ФЕВРАЛЬСКИЙ БУКЕТ

Перед вами — мозаика одного месяца. Уникальный документ эпохи. Стихи, рецепты, эссе, заметки и рассказы — даются подряд и без литературоведческих специй. Быт не противоречит высоким темам и, пролистывая рубрику, читатель ощутит «воздух» времени без каких-либо дополнительных настроек. Как есть. Так и есть. О чем мы думали, тревожились, мечтали и пели в ФЕВРАЛЕ. 

Елена АЛЕКСАНДРЕНКО

ЗАРИСОВКА

Плывут автобусы в заторах,
Успеть куда-то мудрено.
Я наблюдаю из-за шторы
Замедленное то кино.
В коварный лед закован город,
И времени замедлен бег.
И оглушен сигналом «Скорой»
По-медицински свежий снег.

 

 

 

Февральское

 

Февраль печален, как Пьеро,

Задул он солнышка свечу,

И разбудил моё перо,

Ведь, я подолгу так молчу.

 

Живу, как будто бы на дне,

В колючем инее тоски.

А в белом сумрачном окне

Не пойманные мной стихи,

Летят внезапные, как снег —

От мыслей кругом голова…

Смешалось пенье, плач и смех,

И сны, и белая трава,

И чувства, что обречены,

Проклюнувшись на свет едва,

Сгореть в холодном серебре,

Быть заметёнными навек…

Пустые дни в календаре,

Мой долгий путь засыпал снег.

 

Андрей АДЯКОВ

 

REVERSUS

 

Мои карманы пусты.

Твое тело, под преломленным декабрьским лучом, переливается вишнёвым оттенком.

За дверью, жизнь кишит разнообразными эмоциями.

С моей куртки, стекает снежинка.

Почему ты не спишь?

У меня так мало времени, что бы любить тебя.

Ты напишешь об этом? Я не знаю…

Давай искать счастье!

Здесь?

Повсюду.

Но я счастлив.

А я… Это сложно.

Тебе нравится моя квартира?

Определенно.

Она не похожа на больничную палату?

Её выдает белый цвет.

Смотрю на людей, живущих на расстоянии, сотни вытянутых рук.

Ты не нравишься моим демонам.

Я и не должен им нравится.

Обнаженные парень и девушка

Разбрасывая брызги тёплой, предгрозовой воды, забегают в реку

Они слились с природой. Стали единым целом.

Мне пора домой.

Я знаю.

В моих карманах, лежат маленькие плитки шоколада.

Замок щёлкнул.

Началось движение назад.

 

Анастасия ЧЕРНОВА

 

Заяц Серое ухо Сафьяновый сапожок

 

Жил был заяц. Обычный-то обычный, серый, длинноухий и быстролапый, но дивно воспитанный, с начатками книжной мудрости. Случилось это так. Совсем в юном возрасте заяц попал в княжеский терем. Он толком не мог бы объяснить, как это случилось, только открыл утром глаза, а вокруг – гряда капусты, чищенная морковка, дольки репы и прочие яства. Возрадовавшись, заяц тут же принялся все это уминать, и так увлекся, что не сразу заметил, что находится… в клетке. И только лишь когда куснул вместо ботвы прут решетки, очухался. Ох! Ах! Началась у зайца паника. Да как же так, за что, почему… где лес, где прочие зайчата… Хочу нестись по полю, хочу дрожать под кустиком, прыгать по кочкам… и много чего хочу. Я все-таки серьёзный заяц, эй, послушайте…

На него смотрели две маленькие девочки-отроковицы. Кажется, они не представляли всей глубины постигшего несчастья. Одна из них важно принялась толковать другой, что, мол «зайчик сей привезен тятей для услады и веселия, зовут его Серое ухо», а другая засмеялась и протолкнула в клетку прут с привязанной алой ленточкой. Заяц чуть в обморок не упал.

Зато вечером первая девочка, она же оказалась хозяйкой, пришла с книгой и, усевшись на скамеечку, принялась читать. Обложка книги была обтянута бархатной темно-синей тканью и обшита разноцветными камушками, а внутри находились мудрые слова и затейливые изображения. Сюжет книги заяц не понял, но ему понравилось. Так тоже бывает. Заодно девочка рассказала ему про устройство мира, о том, что есть красное солнце и звезды, что ночью наступает тьма и выходят из нор хищные звери. Человек спешит на дело свое утром, когда звери улягутся в норах. И многое другое рассказала девочка так, что заяц поумнел невероятно.

– Серое ухо, – промолвила однажды хозяйка, – ты очень внимательный слушатель. Скажи, чего тебе желается? Есть ли причуда заветная? Я бы вот хотела, чтобы батюшка мне в саду беседку сделал. И чтобы в пруду белые лебеди плавали. Еще, чтобы он облако с неба своротил и соткал бы мне корабль малый… — она собиралась говорить еще долго, но тут заяц, набравшись смелости, прервал искусно:

– Вот что скажу, красна девица. На свободу хочу! И жить в своем тереме. За расписными ставенками.

От неожиданности хозяйка замолчала. Только смотрит, рот раскрыв.

– Ну да, – разволновался заяц, – непременно терем должен быть красив, абы какой мне не нужен.

Затем, совладав с волнением, девочка сбегала за ключиком и отворила дверцу клетки.

– Пусть будет так, – сказала она, хотя, конечно, скучать я буду…

Ну а поскольку отдельных свободных хором у девочки не было, она подарила зайцу вместо терема свои сафьяновые сапожки.

***

Заяц Серое ухо, красуясь, шел по улице Рязани в прекрасных, мягких и быстроходных, сафьяновых сапожках. Конечно, сапожки – это не терем. Но все равно чудесно.

Неожиданно из-за ворот выскочил пес и, пригнувшись к земле, грозно рыкнул.

Заяц так перепугался, что рванул на другой конец мира, не чуя лап. Только в Индии остановился, тогда и обнаружил, что один сапожок слетел и потерялся. Заплакал заяц и пошел искать. Бродил-бродил по всему свету, смотрел по сторонам – нет нигде. Исчез сапожок.

– Что за несчастья, – возопил горестно заяц, вернувшись в родной посад, – одно за другим… такова юдоль живущих… Не подарили мне терем, выдали сапожки. Так и те… так и те… потерялись… увы мне, увы.

Эти вопли услышал купец Садко, который в то время путь держал из морского царства к себе домой, в Великий Новгород, а в Рязань заехал из любознательности. Разузнав в чем причина несчастья, а также уверившись, что заяц, действительно, смышлен необычайно, повелел Садко выстроить на краю города терем. Изящный, с башенками, с резными ставенками. С винтовыми лестницами и балконами, с деревянными петушком на крыше.

И не было во всем городе здания краше. В нем заяц и поселился. И звали его с тех пор уважительно, «Сафьяновый сапожок», и никак иначе.

***

Говорят, счастье с несчастьем на одного телеге ездят. Так и случилось. Вспыхнул летом пожар, и сгорело вся Рязань, до самого Кремля. Черный дым несколько дней над городом стоял. А как рассеялся, увидел Сафьяновый сапожок, что и теремка-то больше нет. Так, какие-то обугленные палки торчат да пепел, оседая, над землей кружит.

Расстроился заяц пуще прежнего. Свет белый стал не мил.

– Это что же такое… – возопил, — одно несчастье за другим. Сначала мне вместо терема сапожки подарили, да и те потерялись. Горе мне, горе. Потом один купец добрейший теремок построил. Но и тот сгорел. О несчастье, о тяжкая юдоль живущих… Звери в берлогах, и те – счастливее…

Так, стеная, решил заяц из города обратно в лес на жительство перебраться. Там, чай, поспокойнее. Собрал вещи и поплелся, перекинув палку с узелком через плечо. Да вещей-то особо и не было. Один сапожок лежал в узелке, полтина и пустой горшок, в котором можно было бы кашу варить, коли бы нашлась такая умелица.

Но звери то не знали. Лиса, медведь и волк собрались совет держать, как зайца побыстрей оприходовать да богатством его завладеть. У каждого была своя задумка. Лиса хотела войти в доверие, действовать льстиво, тонко и вежливо. Волк предлагал по-быстрому взмахом лапы – сразу серого угрохать, а там уж и с богатством разобраться, кому, что и в каких количествах причитается. Вот это медведя-то и не устраивало. Он, напротив, считал, что сначала необходимо сокровища зайца разделить, это главное, чтобы честно все было, по справедливости, кто крупнее – тому и больше положено, а что затем с самим владельцем делать – вопрос вторичный. Чуть было звери не переругались, а тут и заяц уже подошел.

– Здрасти, вот и я. Мне, пожалуйста, самую теплую норку. Я вам не просто так Серое ухо. Зовут меня Сафьяновый сапожок. И судьба моя, значит, весьма удивительна…

Судьба? – приподняла в улыбке нос лиса, – а расскажи подробнее, дорогой. Не обессудь, мы ведь звери простые, темные…

– Сейчас будет еще удивительней, – начал было волк, нащупывая на поясе ножик.

Но медведь так грозно зырнул на него, что волк унялся, сдержал порыв.

– О, не сомневаюсь, – воскликнул заяц, – сейчас вы все узнаете…

Затем вскочил на трухлявый пень и принялся живописать. Обо всем по порядку. Как сначала он в княжеской семье жил, мудрости набирался. Как подарила ему отроковица сафьяновые сапожки, а купец Садко теремок построил. За одно растолковал заяц и принципы устройства мира, и хронику Георгия Амартола процитировал.

Потрясенно звери внимали. Крокодил, если бы оказался здесь – и то, прослезился бы. Но крокодилы в Русских лесах не водились.

– Какова история, – наконец, молвила лиса, – и плетение словес, и порханье фраз. Изяществом ума всех покорил. Вот что значит пень, старый пень.

– Что, лисонька, пень? – спросил медведь.

– Как что. Священный. Кто на него взберется, такую мудрость обретает, что…

– Пень требует жертвы, – мрачно возгласил волк, – не то всем нам не сдобровать. Слыханное ли дело, нахальство такое! На пень взгромоздился. Своими лапами его топтал. А мы вокруг пня хороводы водим, поклоняемся…

– Ну, делать нечего, — вздохнула лиса, – придется, Сафьяновый лапоть, в жертву тебя принести. Разгневанное божество задобрить…

«Никакой я не лапоть, я сапожек!» – не успел заяц пискнуть, как звери его обступили, единым кольцом придвинулись.

Тут бы и конец ему пришел. Да только сорока в этот момент подлетела, схватила узелок и к дальним соснам распаковывать да изучать понесла.

– Стооой! – закричали звери, развернувшись, – верни сокровища.

Ну а заяц время не терял; подскочив, из лесу помчался. Как в город прибыл не знает. В одно мгновение ока. А вскоре построил себе новый домик. Теперь – не терем, простую избушку. Зато грядки перед окном вскопал, кусты смородины насадил. Самовар поставил, девочку и купца Садко, а также всех друзей в гости пригласил. И жил с тех пор счастливо.

 

Анатолий СОРОКИН

Дождь по чешуйчатой брусчатке

Шагает, свой ускорив спуск.

Блаженный там играет в прятки,

Поёт на ухо Златоуст.

Смешались городские краски.

Луна – настойка на меду.

Я в небе пасмурном и вязком

Глазами щупаю звезду.

Но та, звезда, ещё далече,

А та, что ближе, в пять лучей

Горит на башне. Гаснут свечи

Над маковками москвичей.

 

Луна – настойка на меду.

Я в небе пасмурном и вязком

Глазами щупаю звезду.

***

Снег растаял и свернулись лужи,

Словно бабушкин малиновый кисель.

С приближением поста мой слог простужен

И покоится за тридевять земель,

Там где берега в кисельной неге

Омываются молочною рекой,

Где ни слова о почившем снеге,

Что струится новою строкой.

 ***

А день догорал, разорванный в клочья.
На небе курились кадильницы ночи
И пепельным снегом укутавшись ели,
Стояли как прялки в лохмотьях куделей.
А в окна его опустевшего дома
Стучался снег ночью картавой вороной.
Но он не открыл и не вышел во двор.
Кружил шестикрыл, но ему всё равно.
А солнце с утра — красногрудый снегирь,
Раскрывши уста, распевает псалтирь.
Дверные челюсти срываются с петель.
Шагает в дом мартовские ветер.

 

Людмила СЕМЕНОВА

 
Письмо к мужу.

Всё сегодня залито солнечным светом. И этот теплый свет освящает и тебя,
самого близкого мне человека. У меня ликует душа. Большего
счастья быть не может. Так хорошо только в Раю. И этой радостью любви к
тебе я делюсь со всеми. Я подбрасываю Севку и кружу, потому что чувства
переполняют меня, я ласкаю котенка, и он золотом шерстки напоминает мне
солнечный луч, который греет и тебя, я рисую на пыльном стекле машины
твое имя, и через прозрачность букв смотрю на улицу, на мир, я улыбаюсь
дворникам, и они в ответ улыбаются мне, и их метла начинает даже
приплясывать на асфальте. Вдруг я осознаю: эту радость любви я пронесу
через всю жизнь, потому что невозможно по-другому, когда мы будем рука
об руку идти по жизни.
Вздрагивают от ветра деревья, шелестят листья, мне хочется поцеловать каждый листочек. Я делюсь своим чувством с деревьями, потому что у нашей любви общая природа. Пусть расцелованные мной листочки передадут эхом:  “Я тебя люблю”.  Тебе надо
только прислушаться, и ты услышишь меня. Деревья живут долго, весной из
почек рождаются новые листья, которым уже передано знание нашей любви.
Значит наша любовь вечная. Весной я встретила тебя. Каждой весной мои
чувства вместе с природой будут обновляться, я буду дарить тебе радость
новых открытий.
Отче наш, иже еси на небеси, да светится имя Твое, да приидет царствие
Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…
Дорога почти пустынна. На секунду закрываю глаза –
я в полете. Я лечу мимо деревьев, и они кланяются мне. Я взлетаю на
горку, машина уже не кряхтит. Она подпрыгивает и издает победный клич. Я
вижу, как она серой ласточкой, плывет среди других машин. Но полет ее
ровнее и увереннее. Потому что рядом с ней обласканная, счастливая женщина. Внутри меня тоже все парит и благоухает. Как в
сказке: стремительнее всех – мысль. Мои мысли опередят все твои страхи,
они согреют тебя, приблизят ко мне, внушат уверенность в любви и верности. Ты подарил мне ощущение полета. Этим ты приблизил меня к
Ангелам. Теперь я буду приближаться к ним и по духу. Чистотой помыслов,
твердостью убеждений, стремлением к праведной жизни.
   Во дворе на асфальте – стайка голубей. Они не боятся меня и машины,
не рассыпаются, не взмывают вверх. Я вынуждена остановиться и выйти,
чтобы освободить себе пространство. Они чувствуют, что я тоже умею
летать, вот и принимают за свою.
   Купи кулек семечек, покорми птиц и может у какой-то из них достанет
сил долететь до меня. Я почти ощущаю ладонями трепетность этой посланницы-птицы. И
слышу удары твоего сердца – толчок, потом затихающий звук-шепот. Может
быть, это звучит моя нежность к тебе. Думаю, что если прижаться грудью к
твоей груди, то мы услышим, как наши сердца запоют. В Троицком соборе в
Лавре у меня громко стучало сердце в такт пению на клиросе.
   Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наши, яко же и
мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас
от лукавого. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

 

Анатолий СОРОКИН

Пророчица Анна, святой Симеон,
Мария, Младенец (всё сходится в Нём)
В тот день, когда Ветхий и Новый Завет
Под сводами храма сошлись. Божий свет
Пролился на снежные горы вокруг,
Где ветер февральский, уставший от вьюг,
Кружил, словно птица, над куполом храма…
Святой Симеон и пророчица Анна
Под тяжестью неба прославили Бога.
И миру открылась иная дорога,
Ведущая к свету, сквозь бурю и тьму.
И в этой дороге есть место Ему,
Открывшему небо во Сретении новом.
Исполнилось правдой реченное Слово,
Что в мире струится от века до века,
Что стало спасением для человека.

Андрей АДЯКОВ

ОДНА

Запомни момент, отторжения плоти
Потухшего взора, разбитых зеркал
Пока подбирал подходящие мысли
Твой разум в сомнениях, где-то блуждал
Безмолвие криком, истошным нарушив
Средь белого дня, ощутишь, смысла нет
Потом ты поймешь, плакать больше не можешь
И сдашь на вокзале, свой в счастье, билет
А жизнь потечёт, по привычному руслу
Лист месяца, с днём, отрывать успевай
В окно наблюдать, за капризной погодой
Порой вместо кофе, любить терпкий чай
Сквозь годы, борясь, сердце станет, как камень
Портрет твой покроется, мрачностью дней
Одна в пустоте, что однажды придавит
Взгляни, чудный мир, стал могилой твоей

 

Людмила СЕМЕНОВА

Поэт Василий Иванович Казанцев ушел от нас 2 февраля 2021 года в своей квартире в подмосковном Реутове. Последнее время, ослабленный болезнью, он практически не вставал. По словам литературоведа, Ольги Блюминой, навещавшей его в эти дни, держался он мужественно. При сильных приступах болезни – лишь молча сжимал железные перекладины кровати. Почти ничего не ел. Когда Ольга, обеспокоенная его физической слабостью, принесла детское питание, он с благодарностью принял и съел несколько ложек протертого пюре.

С Василием Ивановичем я познакомилась в июле 2017 года в Доме писателей в Голицыне. Он умел внимательно слушать, неторопливо и внятно отвечать на вопросы. Много говорил о своей малой родине. Деревня Таскино Томской области исчезла в 60-ые годы прошлого века, но в районном центре Подгорное хранят память поэта. В том же 2017 году в районной библиотеке состоялся вечер, посвященный поэту-земляку, по итогам которого был создан, по словам В.И.Казанцева «хороший теплый фильм». Стихи Василия Ивановича декламировали одноклассники и одногрупники по техникуму.
В литературе Василий Казанцев высоко ценил человеческую скромность Тютчева. Федор Тютчев умел ярко говорить в гостиных, но стихотворения свои публично не читал, потому что полагал — читатель сам способен заметить, найти, почувствовать поэзию.

Со светлой печалью и глубокой любовью вспоминал Казанцев детство,  речку Чаю, воды которой омывали берега родной деревеньки. У поэта есть замечательное стихотворение об этой реке, на родине давно переложенное  на песню. Я попросила прочесть. Василий Иванович деликатно отказался: «Мне бы хотелось, чтобы эти строки звучали в устах молодого поэта!»
Вадим Кожинов охарактеризовал Василия Казанцева «поэтом тихой философской лирики» в противовес громкой общественной публичности тогдашних шестидесятников.
Стихотворение о реке я запомнила, но прочесть его поэту при жизни не успела. Его стихи мы — Алексей Полубота, Татьяна Бурдакова, Ольга Блюмина, читали в день похорон 5 февраля на Дятловском кладбище. Поэт в гробу был величественно красив – черты лица разгладились, и он будто прислушивался к звучанию стихов в морозном сгустившемся воздухе. Тем летом 2017 года в Голицыно поэт с живостью рассказывал, как любит прогулки в морозные, солнечные «пушкинские» деньки. В такой же ясный день мы и проводили его в последний путь в Вечность, о которой поэт прозрел в бессмертных стихах еще при жизни.

 

Читайте также: