.
— Вдруг в ваших краях объявится мой родственник-киевлянин,- попросил я,- так вы уж не сильно его стегайте.
— Каков он из себя?
— Примерно, ваших лет и комплекции.
— Чего же он, старый хрыч, на Майдан полез?
— Впечатлений, наверное, захотелось. Но не придумал ничего лучшего, как метать булыжники в омоновцев. Правда, неудачно. Рука-то у него после операции плохо срослась, поэтому булыжники летели в другую сторону. «Слышь, чертов инвалид,- сказали ему,- ты уже парочку наших зашиб. Хватит кидать, лучше подноси камни. Целее будем».
— Извините, боюсь, пощады вашему родственнику с моей стороны не будет,- ответил пастух.- Нет у меня сострадания к тем, кто ради впечатлений затевает свару. Поэтому для блага вашего родственника — пусть и не помышляет устроить майдан на крымской земле.
Он оказался философом, мужик, который пас за сельской околицей отощавших коров. Хотя и перекидал за свою жизнь сотни тонн навоза, прекрасно понимал, что все эти потрясения и майданы сделают ее еще более нищей.
Впрочем, пастухи, чабаны и землепашцы все отчасти философы. И такими их сделало прямое общение с природой, где все имеет глубинный смысл. И розовые туманы над Балаклавской бухтой, и сорочьи теремки вдоль обочины, и выросший под защитой дота времен Великой Отечественной синеокий пролесок.

Козья напасть

— Впервые за все утро попалась смурная физиономия, говорит Анатолий.- А то мне уже начало казаться, что мы попали на выставку улыбок.
Впрочем, у шофера хлебовозки имелись веские основания пребывать в подавленном настроении. Он даже не счел нужным удовлетворить любопытство седоков машинешки с донецкими номерами.
— Ты почему разлегся посреди дороги?- удивился наш кормчий.- Козочек решил накормить?
— Пошел ты… сам знаешь — куда,- отмахнулся мрачноликий.
И все-таки нам удалось выяснить причину дорожно-транспортного происшествия, в результате которого обставленные цветущими абрикосами Байдарские ворота стали еще уже. Шофер хлебовозки при виде вынырнувшей из-за поворота колонны броневиков на мгновенье впал в прострацию. И пришел в себя только после того, как неуправляемая хлебовозка оказалась лежащей на боку посреди асфальта.
Наверное, разбежавшиеся по кустикам буханки можно было собрать и, отряхнув от пыли, вернуть на место. Однако к месту ДТП устремилось стадо козочек. Зловредные животины отхватывали пару-тройку кусков от одного каравая и тут же принимались за следующий. То есть делали все, чтобы водитель хлебовозки окончательно смирился с утратой.
К счастью, экипаж «козлика» и оседлавшие бронетехнику зеле¬ные человечки оказались сознательнее животин. Объединенными усилиями хлебовозку поставили на копыта, после чего молодой человек в камуфляже прошелся с головным убором по кругу.
— Держи,- велел он, вытряхивая в ладони пострадавшего деньги.- Здесь должно хватить и на возмещение убытка, и на ремонт твоей телеги.
— Ну вот,- удовлетворенно молвил Анатолий.- Теперь имеются все основания надеяться, что хмурых физиономий на крымской земле больше не осталось.

Три тюльпана от жар-птицы

Конечно, праздник не может длиться вечно. Он вроде радуги после ненастья. Только что сияла улыбкой красавицы и вот уже нет ее.
Но в те дни радуга не покидала полуостров. И ее отсвет лежал на лице капитана бегавшего через Северную бухту морского трамвайчика «Иван Овчинников».
Узнав, что трое новых пассажиров — дончане, капитан запретил матросу брать с нас деньги за проезд. Второе отступление от правил произошло пять минут спустя. Вместо того, чтобы отпугнуть гудком приводнившуюся по курсу стаю лебедей, капитан положил руль право на борт.
— Не будем беспокоить,- молвил он.- Лебеди и так натерпелись всякого по дороге домой. Да и устали похлеще отработавших смену землекопов.
— Мысленно мы поаплодировали великодушию капитана, однако сполна его поступок оценила плывшая с нами дамочка. Нарядная, словно обретшая человеческое обличье жар-птица, с тремя алыми тюльпанами в руке.
Так вот, когда «Иван Овчинников» прочно встал у коновязи, пассажирка влетела в рубку, отчего та преобразилась в сказочный теремок, и протянула капитану цветы:
— Это вам за лебедей…
Впоследствии Анатолий утверждал, что дамочка чмокнула капитана в щеку. Так было, или иначе, утверждать не берусь. Однако готов засвидетельствовать, что щеки капитана сделались одного цвета с подаренными тюльпанами.
Жалею, что не удосужился записать имя жар-птицы. И заодно попросить у нее номер телефона. Но морской трамвайчик увез ее на другую сторону бухты, оставив в душе растерянность, которую испытывает тихий пьянчужка, когда роняет из рук бутылку купленного на последние рублишки вина.
Впрочем, жизнь наша целиком сверстана из потерь. В том числе вот таких, казалось бы, второстепенных. Но кто знает, не прошел ли ты и в этот раз мимо собственной жар-птицы?
Говорю об этом Анатолию, который взглядом провожает морской трамвайчик.
— Согласен,- вздохнул приятель.- С такой барышней пройтись по Графской пристани — у фонарей от зависти лампочки полопаются. Но если начнем бегать по Севастополю и приставать к прохожим с идиотским вопросом: «Не пролетала ли здесь жар-птица?»,- то ночлег в психушке обеспечен.

“Мы веселы, как вода…”

Намек на ночлег сделан с прицелом. Зеленый «козлик» обладает удивительной способностью передавать жесткую глубину колдобин филейным частям седоков. Да и полтора часа в бурлящем котле главной площади Симферополя, утомили похлеще колдобин, коим несть числа между Донецком и Чонгарским перешейком.
Правда, в отличие от Майдана, крымчане обменивались не выдранными из мостовой булыгами, а лучезарными, словно Балаклавская бухта, улыбками. Короче, выкарабкался я из котла с изрядно обмятыми боками и единственной фразой в походном блокноте: «Мы веселы, как вода, толпящаяся у плотин».
— Знаешь,- почему упустили жар-птицу?- проникновенно напомнил о себе Анатолий.- Да потому, что устали. А вот если бы основательно подкрепились, да отлежались в соломе…
Как и полагается кандидату сельскохозяйственных наук, приятель считает копну соломы или сена наилучшим местом отдохновения.
И, пожалуй, он прав. Во время скитаний по малым рекам мне приходилось множество раз коротать ночь под звездами, которые, казалось, тоже пахли луговым сеном. И поэтому теперь точно знаю, что прибрежные стожки обладают чудесным даром изгонять похмельный синдром и усталость.
К сожалению, на Графской пристани подобная роскошь не водится. Что ж, придется довольствоваться съемной квартирой с видом на мусорные баки. Впрочем, моих спутников она устроила. Особенно ученого мужа, который презирает гостиничные номера лишь потому, что в них запрещено жарить картошку. А с особой теплотой вспоминает Керчь и квартиру на набережной, с балкона которой ловил на удочку бычков.
К сожалению, в нашем теперешнем пристанище балкон и море под ним напрочь отсутствуют, о чем с виноватой интонацией в голосе сообщила квартирная хозяйка, при знакомстве с которой почему-то вспомнилось бессмертное: «Скифы мы, с раскосыми и жадными глазами».
Правда, на поверку хозяйка жадной не оказалась. Назначила за постой умеренную плату и, поручив мужу Марату показать гостям места хранения постельного белья, удалилась.
Однако Марат не торопился расстаться с гостями. Похоже, заметил — с какой отеческой нежностью Геннадий нес завернутую в полиэтиленовый плащ сулею с вином. Пришлось накрывать стол на четверых.
— Что предпочитаете?- спросил Анатолий.- Могу порекомендовать вино собственного разлива, по сравнению с которым ваши марочные сорта — обыкновенный компот.
— Нам, татарам, — живо откликнулся хозяйкин муж,- все равно — водка, или пулемет. Лишь бы с ног валило.
Марат не просто пил вино. Он поглощал его с такой страстью, какая ведома лишь бедуину, который после длительного странствия, наконец, набрел на источник пресной воды. И, вскоре опьянев, поведал нечто интересненькое:

Пересчитали ребра стволом автоматным

-Только об этом никому ни слова,- предупредил Марат.- Иначе меня посадят за разглашение государственной тайны… Если хотите знать, даже подписку взяли… На прошлых выходных мы с Багирой… сами видели, что за пантера — моя жена… поехали к родителям. Погостевали как следует, собираемся домой. Но, ни тут-то было. Село и пещеры за околицей… там древние жили до нашей эры… оцепили зеленые человечки. В село всех запускают, а обратно — хрен с маком. И телефоны не работают, чтобы на работу сообщить о задержке. Наверное, вышку сотовой связи специально обесточили… Короче, оцепление сняли лишь на следующее утро.
А до этого сутки вывозили грузовиками из пещер автоматы, пулеметы, гранатометы… Интересуетесь, кто оружие заныкал? Вот если бы я не давал подписку, то мог бы рассказать, что некоторые товарищи готовили в Крыму военный переворот. Только Путин их опередил… Ладно, плесните на посошок. Чего именно?.. Да нам, татарам, все равно, лишь бы с ног валило.
Разумеется, Марату мы не поверили. Списали его откровения на вино, в сравнении с которым марочные сорта — обыкновенный компот.
Однако и не удивились. Немало оказалось в те дни желающих подхватить падающий из ослабленных рук Украины полуостров, а чужедальние адмиралы даже столбили места якорных стоянок в бухтах Балаклавы и Севастополя. Но что-то у них не срослось. Зеленые человечки, которых чуть позже назовут вежливыми людьми, помогли оставить Крым тем, кому он принадлежит по завещанию предков.
А море все-таки пришло под отсутствующий балкон съемной квартиры.
По крайней мере, мне показалось, что плотный слой утреннего тумана скрывает не мусорные баки, а очерченную стенами домов лагуну. Впечатление усиливали заполошные крики чаек и гул турбин уходящего в море корабля.
Новый день выдался таким же жизнеутверждающим, как и ему предшествовавший. Фотографирующиеся в обнимку с вежливым людьми украинские морпехи, влажные от тумана полотнища триколоров, табунок белых лебедей у подножья памятника погибшим кораблям, нарядная, но явно не наша, жар- птица на стоянке морских трамвайчиков…
И бесконечная череда тостов. Какой же праздник без них. Предпоследние от супружеской четы ученых, помогавших Анатолию делать первые шаги на хлебной ниве. Глава семейства — профессор, хранительница очага — академик. В их коттедже на окраине Симферополя две примечательные вещи — множество книжных полок во всех комнатах и царственно величавые бочки с вином в подвале.
Последний тост на Чонгарском блокпосту. Знакомый подхорунжий, желая счастливого пути, прикрывает ладонью пластиковый стакан с вином от тяжеловесных, как свинцовая картечь, дождевых капель.
— Буду рад,- говорит в заключение молодой человек,- если вы доставите на свою малую родину хотя бы малую частицу праздника по имени «Крымская весна». И будьте осторожны… Вот уже который час кряду с той стороны не прошло ни одной машины. А это весьма подозрительно…
Предупреждение хорунжего мы проигнорировали. Наверное, в наших душах продолжал жить праздник. Да и очень уж уютно было в салоне бегущего сквозь ливень автомобиля, чтобы думать о чем-то плохом.
Но за все надо платить. В том числе, за праздник. Перегодивший дорогу бронетранспортер так неожиданно возник из омута ночи, что зеленый «козлик» лишь чудом не расшибся о его железный бок.
— Вон из машины!
Скомандовали резко, словно передернули винтовочный затвор.
Нас поставили лицом к бронетранспортеру, такому же холодному и зловещему, как и брошенный посреди погоста гроб. Но тогда мы еще не знали, что это своего рода предзнаменование, и что тычок автоматным стволом под ребра далеко не последний.

Диагноз — окопная лихорадка

В каждой шутке есть доля правды.
Эту фразу вполне можно считать эпиграфом к тому, о чем пойдет речь. Но прежде хотелось бы упомянуть экстрасенсов, вернее — одного из них, Мишаню, который любит повторять: «С кем поведешься, от того и блох наберешься».
Блохи у Мишани точно не водятся. Без малого три года делил с ним кабинет в редакции районной газеты, однако ни одно насекомое не переползло на мой стол. Кошки, случалось, перебегали, а вот блохи — извините-подвиньтесь.
Однако пребывание под крышей с Мишаней, вскоре сменившим профессию журналиста на более прибыльное занятие, не могло пройти бесследно. В частности, заметил, что многое из случайно сказанного со временем сбывается. Хотя, честно признаться, до определенного времени над этим не задумывался.
То есть поступал так, как и сосед по редакционному кабинету. Однажды к нему за консультацией обратилась общая знакомая. Особенно ее интересовал вопрос, на который не смогли ответить дипломированные доктора:
— Как только выпью лишнюю рюмку, так по всему телу сыпь. Что это может быть?
— Окопная лихорадка.
Впоследствии Мишаня признался, что слова вырвались произвольно. Но, самое странное, свежеиспеченный целитель оказался близок к истине. Реакция организма знакомой дамы на лишнюю чарку оказалась одной из разновидностей заболевания, название которого созвучно «окопной лихорадке».
Примерно в таком же духе пошутил и я. Поздний вечер, по телевизору крутят военный фильм. Крики, ляг танковых гусениц.
Звонит родственница-киевлянка. Жена того самого гражданина, который кривой рукой метал булыги в омоновцев, но покалечил парочку своих. Говорит, напекла полную корзинку пирожков и теперь отделяет восставших против «злочинной влады».
— Пирожки с чем? Картошкой и печенкой?.. Недогляд получился. Надо было с горохом. Чтобы гнев народный правители восприняли не только ушами…
— Шутишь? Ну да ладно, хватит скучать на диване, едь сюда. Иначе по-жалеешь, что такое событие пропустил.
— Мне и здесь весело. Слышишь — гремит?
— Слышу. А что это такое?
— Танки.
— Чьи танки?
— Хрен их разберет. Но на башнях вроде бы написано: «Даёшь Киев».
С тех пор я больше не шучу. Особенно если дело касается вещей серьезных. А все по той простой причине, что спустя девять дней после разговора, по моей улицей протарахтело полдюжины боевых машин пехоты. Или, как их еще называют, братских могил пехот.
Надписей на башнях я не заметил. Все застили облепившие броню солдаты неизвестного войска и грязь, ошметки которой пунктиром обозначили первую тропу войны.

Окопался батальон посреди чистого поля

Мишаню я вспомнил, когда шел по следу брошенного на усмирение Донбасса передового подразделения вооруженных сил Украины. Если не ошибаюсь, это был батальон двадцать пятой механизированной бригады.
Наивно полагая, что вояк легко обнаружу по отпечаткам гусениц, я торопил водителя, арендованного для меня редакцией автомобиля. Но батальон, теряя на пути следования заглохнувшую технику, все время ускользал от погони.
Местные жители помогали водителям ремонтировать отставшие грузовики сопровождения и панцерники. Однако руководствовались при этом отнюдь не состраданием, а исходили из сугубо меркантильных интересов.
— Пусть едут,- говорили мне сельчане,- куда подальше. Только весьма сомнительно, что вояк согласятся приютить даже в самом захудалом хуторе.
Потомки анатолийских греков из села Анадоль проявили полную солидарность с остальными земляками. И даже пошли дальше. Пытавшийся отабориться на территории пустующего тока батальон изгнали при помощи вил и выражений крутого посола.
Учитель местной школы, назову его Георгием Спиридоновичем, в походе против супостатов не участвовал. Какой защитник Отечества из человека, который в далеком детстве утратил зрение при попытке добраться до начинки боеприпаса времен Великой Отечественной?..
Правда, слепота не помешала ему стать учителем от Бога, да и в саду Георгий Спиридонович управляется так, что всякий принимает его за зрячего.
Я тоже заподозрил подвох, когда учитель после минутного знакомства на¬рисовал словесный портрет редакционного водителя Вольдемара, и заодно выдал небольшую тайну, о которой, кроме меня и самого Вольдемара, никто знать не мог.
После такой характеристики я уже не сомневался в том, что Георгий Спиридонович однажды (некому было больше сесть за руль), пригнал в село тракторец с полным коробком пьяных односельчан. И тем самым вырвал технику, мужиков и себя из пасти надвигающегося урагана.
Однако в тот день меня интересовало другое. А именно — чем закончится
вскормленная заокеанскими печеньками смута? И ответить на данный вопрос, ПО моему мнению, мог только тот, кто видит мир лучше всякого зрячего.
— Я — не пророк, — развел руками учитель.- Но если заварушка продлится дольше семи лет, то смело добавляйте еще столько же.
Командир батальона, рослый подполковник дать какой-либо прогноз отказался. Наверно, побоялся заглянуть в беспросветное будущее, да и был откровенно раздражен негостеприимностью землепашцев Донбасса, по милости которых его подчиненные теперь окапывались посреди чистого поля.
— Гоняют, вроде зайцев, — пожаловался офицер.- Вилами в брюхо пихаются. Ничего, посмотрим, чья возьмет, если чертовы колхозаны попытаются выжить нас и отсюда. Заминируем лагерь по периметру, пусть сунуться…
Такая мера предосторожности мне показалась излишней. Местные мужики, изгнав пришельцев за пределы села, сочли свою миссию выполненной. Однако как только батальон откочует в другое место, сюда обязательно наведаются гонимые любопытством подростки. Поэтому их матерям остается лишь просить Бога, чтобы вояки откопали все мины и не потеряли пару-тройку гранат. Иначе ученики Георгия Спиридоновича повторят судьбу своего учителя.