ЮРИЙ САВЧЕНКО. СЛОВО О КУРДАКОВЕ

К 80-летию со дня рождения выдающегося поэта Евгения Васильевича Курдакова  

Курдаков являлся фигурой магически притягательной для всех, кто был искренен в своём отношении к творчеству, да и к жизни вообще. Это касается не только именно творческих людей. Его сердечное внимание к любому человеку вытягивало навстречу такие чувства, мысли и слова, которые порою человек этот и не ожидал в себе открыть. Курдаков рождал в нём творческий импульс – простыми вопросами, глубиной, иногда парадоксальными суждениями по любому предмету беседы.

     Но он был и нетерпим внутренне к малейшей фальши, скрытым в людях пружинам психологического «карьеризма», к желаниям пользоваться как своими плодами чужого труда или к склонностям пускать пыль в глаза,

                                Чтоб напустить значительности дымку,

                                Пока ещё безвредно и несмело,

                                Листом бумаги, вправленным в машинку,

                                Наивно выдаваемым за дело.., –

ко всему тому, что человек, понимающий, что такое искренность, всегда может заметить и в себе, как умел это делать и Курдаков, по большей части сдержанный во внешних, публичных оценках,

                                Чтоб в непрошенной правде скупой

                                И своё не узреть пораженье…

     Его очень любила молодёжь – и это понятно: природная чистота помыслов и ещё не обманутая искренность искали в нём своего открывателя, защитника, опору – не только в творчестве, но вообще в жизни, полной соблазнов и несправедливостей. Он был душой, понимающей душой. Именно в этом её всепонимании нужно искать корни расцвета поэтического дара у всех участников курдаковских «посиделок» в Усть-Каменогорске конца 80-х, а не только в преподанных им основах техники истинного отношения к слову, к стихосложению. Это его качество привлекало и студентов Новгородского университета. Он был широк в своей талантливости, одинаково серьёзно и глубоко знал и любил работу флориста, резчика по дереву, учил и этому своих студентов. Вышедшими из-под его резца полотнами,иконами ныне украшены интерьеры университета Ярослава Мудрого.

     Он жил полной жизнью, он не боялся совершать ошибки и, главное, не боялся их признавать. Жизнь всегда провоцирует, испытывает, заставляет отдаваться «смутным влечениям», вводящим в противоречия, в пресловутую тоску. Но всё это было переплавлено Курдаковым в прекрасные, во всех смыслах гармоничные, живые русские стихи, пусть даже и являвшиеся для него порою бегством, отвлечением от этой тоски.

                                  Да, унынье – грех, но всё же

                                  Не греховней этой тьмы…

Курдаков всегда был русским человеком и поэтом. Не подчёркнуто русским, а глубоко, интимно русским. Именно поэтому не мог до конца принять поэзию многих признанных, в чём-то, по его ощущению, разменявших высокое звание русского поэта как носителя Божьего Слова, в чём-то разбавивших его «отсебятиной», изысками, этическими небрежностями, личными обидами, пристрастиями, подчёркнутым диссидентством, конъюнктурой (Пастернак, Бродский, Евтушенко…). Уж лучше быть свободным от общества, чем приспосабливаться к сомнительному в нём или мстить.

                                  Потому никогда ни в обузу, ни в жалость

                                  Мне не будет судьба и отчизна в судьбе, –

                                  И какое бы зло в нашу жизнь ни вмешалось,

                                  Оно собственным злом захлебнётся в себе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Читайте также: